Елена Глушко - Стихи для чтения вслух. сборник стр 3.

так что теперь не спешу никуда.
Вы посидите, я чайник поставлю.
Что в «Новостях» говорят про Дудаева?
А показали уже Югославию?
Ой, я забыла, что Вы новичок.
Только что к нам и понять не успели: это не ад.
Кровь рекою течёт? Это же «Новости»,
вести недели.

Что за страна и в каком
Вы году?
Сядьте. Вот стул.
Ну-ка выпейте. Легче?
Кто виноват? Говорят,
их найдут
и в назиданье другим покалечат.

Кстати, Вы лучше бы сняли доспехи.
Из-за забрала ужасная дикция.
Вы не торопитесь? Я?
Мне не к спеху.
Я, так сказать, опоздала родиться,
так что теперь не спешу никуда.
Вы посидите, я чайник поставлю.
Что в «Новостях» говорят про Дудаева?
А показали уже Югославию?

Меня печатать не стоит свеч,
а нынче надобно всё беречь,
копить и нести под проценты в банки.

Ну, кто поверит мне, самозванке,
что слишком много смертельной боли,
а мы, под общим наркозом
что ли, не чувствуем боли.

 Вы что кричите?
 Таких девиц надо в вытрезвитель.
Надолго? Что-что? Мне пойти проспаться?
И жизнь прекрасна, тем более в двадцать?

Но просто не чувствовать боли, эта
болезнь чревата да-да,
тем светом.

На чернявую голову Югославии
снова камни
Снова били и приговаривали:
«Будем друзьями?»

Говорят, надо гвозди из этих людей 
и делают.
Самых цельных и стойких на гвозди
перевели.

Нержавеющих самых, самых острых
и смелых
забивают по шейку в пылающий пуп
земли.

В Лондоне. (Повод ли
для стихов?
Если не повод,
то императивнее поводов.)
Снова и снова
рвёт тела городов,
бьёт нарывами
подлыми
снова, снова.

Стиль телеграфный 
стиль новостей 
стиля жизни
уже крупнее.

И только вчера
были так рады 
заполучили
Олимпиаду

Хочется выменять,
перемотать,
да ну эту Олимпиаду 
нате!

В гробу её видели
Разве так
за праздники
платят?!

В Лондоне. Паника 
не то слово.
(Где бы взять слово,
чтоб не было взрывов в метро
снова и снова?)
Может, хирурга большого
Вскрыть метастазы
Сколько их!
Снова, снова.

И сломают слова мои все преграды.
Их услышите Вы, уходящий в ночь,
и поймёте тогда: умирать не надо,
потому что есть я, вечной жизни дочь.

Рок настигнет Вас  слово моё немое 
и вонзится Вам в спину тупым ножом,
и не будет Вам век без него покоя,
и  в невинном  виной растворитесь в нём.

Будет солоно Вам оно или горько,
как слеза, как на свадьбе моей вино,
затеряетесь, в стоге моём иголка,
и ответите что-нибудь всё равно.

Капает на мозги дождь
 А ты что тут стоишь?
Ждёшь? А кого?
 Так.
 Для тебя сто веков  срок?
 Нет, пустяк.
 Жди.

Я тебя полюблю, как любить не дано никому.
Я тобой очаруюсь и стану прекрасно-хмельною.
Я о том расскажу только Богу, ему одному.
Ты живи и не знай, что за счастье
творится со мною.

Не обижусь, если

В цветах, с гитарой, с журавлём в руках,
и называть «домой» дорогу в горы.
И говорить на древних языках,
и знать где ищут корень мандрагоры.

И каждый раз оплакивать закат,
с зарёй будить свой дом в прозрачных окнах,
случайным гостем радовать свой сад
и рисовать знакомых крыльев отмах.

Откройте лица, не пейте херес 
всем птицам птица  я птица Феникс.
Гасите люстры, зажгите свечи.
Вор-сумрак шустрый пронижет вечер.

Все ваши боли, горючий факел,
в меня кидайте. Я  оракул.
В огне, колдунья, сгорю? Окрепну!
Пожар танцует великолепно.

Сжимаю лиру, как еретичка.
По искре с миру  запела птичка.
Оставлю лиру, когда остыну,
Птенцу безусому, чудо сыну.

Не лезьте в душу лапами!
Она такая тонкая,
она такая звонкая,
как лёд под каблуком.

Дорогу к сердцу топчете
ступнями косолапыми
через желудок.
Может быть,
пойти другим путём?

Ходила бы, бродила бы,
пока жива.
Тебя до слёз любила бы,
пока такой.

Меняла б лбы дубовые
на дерева.
И океан купила бы
большой-большой.

Качается у таверны фонарь.
Опять припозднился
ветер-звонарь.
Опять балагурит, будит гостей
в приюте под ветхой крышей моей.

Как звать забываю, лица  храню.
На каждое по сто взглядов на дню.
На каждое ненасытна, не нагляжусь.
Смущаются пусть, обижаются 
пусть.

Я помню их сотни, прохожих моих,
скорее неузнанных, чем неродных.
Не строю я глазки  смотрю
в упор.
Бери без опаски мой жадный и щедрый
взор.

Постой! Погляжу, потом
пойдёшь.
Ты на новую песню, на новую жизнь
похож.

Смешна, смешлива и восторженна,
я на себя тяну струну.
К рыданиям не расположена
и неудаче подмигну.

Я обману беду играючи,
спрошу насмешливо о том,
где пуп Земли (не совпадает ли
с моим хорошеньким пупком).

В кибитке, ветром замороченной,
я, окрылённая, несусь.
И запылённые обочины
в тревоге вздрагивают пусть.

Я не зубрила чёрной магии,
и я не Клеопатра новая.
Я ведьма. Маленькая, русая,
веселая и бестолковая.

По миру. По свету. В жизнь. За туманами.
В каждого встречного  взгляд.
Спутников верных с пустыми карманами
вечно смешить невпопад.