– Не двигайся.
Осторожно обходя трещины, подхожу к Бригсу. Вокруг него трескается лед. Кровь и вода, вода и кровь.
Становлюсь возле него на колени, и наши глаза встречаются.
Ну, добился своего? Нашел ответы, которые так хотел получить?
Я – не нашла. Гектор говорит, смысл жизни заключается в поисках ответа на вопрос: «В чем смысл жизни?» Но то Гектор…
Бригс не сводит с меня глаз.
– Спаси… – хрипит он.
Я осматриваю его рану. Если сейчас же доставить в больницу, какой‑то, пусть и ничтожный, шанс выжить у него есть.
Однако я качаю головой.
– Почему?.. – ловя воздух, спрашивает он.
И правда, почему?
Не могу рассказать тебе о картах таро, или «Книге перемен», или что послана я нашей лунной Царицей. Но кое‑что я должна тебе сказать. Я должна сказать тебе это, потому что прежде, чем минутная стрелка часов совершит полный круг, благодаря мне произойдет твое преображение.
Тебе, я полагаю, это обошлось в пятьдесят тысяч.
– Пятьдесят косых. Столько стоил мертвый мексиканец.
Он напряженно думает, но явно не понимает.
– Столько стоила жизнь моего отца, ты купил ее по дешевке, – объясняю я.
Он кивает.
У него дух захватило от сладости смерти. Лицо побелело, глаза налились кровью. В волосах застряли осколки льда.
– Есть у тебя Бог, с которым ты советуешься? – спрашиваю я.
– Нет, нет, подожди, – лопочет он, но слова больше похожи на бульканье, словно он горло полощет.
– Прими свой покой.
Бригс хватает меня за руку своей окровавленной ладонью. Я вырываюсь, делаю шаг назад и поднимаю отцовский пистолет. Это – не возмездие. Я не вправе воздать за отца. И все‑таки я помогу тебе уйти из этой юдоли скорби.
– Нет, подожди, мы можем догово…
Свинец преодолевает разделяющее нас пространство, разрывает кожу, проходит через кость и оставляет в черепе отверстие размером с детский кулак.
Он обводит бессмысленным взором залитый кровью лед и, мертвый, валится на спину.
Джек поднимает руки над головой.
Он плачет.
– Не стреляй!.. Пожалуйста… – обливаясь слезами, молит он. – Я так виноват, о господи, я так виноват! Что бы я ни сделал, я так виноват! – Лицо Джека искажено непритворной гримасой страдания. – О господи, пожалуйста, не надо, пожалуйста…
– Ни одна роль еще тебе так не удавалась, Джек, – хвалю я.
– Я не играю, я действительно искренне раскаиваюсь.
– В чем?
– В том, из‑за чего ты так рассердилась, – говорит он. Губы кривятся. Из горла вырывается кудахтанье. Сопли, слюни.
Вокруг меня висит стойкий запах смерти, он и во мне, от него тошнит. У самого берега я замечаю Пако в черном пальто, в руках у него карабин Эстебана. Он машет рукой. Машу в ответ.
Пако что‑то кричит, но я не разбираю слов.
– Не слышу!
– Я говорю, – кричит он, – я спас твою кубинскую задницу!
Он осторожно движется к нам по льду. Так медленно, что при иных обстоятельствах было бы смешно. Наверно, у них в Никарагуа нечасто встречаются замерзшие озера…
– О господи, ты меня убьешь, я умру! – причитает Джек.
Вдруг он наклоняется и выкладывает на лед то, что осталось у него в желудке от кулинарных изысков, съеденных на вечеринке в доме Тома Круза.
– Я не собираюсь тебя убивать.
– Ты меня убьешь. Убьешь, как и остальных. Я погибну… Больше ничего не увижу… Я ведь даже не знаю, где мы, не знаю, где мы!
– В Вайоминге.
Сажусь рядом с ним на лед, беру его голову в ладони, поворачиваю лицом к себе:
– Слушай, Джек, это мой друг Пако, он идет сюда.