Пристрелю его!
Помолчи немного. Посиди чуть‑чуть, подумай, вникни. Человеческая жизнь равноценна нескольким часам работы среди киношных декораций.
Пако машет рукой.
– Это просто смертельная ловушка, мать ее! – кричит он по‑испански.
– Точно.
– Под ногами трещит. Ты видела, лед трескается?
– Видела.
Снова обращаюсь к Джеку:
– Ну ладно. Расскажи, как все было в ту ночь.
Он закрывает глаза, качает головой. Пот льет с него ручьями.
– Говори.
– Не могу, – признается он.
– Почему?
– Если я скажу, ты меня убьешь. Ты говоришь, не убьешь, но, по‑моему, убьешь.
– Раскрой глаза! Посмотри на меня. Посмотри!
Он выполняет мою просьбу, встречает мой взгляд. В нем нет красного тумана, темного безумия Сантьяго‑де‑Куба, Нью‑Мексико, всех прочих страшных мест. В моих глазах лишь то, что я действительно сейчас чувствую. Спокойствие. Усталость.
– Ты понимаешь, нет? Ты, мать твою, доверять мне должен, я не собираюсь убивать тебя. Ни сейчас, ни потом.
– Ладно, – выдавливает он. Пытается улыбнуться, но ничего не выходит, и он часто моргает.
– А теперь говори, только быстро, пока Пако не подошел.
– У меня выдался тяжелый год. Должны были дать премию «Независимый дух» – не дали. Меня никогда в жизни не номинировали на серьезные награды, я никогда ничего стоящего не завоевывал. Но в тот вечер у меня была твердая уверенность, что получу. И премию, мою премию, отдали этому ублюдку Джереми Пивену, который без конца получает какие‑нибудь награды! Потом я упустил две‑три крупные роли и должен был начать сниматься в фильме «Орудийный металл», агент говорил, будто роль уже у меня в кармане, и тут эти сволочи отдают ее кому‑то другому!..
– Давай про аварию.
– Я потерял роль. Но не нажрался же до поросячьего визга, как это бывало, когда мне было чуть за двадцать. Подошел к делу с холодной головой. Пол был здесь. Я полетел в Вейль чартерным рейсом. Поехал в город. Ну, пропустить стаканчик, не больше. Но меня часто узнают, там оказались какие‑то ребята, они стали меня угощать. Сам я ни за что не платил. За весь день сам не купил выпивки ни разу. Ни капли.
– И сколько они тебе поставили?
– Не знаю. Пару кружек пива. Я не был пьян. Я ведь ходил в группу «Анонимных алкоголиков». Раньше у меня бывали неприятности из‑за спиртного. Это же не попойка была, а так, несколько кружек пива. И не знаю, то ли это высота над уровнем моря, то ли еще что – я ведь всю неделю провел в Лос‑Анджелесе…
– И что дальше?
– Еду домой, кажется, все идет нормально, подъезжаю к холму, и тут этот тип откуда ни возьмись рядом с машиной – и раз!.. Понимаешь, наверно, я его сбил, но точно не могу сказать. Смотрю в зеркало заднего вида – никого. Не знаю, что и думать. Останавливаюсь, смотрю назад – опять никого. Я устал, а тут еще перепад давления сказывался и все такое. Короче, я решил, что он мне привиделся или что‑то в этом роде.
– У вас там все нормально? – кричит Пако, хотя находится всего в каких‑то двадцати метрах от нас.
Смотрю на Джека.
– Давай быстрее, – тороплю его шепотом.
– Ладно. И вот приезжаю я домой и укладываюсь спать. На следующий день ничего такого не помню, только вот вмятина на машине. Ну, машину я, естественно, – в автосервис, и в тот же день, но уже позже находят мекс… гм… твоего отца, я хотел сказать. Рассказал все Полу, он начал заниматься этим делом. Отвозит частным чартерным рейсом в Лос‑Анджелес, устраивает в тот реабилитационный центр и дает утечку, что я там провел три дня, иными словами вообще не уезжал тогда из Лос‑Анджелеса.