Обед просто ради обеда? Голос Харри звучал несколько скептически.
Я сказал, что хотел бы кое о чем поговорить с ними, но этого лучше не касаться даже вскользь по телефону. Харри согласился прийти. Я опустил трубку на рычаг и подошел к окну. Хотя мы отработали ночную смену, я не разбудил ни Брута, ни Дина, да и Харри не походил на только что вернувшегося из страны снов. Наверное, не только я переживал случившееся вчера, а учитывая сумасбродность моей идеи, это было даже неплохо.
Брут, живший неподалеку, приехал в четверть двенадцатого. Дин появился через пятнадцать минут, а Харри, уже в рабочей одежде, через пятнадцать минут после Дина. Дженис подала нам на кухне бутерброды с холодной говядиной, салат из капусты и чай со льдом. Еще пару дней назад мы могли бы обедать на веранде и наслаждаться ветерком, но после грозы температура понизилась градусов на двадцать, и теперь с гор дул холодный, пронизывающий ветер.
Присаживайся с нами, сказал я жене. Она покачала головой.
Мне не очень хочется знать, что вы тут затеваете, я буду меньше волноваться, если останусь в неведении. Перекушу в гостиной. На этой неделе у меня гостит Джейн Остин, а она очень хорошая компания.
А кто это, Джейн Остин? спросил Харри, когда она вышла. Кто-то из твоих родственниц, Пол, или по линии Дженис? Кузина? Хорошенькая?
Это писательница, дурак, объяснил ему Брут. Умерла примерно в то время, когда Бетси Росс пришивала звезды на первый флаг.
Ого! Харри смутился. Я не любитель читать. В основном читаю инструкции к радиоприемникам.
Что ты задумал. Пол? спросил Дин.
Начнем с Джона Коффи и Мистера Джинглза. Как я и ожидал, лица их стали удивленными, они думали, что я хотел поговорить о Делакруа или Перси. Может, про обоих. Я посмотрел на Дина и Харри. То, что с Мистером Джинглзом сделал Коффи, произошло очень быстро. Я даже не знаю, успели ли вы увидеть, насколько сильно пострадал мышонок.
Дин покачал головой.
Но я видел кровь на полу.
Я повернулся к Бруту.
Этот сукин сын Перси раздавил его, сказал он просто. Мышонок должен был умереть, но не умер. Коффи с ним что-то сделал. Каким-то образом вылечил. Я понимаю, как это звучит, но я видел своими глазами.
Тогда я добавил:
Он вылечил и меня тоже. Но я это не просто видел, я это почувствовал. И рассказал им о своей «мочевой» инфекции: как она обострилась, как мне было плохо (через окно я показал поленницу, за которую мне пришлось держаться, когда боль свалила меня на колени), и как все прошло после того, как Коффи прикоснулся ко мне. И больше уже не возвращалось.
Рассказ мой длился недолго. Когда я закончил, они сидели и задумчиво жевали бутерброды. Потом Дин сказал:
У него изо рта вылетели черные штучки. Как мошки.
Да, это так, согласился Харри. Сначала они были черными, а потом побелели и исчезли. Он посмотрел вокруг, размышляя. Я почти совсем об этом забыл, пока ты не рассказал, Пол. Правда, смешно?
Ничего смешного или странного, сказал Брут. По-моему, люди всегда забывают то, что им непонятно.
Зачем помнить то, что не имеет смысла? Пол, а с тобой как? Были тогда мошки, когда он вылечил тебя?
Да. Я думаю, это была болезнь... боль... то, что болит. Он втянул ее в себя, а потом выпустил снова наружу.
Где она умерла, добавил Харри. Я пожал плечами. Я не знал, умерла она или нет, и вообще, какое это имело значение.
Он, что, высосал боль из тебя? спросил Брут. Тогда с мышью он словно высосал из нее боль или, я не знаю, смерть.
Нет, он только дотронулся до меня. И я это почувствовал. Словно удар тока, только без боли. Но я не умирал, мне просто было больно.
Брут кивнул.
Прикосновение и дыхание. Прямо как у этих из леса, что поют молитвы,
Молитва «Отче наш, сущий на Небесах», ска-зал я,
Я вообще не знаю, причем тут Бог, сказал Брут, но, по-моему, этот Джон Коффи очень сильный мужик.
Да, согласился Дин. Если ты говоришь, что все это случилось, я могу поверить. Бог творит свои таинства, и неисповедимы его пути. Но при чем тут мы?
Да, вот это был вопрос вопросов. Я набрал побольше воздуха в легкие и рассказал, что хочу предпринять. Они слушали, раскрыв рот от удивления. Даже Брут, который так любил эти рассказы из журналов про зеленых человечков из космоса, и тот был изумлен. Когда я закончил свой рассказ, все молчали, и никто уже не жевал бутерброды.
Наконец Брутус Ховелл сказал мягко и рассудительно:
Если нас поймают, Пол, мы потеряем работу, и счастье, если отделаемся только этим. Скорее всего, мы окажемся в числе обитателей блока "А" и будем шить сумочки и ходить в душ парами.
Да, вполне возможно.
Я, в общем, представляю, что ты чувствуешь, продолжал Брутус. Ты знаешь Мурса лучше нас всех, он не только твой босс, но и твой друг, и я знаю, что ты переживаешь за его жену...
Это самая прекрасная женщина на свете, сказал я. И она для него все.
Но мы ее не так хорошо знаем, как ты или Дженис, произнес Брут. Правда, Пол?
Если бы вы ее знали, вы бы тоже ее любили. По крайней мере, если бы вы с ней познакомились до того, как болезнь взяла ее в клещи. Она так много делала для общества, была хорошим другом и очень религиозной. А кроме всего этого, она очень веселая, была, по крайней мере. Она могла такое сказать, что вы хохотали бы до слез. Но совсем не по этим причинам я хочу помочь спасти ее. Нет, то, что с ней случилось, это несправедливо, до обидного несправедливо. Невоз-можно видеть, слышать и принять сердцем.