Приближение к границе
с Несравнимостью
звенит полувыходом
из человечества,
как в «зоне смерти»
от 8 км на Эвересте.
Но обаяние предела
есть даже и в слишком
длинном и медленном,
как в падении капель
битума (9 с 1927 года)
в опыте на сверхвязкость.
Дополнить идолопоклонство Уолта Уитмена
перед людьми
пафосом их отсутствия: в размере
(микро- и макромир),
во времени (до и долго после людей),
во всех измерениях розы ветров Возможного.
Высунуться из теремочка человекоподобия
в урчащее Без Нас,
выдержать свист Соловья и цвет его
узнать-простить Вселенной её непознаваемость,
прилепиться к её расширению.
Ступить, трепеща, на Млечную Дорогу,
услышать эти только-снаружи
огненные звукознаки
Но есть ли надежда перед лицом фактов,
спущенных с цепи их незамечания?
Поймать себя в ловушку некомпетентности
и бежать.
По главному измерению,
его скрытой вертикальности.
Он был гусеницей в тесноте Клипы Нога
(помпезности),
и вот, с болью слева, отклеиваются
еще влажные крылья нежная душа Руах.
Цимцумы алеф и бет
на тропинке упоительного самоограничения:
от ига наслаждения к равенству
с его источником.
Высшая боль и сладость, это Akarat haRa
(осознание зла),
позволить себе этические решения,
по образу Его,
того, кто отделил свет от тьмы
на рассвете первого дня.
Бог прост как точка:
он не имеет ни частей, ни атрибутов
только вихрь Имен.
Мудрецы оцарапали Его непостижимость
толкованиями,
голосованиями миньянов,
магическими постулированиями,
гематрией, темурой и прилипанием к Нему.
Они создали-таки трогательное знание о Нем,
Его привычках, параметрах, тенях.
Пусть я кусочек воли Творца, народа, угла,
прочих ревнивых чудовищ.
Пусть презренно мало-конечно
мое пространство-время.
Пусть унизительно раздет-распят
под всеми прожекторами пониманий,
разоблачен-приколот
всеми квантовыми наблюдателями.
Спрячусь в сверхмалое,
сожмусь до подпланковости
в пыли осколков стенок сосудов,
в менее чем точку и спасу мой Страх.
Зато этот последний периметр будет только мой.
И когда при финальной Нормализации
повезут во всех вагонах мира
(со стариками, детьми, давно умершими
и с задолго неродившимися)
в последний Освенцим путем ли страданий,
путем ли добровольным,
притаюсь в глубине множественности
и меня ну и не заметят в помпезной глобальности
Суда. И уже неважно, кто я пылинка ли, искорка
или сама беглянка Шехина.
Сохраню жемчужину первого Страха,
первоотделенности, Akarat haRa.
Ну а если Он хорош,
пусть встретит меня в моем бесконечно малом.
Безоружным и не всесильным,
стариком-создателем, готовым наладить наши
отношения.
Пусть откроет мне тайну Страха,
и это будет справедливо.
Заклиная, трепещу
Но не перед Словом
и прочей утварью делёжки понимания.
А перед неокольцованной материей,
перед неповторимостью самих явлений,
пронизывающих, струями горящих анаконд,
скорлупу вторичных сущностей.
Извлечь исходное дрожащее ощущение
из чрева представления.
Трепещу и получается Крик,
похожий на Слово.
Париж, 1970-е
Париж, 1970-е
Путями времени
Непрерывно ли, конечно ли, реально ли Время
(Смолин против Эйнштейна-Таггарта)?
Кучка физиков допускает его неединственность.
Ощутить, в дрожи пальцев,
непомерность Времени:
от трути-искорки до цикла Брамы
через 30 порядков,
от иокто- до иотта-секунды,
через все 48 порядков.
Прошлое сомнительно,
а уж будущее так и подавно.
Это историки, осквернители могил во Времени,
не боятся осознать непознаваемость прошлого
и придумывают, каждый свое,
возможное прошлое.
А будущее просто не обязано случиться,
как и волновая функция
может не разродиться в факт.
Время, космическое и квантовое,
могут быть иными измерениями
чем привычная Амазонка
нашего Времени.
Там позволены и роятся
обнажённые сингулярности,
обратимость, допланковость
и сверхсветовые судороги.
Признание душевладельцами
рабов, женщин и «всех людей»
ещё свежо и утрясается.
Последуют психо-особенные,
дети, близнецы-паразиты, эректусы,
братские млекопитающие,
вороно-попугаи и восьмирукие.
ООН увязнет в конфликтах
осьминого-кашалотском
и свино-человечьем.
Но способность различать
увеличится не намного и
обыватель мало изменится
в федерациях важных видов.
И опять космически малая
горстка организмов
несётся в комете Времени.
Встреча с внеземной волей
возможна в оставшиеся нам
10 5000 тысячелетий.
Уже засветились визгом
доцифровых ТВ, радио, радаров.
Но не следует ждать
ни врагов, ни друзей,
ни общих интересов, ни понимания.
Мы, наверно, несъедобны
И игрушки наши не нужны.
Знания и человечество растут,
но люди деградируют в среднем
и мозг уменьшается.
Естественный отбор прекращён
демократией медицины и размножения.
Индивидуальность отомрёт за ненужностью,
но и центробежность растёт
и генетически, и в Интернете
движемся к нациям-ульям.
Нужность и сложность эмоций
убывает с эволюцией человека.
Недра подсознаний скудеют:
культура выгребла главное.
Неизвестные нам эмоции
остались лишь у животных.
Серый Алекс, Канзи, Коко
всего лишь людоподобны.
Пусть наши Колумбы ищут
пряности и причины жить
в океанах страстей животных.
Вижу тебя, следующий гоминид,
Комочек думающей воды,
Откопавший мой частичный череп.
Этот эпизод музейной костью
не задержит геологию Времени,
медленный взрыв моего «я»
разложение, расширение,
растворение, испарение
по распаду протонов,
к Тепловой Смерти.