Что тяжелее, ум или глупость?
Ему отвечали:
Конечно, глупость тяжелее.
Вот, вероятно, оттого батюшку и возят цугом в шесть лошадей, а меня парой.
Отец Сумарокова был бригадир, чин, дававший право ездить каретой в шесть лошадей; штаб-офицеры ездили четверкой с форейтором, а обер-офицеры парой. Сумароков был еще обер-офицером
Барков[8] всегда дразнил Сумарокова. Сумароков свои трагедии часто прямо переводил из Расина и других. Например: у Расина:
«Contre vous, contre moi, vainement je m'eprouve.
Present je vous fuis, absent je vous trouve!»
у Сумарокова:
«Против тебя, себя я тщетно воружался!
Не зря тебя искал, а видя удалялся».
Барков однажды выпросил у Сумарокова сочинения Расина, все подобные места отметил, на полях подписал: «Украдено у Сумарокова» и возвратил книгу по принадлежности.
В какой-то годовой праздник, в пребывание свое в Москве, приехал Сумароков с поздравлением к Н. П. Архарову[9] и привез новые стихи свои, напечатанные на особенных листках. Раздав по экземпляру хозяину и гостям знакомым, спросил он об имени одного из посетителей, ему неизвестного. Узнав, что он полицейский чиновник и доверенный человек у хозяина дома, он и его одарил экземпляром. Общий разговор коснулся драматической литературы; каждый вносил свое мнение. Новый знакомец Сумарокова изложил и свое, которое, по несчастью, не попало на его мнение. С живостью встав с места, подходит он к нему и говорит: «Прошу покорнейше отдать мне мои стихи, этот подарок не по вас».
Барков заспорил однажды с Сумароковым о том, кто из них скорее напишет оду. Сумароков заперся о своем кабинете, оставя Баркова в гостиной. Через четверть часа Сумароков выходит с готовой одою и не застает уже Баркова. Люди докладывают, что он ушел и приказал сказать Александру Петровичу, что-де его дело в шляпе. Сумароков догадывается, что тут какая-нибудь проказа. В самом деле, видит он на полу свою шляпу и в ней
Сумароков очень уважал Баркова как ученого и острого критика и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков пришел однажды к Сумарокову.
Сумароков великий человек! Сумароков первый русский стихотворец! сказал он ему.
Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось. Он напился пьян. Выходя, сказал он ему:
Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец я, второй Ломоносов, а ты только что третий.
Сумароков чуть его не зарезал.
Из воспоминаний Дмитриева[10]: Под конец своей жизни Сумароков жил в Москве, в Кудрине, на нынешней площади. Дядя мой (И. И. Дмитриев) был 17 лет, когда он умер. Сумароков уже был предан пьянству без всякой осторожности. Нередко видал мой дядя, как он отправлялся пешком в кабак через Кудринскую площадь, в белом шлафроке, а по камзолу, через плечо, анненская лента. Он женат был на какой-то своей кухарке и почти ни с кем не был уже знаком.
Екатерининские времена
Однажды, в Царском Селе, императрица, проснувшись ранее обыкновенного, вышла на дворцовую галерею подышать свежим воздухом и увидела у подъезда нескольких придворных служителей, которые поспешно нагружали телегу казенными съестными припасами. Екатерина долго смотрела на эту работу, не замечаемая служителями, наконец крикнула, чтобы кто-нибудь из них подошел к ней. Воры оторопели и не знали что делать. Императрица повторила зов, и тогда один из служителей явился к ней в величайшем смущении и страхе.
Что вы делаете? спросила Екатерина. Вы, кажется, нагружаете вашу телегу казенными припасами?
Виноваты, Ваше Величество, отвечал служитель, падая ей в ноги.
Чтоб это было в последний раз, сказала императрица, а теперь уезжайте скорее, иначе вас увидит обер-гофмаршал и вам жестоко достанется от него.
В другой раз, гуляя по саду, императрица заметила, что лакеи несут из дворца на фарфоровых блюдах персики, ананасы и виноград. Чтобы не встретиться с ними, Екатерина повернула в сторону, сказав окружающим: Хоть бы блюда мне оставили.
На звон колокольчика Екатерины никто не явился из её прислуги. Она идет из кабинета в уборную и далее и, наконец, в одной из задних комнат видит, что истопник усердно увязывает толстый узел. Увидев императрицу, он оробел и упал перед нею на колени.
На звон колокольчика Екатерины никто не явился из её прислуги. Она идет из кабинета в уборную и далее и, наконец, в одной из задних комнат видит, что истопник усердно увязывает толстый узел. Увидев императрицу, он оробел и упал перед нею на колени.
Что такое? спросила она.
Простите меня, Ваше Величество.
Да что же такое ты сделал?
Да вот, матушка-государыня: чемодан-то набит всяким добром из дворца Вашего Величества. Тут ест; и жаркое и пирожное, несколько бутылок пивца и несколько фунтиков конфект для моих ребятишек. Я отдежурил мою неделю и теперь отправляюсь домой.
Да где ж ты хочешь выйти?
Да вот здесь, по этой лестнице.
Нет, здесь не ходи, тут встретит тебя обер-гофмаршал (Григ. Ник. Орлов), и я боюсь, что детям твоим ничего не достанется. Возьми-ка свой узел и иди за мною.
Она вывела его через залы на другую лестницу и сама отворила дверь:
Ну, теперь с Богом!