Со стороны площади послышались звуки рожка. Амаро открыл окно. Ночь стояла темная. В городе было зловеще-тихо, точно под каменным сводом. Вдали у казарм били в барабан, со стен церкви Милосердия непрерывно слышался резкий крик филинов.
Как это все печально, сказал Амаро.
Но сеньора Жоаннера крикнула сверху, зовя их.
Пожалуйте ужинать. Суп на столе.
Пойдемте, пойдемте, вы, верно, на ногах еле держитесь от голода, Амаро, сказал каноник, с трудом поднимаясь с дивана.
И, придержав Амаро за рукав рясы, он добавил:
Вы увидите сейчас сами, какой чудный куриный бульон готовить эта дама. Хоть пальчики облизывай.
Посреди столовой, оклеенной темными обоями, стоял накрытый белою скатертью стол, с красивою посудою и стаканами, сверкавшими при ярком свете лампы под зеленым абажуром. От миски приятно пахло куриным бульоном, а на блюде дымилась жирная курица с белым, сочным рисом и репою. В стеклянном шкафу виднелся светлый фарфор. У окна стоял рояль, покрытый атласною выцветшею салфеткою. На кухне что-то жарили, и, почувствовав приятный запах, Амаро с наслаждением потер руки.
Сюда, сюда пожалуйте. Там сквозит, сказала сеньора Жоаннера, закрыв ставни у окон. А вы, падре, не откушаете ли с нами, за компанию, обратилась она к Диасу.
Да уж разве за компанию, весело ответил он и, сев за стол, развернул салфетку.
Сеньора Жоаннера поглядывала все время на приезжого. Он сидел с опущенною головою и молча ел, дуя на ложку. Волосы у него были черные, слегка вьющиеся, лицо смуглое, овальное, глаза большие, черные, с длинными ресницами.
Диас, не видевший его после семинарии, находил его возмужавшим и окрепшим.
Какой вы были худенький тогда
Меня поправил горный воздух. И он принялся рассказывать о своей печальной жизни в первом приходе, в маленьком горном местечке, где приходилось жить в зимнюю, суровую пору одному среди пастухов. Каноник наливал ему вино, высоко подняв бутылку, чтобы вино пенилось в стакане.
Меня поправил горный воздух. И он принялся рассказывать о своей печальной жизни в первом приходе, в маленьком горном местечке, где приходилось жить в зимнюю, суровую пору одному среди пастухов. Каноник наливал ему вино, высоко подняв бутылку, чтобы вино пенилось в стакане.
Пейте, голубчик, пейте. Такого винца вы, небось, не пивали в семинарии.
Сеньора Жоаннера поставила на стол блюдо с печеными яблоками.
Экая прелесть! Печеные яблоки! Этому блюду мы окажем должную честь. Наша сеньора Жоаннера чудная хозяйка, мой друг, идеальная хозяйка.
Сеньора Жоаннера смеялась, обнажая крупные, пломбированные зубы. Она принесла графинчик с портвейном, положила с жеманным благоговением Диасу на тарелку мягкое яблоко, посыпанное мелким сахаром, и сказала, похлопывая его по плечу полною, рыхлою рукою:
Это у нас святой, падре, поистине святой человек. Я многим обязана ему.
Ну, ну, что об этом говорить, возразил Диас, и на лице его появилось выражение глупого самодовольства. Чудное вино! добавил он, с наслаждением потягивая портвейн.
Оно прекрасно вылежалось. Ведь оно от того года, когда Амелия родилась.
А где она сегодня?
Она поехала с доною Мариею в усадьбу, а оттуда к знакомым.
Да, ведь вы знаете, эта дама помещица. У неё настоящее графское имение пояснил каноник, лаская блестящим взглядом полную фигуру сеньоры Жоаннеры.
Ну, полно, падре, какое-же это имение! Маленький клочок земли, больше ничего, остановила она его, но, услышав мучительный кашель прислуги, которая стояла, прислонившись к стене, обратилась к ней недовольным тоном:
Ну, ну, ступай кашлять на кухню. Здесь не место, Руса.
Девушка вышла, закрыв рот передником.
Она, по-видимому, больна, бедная, заметил Амаро.
Да, она очень плоха. Это моя крестница, сирота Я взяла ее к себе из жалости, а также потому, что моя прежняя прислуга слегла в больницу: эта бесстыжая баба связалась с солдатом.
Отец Амаро конфузливо потупил глаза и спросил, много-ли больных в городе в это лето.
Много желудочных заболеваний от сырых фруктов, проворчал в ответ Диас. Наедаются арбузов и запивают их кружками воды. Ходит здесь и лихорадка.
Они заговорили, о местной лихорадке и о климатических условиях в Лерии.
Я теперь значительно окреп сравнительно с прежним, оказал отец Амаро. Благодаря Господу нашему Иисусу Христу я чувствую себя вполне хорошо.
И да сохранит вам Господь здоровье! Люди редко ценят это счастье, заметила сеньора Жоаннера и принялась рассказывать о том, что у неё в доме живет шестидесятилетняя, разбитая параличем сестра, наполовину потерявшая рассудок. Зимою она простудилась и с тех пор, не переставая, худела и слабела.
Сеньора Жоаннера говорила спокойно, скатывая пальцами шарики из хлеба. У Диаса смыкались глаза. Все в столовой засыпало, казалось. Лампа гасла понемногу.
Однако, пора спать, сказал вдруг каноник, встрепенувшись. Поздно уже.
Отец Амаро встал и прочитал с опущенными глазами послеобеденную молитву.
Не угодно-ли захватить с собою лампу, падре? спросила сеньора Жоаннера предупредительным тоном.
Нет, благодарю вас; мне не нужно. Покойной ночи.
И он медленно ушел, ковыряя в зубах зубочисткою.