Поддержка тебе не понадобится, сказал он. В нашем районе решительность моей натуры любая шпана знает, а на концерты в этот голимый дом культуры только местные дебилы и ходят. Так что, контингент будет мирным.
А если не будет?
Будет, будет Не волнуйся.
Скривив изначально прямые уголки рта, Корнилов снова задумался
примитивизм выбранной для раздумий тематики его оскверняюще угнетал, но тот пункт соглашения, где приветливыми интонациями была четко обозначена необходимость его собственного участия в чем-то публичном, воспринимался Корниловым не без жизненной углубленности мелки и порочны ее заводи, однако выгребать в свободное от суетных буйков море тоже не слишком захватывает. Боевые тормоза, что ли, поставить?
И почему эта благодать выпала именно на меня? спросил Корнилов. Моего содействия требует сама справедливость?
Какая еще благодать? переспросил Бандерлог.
Стоять до конца на пути людского потока, которому вопреки твоим заверениям почти наверняка найдется в чем проявить свою серость. Сбить с ног Всевышнего им, вероятно, не удастся, он достаточно устойчив, а вот втоптать в пол меня обойдется этим людям недорого не дороже, чем тебе изводить себя сосредоточенной мастурбацией.
Следуя зарождающемуся в нем пафосу, Бандерлог поспешил соответствующе приосаниться:
Во-первых, это твой гражданский долг, а во вторых
У меня все долги записаны. И такого среди них точно нет.
а во-вторых мне доподлинно известно, что у тебя масса свободного времени.
В хранилище могущественных познаний уже и штукатурка осыпалась, и кровля под птичьими тур-вальсами провисает, но сторож Цецелий с беспечными витражами «Пилата за работой» в глазах все не уходит: накапливает душеспасительный стаж. Лукаво так. Закинув ногу на ногу.
Все-то тебе, Бандерлог, известно В Вышнем Комитете по связам с общественностью, случайно, не подрабатываешь? Отключенная по случаю солнечного дня люстра небрежно екнула. Хотя здесь ты, в принципе, прав Но почему ты решил, что я буду транжирить свое свободное время непременно на этом концерте?
А почему бы и нет?
Корнилов с оттяжкой хлопнул ладонью об ладонь. Потом еще. И еще.
Хорошо сказал, Бандерлог. А если и не хорошо, то какой с тебя спрос. С тебя, как терпящего свой злосчастный удел Допустим, я соглашусь. На что я могу в этом случае рассчитывать?
Бандерлог насторожился ему не хотелось терять в своих глазах то, что он давно потерял в чужих.
А чего тебе нужно? нервно спросил он.
Какой-нибудь презент. Войлочные валенки, CD Би-Би-Кинга, порнографическую матрешку.
Заложив на лице взывающую о сопереживающем разминировании мину, Бандерлог ущербно понурился:
Никакие презенты бюджетом не предусмотрены Но если хочешь, я куплю тебя пару пива.
Сказал и восхищается: самому себе и как та исполнительная ткачиха, которой недалекий божок Д-132Р поручил соткать облака и из всех материалов предоставил лишь отборный брезент. «Не подгоняйте, не торопите, от напряжения у меня рассыпается тело; я вся выплескиваюсь в работу; меня восхищает моя непринужденность» она, конечно, соткала. И когда ее народ изнывал от обрушившейся на него по причине не дохождения осадков убийственной засухи, очень этому удивлялась.
Насчет пива я тебе, Бандерлог, не верю сквалыга ты та еще. Выглянув в частично занавешанное окно, Корнилов от увиденного не побледнел. Но прийти, пожалуй, приду. Знаешь почему?
Почему?
Потому.
Спасибо, что объяснил Теряя в самомнении, Бандерлог приобретал в том, за чем он сюда, собственно говоря, и приходил. Концерт в семь. Но ты приходи где-то к шести тридцати. Я там часов с шести уже буду.
В вымаливании у себя позволения задать следующий вопрос, Корнилов совершенно не нуждался, но не порадовать уходящего Бандерлог уже уходит и уходит сейчас же: второго ему не дано проявлением интереса в его ничтожных познаниях, свидетельствовало бы о нехарактерном для Корнилова пренебрежении к день за днем укрепляющему свои позиции обыкновенному человеку.
Что за группа? спросил Корнилов. Кто выступает?
Да раздолбаи какие-то. Но по имеющимся у меня сведениям, не слишком шумные.
Кто только, Бандерлог, в тебе не пропадает и покоряющий свой разум музыковед, и