Вот и хорошо! Отдохните немного.
Проявив непростительную слабость, редактор склоняется над стихами Кутейкина. Читая, он поначалу пытается подавить зевоту. Но затем, махнув рукой чего уж там церемониться не сдерживает себя. Таким образом он недвусмысленно рецензирует поэму.
Но Кутейкина не проведешь наивными уловками. Он развалился на стуле, словно в окружении телекамер, и ожидает эффекта, который произведет поэма на бездарного редакторишку.
Сергей Анатольевич тоскливо изучает рукопись. На бумаге почему-то помимо его воли возникает круглое лицо Кутейкина. Неожиданно это лицо, ни с того ни с сего, обзаводится усами. Затем на ненавистной лысине вырастает мерлушковая папаха, наискось перечеркнутая красной лентой. Вот те на! Так это ведь Чапаев! Легендарный комбриг бросается с кручи в кипящий бурунами Урал Несколько метких белогвардейских очередей и на успокоенной водной глади одиноко колышется непотопляемая папаха. Да нет же! Это шапка треклятого Кутейкина!
Редактору бы в эту минуту упасть на колени. Ему бы за неимением иконы, обратить свой молитвенный взор хотя бы на грамоту облисполкома, прикнопленную к стене, и покаянно воскликнуть: «Да! Грешен я, господи Иисусе! Грешен, что когда-то тиснул в газете стишок Кутейкина. Нет мне за это прощенья ни в земной, ни в загробной жизни!» Затем бы Сергею Анатольевичу пружинисто вскочить на ноги и крикнуть: «Стража! Вышибить вон этого графомана! Чтоб и духу его тут не было!»
Но в редакции не предусмотрена стража. Нет даже обыкновенного вышибалы, какие жируют в ресторанах, а ведь здесь они ох как необходимы.
Беда редактора в том, что он, как человек воспитанный, и тем более, при должности, не может сказать человеку все, что о нем думает. Вместо гневной тирады Сергей Анатольевич малодушно бормочет:
Занятно, занятно свеженький оборотец Но, видите ли, Степан Сидорович, ваша работа малость великовата для нашего издания.
Ничего страшного, мгновенно решает пустяшное затруднение Кутейкин, печатайте с продолжением.
Редактор вертит головой, словно пес, угодивший в ошейник.
Степан Сидорович, вы же отлично знаете наше экономическое положение. Мы сейчас не имеем возможности выплачивать авторские гонорары. (Вот вам и хваленая воспитанность вкупе с образованием редактор беззастенчиво врет!) Он готов заплатить Кутейкину с коэффициентом. Заплатить даже за неопубликованное, лишь бы тот больше никогда не переступал порог редакции.
Редактор вертит головой, словно пес, угодивший в ошейник.
Степан Сидорович, вы же отлично знаете наше экономическое положение. Мы сейчас не имеем возможности выплачивать авторские гонорары. (Вот вам и хваленая воспитанность вкупе с образованием редактор беззастенчиво врет!) Он готов заплатить Кутейкину с коэффициентом. Заплатить даже за неопубликованное, лишь бы тот больше никогда не переступал порог редакции.
И вот, посмотрите, что вы написали, продолжает Сергей Крутов:
«Я стоял в сквозняке,
словно перст у окна,
На востоке всходил
Округленный пожар».
Где тут рифма? спрашивает редактор.
Кутейкин даже опешил от удивления.
Как?! Вы не слышите это полнозвучное «а»?
Поэт пожимает плечами, потрясенный отсутствием слуха, точнее полной профессиональной непригодностью газетчика. Но, заметив, что редактор багровеет и набирает в легкие воздуха, Кутейкин идет на попятную:
Ну, хорошо. Не нравится рифма будем считать стихи белыми. И Пушкин ими баловался, и Державин
Редактор разъярен. Ему бы крикнуть: «Мартовские коты подсказали тебе эти стихи, а не Пушкин!» Но приходится держать себя в рамках. Он бросает умоляющий взгляд на Полунникова. Тот, поняв шефа без слов, покидает кабинет. Через минуту на столе у Сергея Крутова звонит телефон.
Что?! Заседание исполкома? Без меня не начинают?! Да что ж это такое!!!
Возмущению редактора нет предела. Он в сердцах бросает трубку и жалуется Кутейкину:
Вот так всегда! Только соберешься поработать Извините, Степан Сидорович. Не-мо-гу! Схватив папку, редактор кидает в нее ручку и уже в дверях добавляет. Степан Сидорович, вы поэмку оставьте, мы подберем для нее подходящее местечко.
Выскочив в коридор, Сергей Анатольевич ныряет в корректорскую и подносит палец к губам:
Сапожник
Корректор, не отрываясь от работы, кивает. Он в газетном деле давно работал в нескольких редакциях. По этой причине корректор не только безошибочно выбрасывает из материала все самое интересное, но и понимает начальство с полуслова.
Минут через десять редактор выглядывает в коридор. Убедившись в безопасности, он приосанивается, одергивает пиджак и с наигранной беспечностью возвращается в кабинет.
Но свято место пусто не бывает!
На стуле, где только что восседал Кутейкин, Сергея Крутова поджидает новый посетитель. Согнувшись, словно в приступе аппендицита, гость внимательно изучает половицу с невысохшей лужей от ботинок Кутейкина. Голова с круглым ежиком волос напоминает ядро, готовое протаранить любую преграду.
Хозяин кабинета подпускает на лицо гостеприимную улыбку. Заметив ее, посетитель в ответ тоже радостно расцветает и, поднимаясь со стула, представляется:
Здравствуйте! Не признали? Валентин Кулебяка Да-да! Тот самый маньяк и убийца, о котором вы сообщили в прошлом номере....