Сажусь рядом с ним на лед, беру его голову в ладони, поворачиваю лицом к себе:
– Слушай, Джек, это мой друг Пако, он идет сюда. Этого парня только пусти убивать! Говорит, мальчишкой он будто бы воевал в Никарагуа на стороне сандинистов. И смотри, как хорошо он стреляет из винтовки! Я, кажется, начинаю верить его рассказам.
– Подожди минутку, я не собираюсь…
– Заткнись. Это важно. Пако подойдет сюда и скажет: «Никаких свидетелей. Этот нам тоже не нужен. Мне плевать, что он звезда. Все остальные в озере. Надо нам позаботиться о себе».
– Ты что это делаешь? – кричит Пако.
Я поворачиваюсь в его сторону. Он приближается на рекордной скорости задумчивой черепахи – лед его пугает. У нас с Джеком осталось не больше пяти минут.
Черт! Не так я все это себе представляла. Получился совсем не такой суд, какой рисовало мое воображение, где я рассказала бы о своем безмятежном детстве. Убийца отца должен был понять, кого и что я потеряла из‑за его пьяной неосторожности. Все наспех. Повсюду кровь. Работа дилетанта.
– Это был ты, Джек, ты вел машину, ты был пьян. Ты сбил моего отца на Олд‑Боулдер‑роуд. Ты убил его.
– Я не понимаю, о чем ты, – чуть не плачет Джек.
– Не лги мне.
– Я не лгу. Пожалуйста, не убивай меня! – захлебывается Джек, и слезы чертят дорожки на его щеках.
Такого ответственного кастинга у него еще не было.
– Да не собираюсь я тебя убивать, Джек. Меня уже воротит от всего этого…
Он смотрит на меня с отчаянной надеждой в глазах. Неужели то, что он слышит, – правда? Неужели я действительно оставлю его в живых? К щекам приливает кровь. Мокрый, вонючий – как есть кинозвезда!..
– Мне от тебя нужно только одно, – говорю я.
– Что?!
– Правду, Джек. Мне нужно узнать, что произошло в ту ночь. В ночь, когда ты сбил мексиканца, а Юкилис, покрывая тебя, врал, что ты несколько дней находился в Малибу.
– Я не был там, я не знаю…
– Смотри, смотри вон туда, это Пако. Он идет сюда. Я не собираюсь тебя убивать, но он будет настаивать на твоей смерти. И только я смогу убедить его в том, что тебя убивать не надо. Ты понимаешь меня, въезжаешь?
– Въезжаю.
– Юкилис мне все рассказал. Теперь я хочу услышать суть событий в твоем изложении. И быстро.
– К‑кто ты?
– Я дочь сбитого мексиканца. Безымянного мексиканца, которого ты убил и за смерть которого, как решил твой менеджер, стоит выложить пятьдесят тысяч долларов. Пятьдесят тысяч баксов. Сколько ты получаешь за фильм?
– По‑разному, иногда мне платят по расценкам…
– Сколько?
Его начинает трясти.
– За свой последний я получил два миллиона. За роль третьего плана.
– Два миллиона долларов.
– Разумеется, не все забираю я сам. Свою долю получает агент, менеджер, потом налоги. Так что после всех выплат…
– А жизнь моего отца обошлась в жалкие пятьдесят косых.
В Гаване за пятьдесят тысяч можно откупиться от обвинения в убийстве. За десять тысяч можно стать армейским генералом. Но пятьдесят тысяч в Америке казались мне оскорблением.
– Сколько дней ты был занят на съемках последнего фильма? – интересуюсь я.
Он качает головой:
– Не знаю, я не…
– Ну не тяни! Говори, как было.
– Пять недель, так я думаю.
– То есть заработать на жизнь моего отца ты сумел бы за один рабочий день.
– Ты же понимаешь, то, что я говорил прежде…
Я взвожу курок. Пристрелю его!
Помолчи немного.