Наш разговор крепко врезался в память. Иногда я задаюсь вопросом, связано ли подобное с первым знакомством с полным узором ткани мироздания, или причины в чем-то ином, но какая, собственно, разница? Тем более, что за всем моим восторгом от происходящего, лакомствами и новыми впечатлениями, короткая фраза Марзока, обещание всегда быть рядом, отчего-то ни капли не потускнела, не стерлась со временем и не потеряла значимости. По сути, для пятилетнего мальчишки, попавшего в огромный мир и впитывающего его со всем возможным любопытством, простая беседа ночью в придорожной таверне стала не менее значимой, чем любое другое, самое яркое воспоминание путешествия.
Этих воспоминаний была бесконечная череда, надо сказать. Запад с его широкими трактами, раскиданными в хаотичном порядке поселениями, какими-то мрачными, не слишком дружелюбными людьми. Мне казалось, Марзок довольно сильно напряжен происходящим, внимательно вглядывается и вслушивается, насторожен и суров. Это заставляло и меня вести себя тихо, не мешать, даже не задавать вопросов, пусть и хотелось почти безудержно. В основном я просто смотрел. На дорожную пыль, южные пейзажи, телеги и караваны, что встречались в пути. Запоминал запахи или звуки, голоса и фразы, смысл которых давно стерся, с интересом прислушивался к своему воображению и бесконечно ждал знакомства с Востоком.
На Западе нам встречались и маги. С ними Марзок словно позволял себе слегка расслабиться, разглаживалась морщинка меж бровей, взгляд становился спокойней и веселее. Если они попадались в тавернах, Марз сидел с ними подолгу, смеялся и разговаривал обо всем на свете. Они, казалось, тоже рады нашему общению. На меня поглядывали с интересом, а звучащее в диалогах слово «Райлед» заставляло магов весело улыбаться или довольно переглядываться. Особенно это касалось тех, у кого в глазах я видел непонятные фиолетовые искорки. Они звали меня маленьким союзником, даже покупали, временами, какое-нибудь лакомство и смотрели хитро, словно у нас была некая общая тайна, которую я вот-вот должен узнать. Столы, где мы сидели с магами, люди обходили стороной, а хозяева таверн всегда проявляли какую-то просто невероятную почтительность, которая даже в совсем юном возрасте вскоре начала вызывать у меня лютой отвращение. Это не оставалось незамеченным и случайными знакомыми. Марзок только посмеивался, а вот те люди с фиолетовыми искорками смотрели с сочувствием. Один даже бросил мне как-то:
Молись Ассе, райлед, чтобы тебе не пришлось вернуться сюда после того, как начнешь плести Разум.
Тогда я не понял, что он имел ввиду, но эта фраза тоже запомнилась очень ярко. То ли оттого, что он назвал меня райледом, словно взрослого и на равных, то ли оттого, что прозвучавшая в его голосе тоска ясно дала мне понять, что Запад для таких как я не самое приятное на свете ощущение. И молчаливая настороженность Марзока в дороге только подчеркивала, что второе вполне вероятный вариант.
Совершенно необыкновенные чувства вызвало во мне место, которое Марзок назвал перевал Хэд. Сама дорога не слишком отличалась от прежней, разве что две огромнейшие, желто-зеленые горы показались невероятно красивыми. Мы переночевали тогда еще на Западе, в большом, странно чистом и аккуратном трактире, и выдвинулись в путь на восходе. Солнце освещало перевал яркими всполохами, ложились глубокие тени на трещины в камнях, голосили птицы. Это все было завораживающе и необычно, будто передо мной распахнулись ворота в иную реальность, но куда более странными оказались ощущения. Откуда пятилетнему мальчишке было знать, что мы пересекаем границу Востока, что именно здесь начинается место, которое Марзок назвал с неделю назад моим домом? Конечно, я понятия об этом не имел. Только вот чувство, очень похожее на то, когда мать нежно сжимала мои ладони, поглотило меня целиком. Я напрягся и уставился перед собой, даже дышать старался через раз, впитывая момент знакомства с Востоком всем своим существом. Теперь, именно теперь я бесконечно четко ощутил, что я дома.
Вей саат, прошептал я, сам не понимая, почему и зачем именно на этом языке.
Марзок остановил коня, легонько обнял меня за плечи и, наклонившись, тихо сказал:
А вот теперь: мийотто ли вей саат, Дэйшу.
Я оглянулся через плечо, встретился с его взглядом, таким теплым, полным нежности, и счастливо засмеялся. Никогда прежде мне не было настолько хорошо и спокойно, как теперь, честное слово.