Лабиринт
Устав однажды бояться входить в московский подъезд, где лифт по причине новизны дома не работал никогда, втаскивать коляску с малышом, сумки с продуктами и прочими необходимостями на одинадцатый этаж, держа наготове газовый балончик и заглядывать за углы, прежде чем повернуть к собственной квартире, лицезреть крыс, шарящих по помойке вблизи от детской площадки с грязным песком, тысячами подданных Китая, оккупировавших дома и общежития района, прибывших в целях открытия бизнеса под названиями «китайский рынок, магазин», Лейла начала поиски покупателей на все, имеющееся у нее и продаваемое, и одновременно изучая новые пристанища для нее и малыша.
Страны более развитые, чем она сама, привлекали ее мало излишней для ее финансов дороговизной жизни, слишком проверяемыми схемами ведения любого бизнеса, и больше всего непозволением покупки гражданами с паспортом красного цвета и названием «паспорт Российской Федерации» земли, дабы иметь возможность построить на ней свой тихий дом, вырастить в нем ребенка, жить и работать спокойно. Потребляя информацию о странах бывших поднадзорных союзом советским, пытаясь понять преемлемость бытия тамошнего для нее и для будущего ее сына, она остановила выбор на стране с языком, по трудности не уступающим китайскому, с более чем 40 буквами алфавита, но вполне неразвитую пока, а значит открывающую возможности для Лейлы на поприще деловом, и продающую руками меров деревенек земли, примыкающие непосредственно к границе страны сей с Австрией.
Улыбнувшись пролетавшим за окном машины деревьям, деревенькам, с полусонными людьми на остановках автобусов, Лейла в очередной раз подумала, как хорошо жить спокойно: мчаться по пустой дороге, не слышать воплей прочих водителей, быть спокойной за все, жить каждый день, каким он представился утром. И не важны были уже произносимые удивленно и напыщенно-надменно, одновременно, при каждом посещении, присыщенными неожиданно богатствами полными кошельками, друзьями московскими:
Как ты живешь в этой деревне?! Зачем покупать такие машины и было строить такой дом в подобной глухомани
Она рассмеялась: забыли друзья ее, сменившие уровни жизни, как три года назад, будучи еще людьми попроще и без счетов в зарубежных банках, приехав впервые в ее, только законченный, дом, восхищались пением птиц, спокойствием вокруг, но больше всего привычкой не закрывать двери и все оставлять на террасах, в саду, и с нескрываемой завистью тянули:
Хорошо тебе, выбралась, в раю живешь, и выскакивали уже поутру в сад, жадно вдыхая европейское утро..
Лейле завистливое нытье друзей, сменившееся пренебрежением, не доставляло чувств никаких: она была влюблена в свою новую жизнь, она уже говорила на языке финно-угорской группы, сын говорил на нем еще и без акцента, у нее были свои фирмы, свои доходы, своя счастливая, ни от кого не зависимая жизнь. Только одно заствляло ее слышать скрежетание собственной души: и сейчас, в одиночестве машины, она опять тоскливо подумала о том, что сегодня пятница, а значит, супермаркеты будут полны толстыми молодыми тетками с их стройными мужьями непонятного, но качественного несомненно производства клеем прилепленные к их округлостям телесным, шагающие нестройностями своими впереди прикленных особей пола мужеского, несущих катящих детей, которых в стране не принято иметь менее троих. Подобные картины начали мучать Лейлу на второй год прибывания в стране: ее раздражала эта неправдоподобная идиллия не следящих за собой мамзелей эпохи Возрождения и вполне по-человечески выглядящих мужчин, раздражало внешнее довольство последних, и видом, и тоном генеральш собственных, бесперебойно громкоголосящих куда, зачем и с какой скоростью существу под кличкой «муж» в данную секунду положено бежать, прихватив с собой сотворенные им же человеческие существа детского пола.
Это странное для Лейлы чувство, называемое остальными жителями планеты одиночеством, впервые укололо ее после двух пролетевших в секунду лет жизни в новой стране. И с того дня, она созерцала это незнакомое ей недомогание в душе своей ежедневно, не только по пятницам и в супермаркетах, но и приезжая за сыном в детский сад. Это было время дня, когда все успехи работы в минуту уничтожались видами счастливых пап, забирающих свои творения из детского заведения. Поначалу только тянувший слегка нервы факт, что за детьми приезжают, в основном, именно родители пола мужского, со временем заставил ее забегать в здание, и так же скороспешно уже с сыном удаляться: папы не хотели просто забирать детей, они вступали в длительные рассказы-беседы с воспитателями, на темы, чем занимаются и как играют их детки, после доставки домой, какие у них проблемы. Лейла, не видевшая подобной опеки отцов нигде и никогда и, тем более, не позволяющая себе и фантазии предположить, что мужчина может часами рассказывать и выслушивать истории воспитания детей, в итоге, стала не способна воспринимать все эти истории, идиллические улыбки, и уже год как задумывалась, все чаще, глядя на пустую подушку рядом по вечерам, что, возможно, она одинока.