Что, ничего? тихо пробормотал он.
Совсем ничего, ответил Корнилов. Ну, в крайнем случае, почти совсем.
Но я.
Вдали вопят и стонут.
А я
Тебе рвет морду пенистое.
Бандерлог достал из кармана обрывки носового платка и попробовал ими усиленно растереться вовлекая его в корпоративную пучину, дым оберегающе рассеялся, но печальны были последствия для ему и им преданных.
Ладно, хватит об этом, сказал Бандерлог.
О чем?
Ну Об этом.
Корнилов негодующе нахмурился:
О каком таком этом? Мы что, ни одни?
Одни, одни У меня уже голова заболела.
Наверно, фуражка узкая. Ты бы ее снял, что ли.
Сняв довольно непрезентабельную фуражку, Бандерлог уставился на холодильник бывший изнутри против обыкновения не полым и так настойчиво, что Корнилову пришлось спросить:
Что это ты там высматриваешь?
Заискивающе улыбнувшись, Бандерлог кивнул хитрым глазом на одиноко стоявший в раковине хрустальный бокал:
У тебя кефир есть?
Есть, Бандерлог. У меня и интервью восточного ветра на какой-то кассете записано.
Тогда Плеснешь?
А почему бы и нет: помочь страждущему поступок, содержащий в себе некое подобие божественной прыти, в чем-то безусловно смягчающий уготованную тебе участь.
Плесну, сказал Корнилов. Но только с условием, что ты немедленно удалишься.
Бандерлог враждебно сник:
Ты хочешь, чтобы я ушел?
Честно говоря, в хит-параде моих желаний это занимает одно из первых мест.
Так, значит А я, между прочим, часто вспоминаю как мы играли в нашем дворе в футбол чаще всего в одной команде.
Главенствующий в этом воспоминании приторный либерализм мало что амнистировал.
А как ты разбил моим мячом стекло котельной, а потом убежал, не вспоминаешь? Корнилов противоречиво усмехнулся. А меня там практически придушили.
Это я по малолетству Забудь. Подмигнув Корнилову, как совершивший грубую ошибку старпом загибавшемуся от его глупости капитану, Бандерлог элегантно вступил на ковровую дорожку официального примирения. Кто старое помянет, тому что вон?
Просто вон.
То есть?
То есть, иди отсюда.
Нанося данной репликой изгоняющий щелчок, Корнилов ничуть не промахнулся, но если Банделог и исповедовал какой-либо культ, то жрицей этого культа могла быть только перезрелая дева Непосредственность облаченная в чрезмерно прозрачное платье и не дававшая ему повода считать ее плохо пахнущей скромницей.
Не кипятись, Корнилов, непробиваемо отмахнулся Бандерлог, следи внимательней за моей речью я уже перехожу к делу. Пускай твоя кровь подойдет к ушам и там ждет, когда я заговорю Сегодня у нас в доме культуры будет концерт. Ты любишь концерты?
Не очень.
Ну, так вот. На этом концерте мне понадобиться твоя помощь.
Ему понадобится моя помощь, ему и моя: пока Корнилов на секунду задумался о том, возможна ли такая ситуация, когда твоя любимая книга «Величие библейской мудрости», а любимый режиссер Тинто Брасс, ему тут, оказывается, уготовили ловлю и приручение его слонов. Но кое-кому придется за ними еще побегать и не дай ему Бог, не дай ему Лататели Небесного Свода их догнать.
А с головой у тебя все в порядке? спросил Корнилов. Резиновые гризли со взглядом майора по утрам не обступают?
Я серьезно. Ничего особенного, Корнилов, от тебя не потребуется постоишь, за порядком посмотришь. В общем, побудешь кем-то вроде дружинника.
Убожество высказанного с беспомощным напором предложения подвигло Корнилова на синдром скучной заинтересованности в событиях, от которых его пока миновало собирая испорченную тротилом скалу обратно в монолит, особо же не грешишь.
Я, сказал Корнилов, кто-то вроде дружинника, ты кто-то вроде мудаковатого лишенца А поддержка с воздуха мне полагается?
С воздуха?
Твои легавые друзья на дирижаблях, предупреждающие трели и карканья рассевшихся по деревьям общественных стукачков, фригидные парашютистки с мечами-колдунами. Или хотя бы с кувалдами.
Дожевав яблоко до огрызка, Бандерлог вернул его останки ничуть не подурневшей от образовавшейся на ней проплешины тарелке.
Поддержка тебе не понадобится, сказал он. В нашем районе решительность моей натуры любая шпана знает, а на концерты в этот голимый дом культуры только местные дебилы и ходят. Так что, контингент будет мирным.