И мама снова говорила: «Смотри, довыбераешься. Останешься одна». А Витторио Витторио это не тот, кто сделает её дочь счастливой. Это как раз тот негодяй, который и так далее.
Почему эти мысли полезли ей в голову именно теперь, когда всё уже было готово к заключению брака? Ведь всё хорошо А хорошо ли? Как-то странно она ощущала себя последние несколько дней. Господи! Да что она прислушивается к себе? Вечно ей что-то покажется, и она не может от этого отвязаться. А что показалось?
Витторио спал. Боже мой! Какой же он красивый! Одни ресницы чего стоят! Ей никогда не нравились женоподобные мужчины со слащавой красотой. Но Витторио был красив другой красотой это был образец древнеримской красоты строгой, изящной, но тем не менее по-настоящему мужской. То, что у этого взрослого молодого мужчины были абсолютно пушистые, длиннющие, загибающиеся ресницы, её не только умиляло, но и по-настоящему возбуждало.
Так что же ей показалось? Какая-то недоговорённость появилась между ними. После его разговора со своим отцом. Она наблюдала, как они сидели друг против друга в саду. Витторио больше молчал. А отец, глядя ему пристально, и как-то приказывающе в глаза, медленно, как неразумному, что-то долго объяснял. Оба были какие-то беспристрастные, и поэтому трудно было понять, что происходит. Но она почувствовала беспокойство. Они говорили о ней.
Она не спросила Витторио ни о чем. А он ничего не сказал. Только временами она начала ощущать какой-то надрыв в его признаниях любви, нежности. Ей стало казаться, что он внутренне мечется. Иногда он так смотрел на неё, как будто страдая, прощался.
Или ей всё это казалось?
Тогда она ещё не прочитала в умной книге о том, что если вам что-то показалось, значит, так оно и есть. Тогда она ещё не умела доверять себе.
Она лежала рядом с ним, и ей было беспокойно. Он открыл глаза и, не глядя на неё, спросил:
Что случилось, Мирушка?
Она провела по профилю его носа пальцем, и он в заключение путешествия её пальца по его носу на губах, поцеловал кончик этого пальца.
«Нет, подумала она. Всё-таки мне показалось».
Ничего не случилось, любовь моя, ответила она.
Любовь моя, любовь моя, заговорил он как обычно, нараспев, по-русски, улыбаясь. И засмеялся. Это ты любовь моя! внезапно, с нажимом на «ты», чётко выговорил он и лёг на неё.
Перед ней были только его глаза. Два карих луча. Блестящие карие зеркала.
И она снова без боя сдалась. Хотя мама всю жизнь учила её не сдаваться.
Бедная мама!
8.
Рим! Рим! Рим! О, этот «вечный» город! Ничего, в принципе, в нем такого и нет, если не считать древних развалин. Вот Копенгаген ей понравился больше. Там для неё интересен был весь город. А здесь только развалины. И базилика, на которую они набрели случайно. Витторио Рима совсем не знал. И очень злился чисто по-итальянски, когда она в очередной раз спрашивала о каком-то здании. Он хотел быть в её глазах компетентным, а выходило, что мало что знает о Риме. Она успокаивала его, говоря, что о Санкт-Петербурге тоже знает не всё. Это была полуправда, потому что об исторических местах своего города она знала достаточно, чтобы провести небольшую экскурсию. Но ей хотелось, чтобы в его собственных глазах он оставался «на высоте». И тогда он мог бы не думать, что она старше его и поэтому больше его знает. Может, он и не думал так. Так думала она.
Разница в возрасте тяготила её. Не по внешним признакам. Но она представляла себе иногда, какой она будет через десять лет, и каким тогда будет Витторио. Ей не нравились эти картинки. Он хотел детей. И она могла родить. Но опять же, какой матерью будет она через десять лет? Её внуку уже сейчас было четыре года.
А любовь сжигала её. И она была готова сгореть, но не отказаться от неё.
А любовь была радостной и полнокровной. И к возрасту никакого отношения не имела.
Но возраст был. И собирался не только не уходить. Он имел намерение прибавляться. Что можно было с этим поделать?
Она не могла добровольно отрезать от себя свою половину Витторио.
А то, что он был её половинкой, она не сомневалась ни минуты.
И все, кто видел их вместе, говорили им, что они одно целое.
***
Створки раковины схлопнулись и прижались друг к другу. Стало темно, влажно и горячо. Две плоти соприкасались, напирая друг на друга влажными боками. Они тёрлись друг о друга, набухая ещё больше, наполняясь жизнью и энергией давать жизнь друг другу и новой жизни.