и я скажу, от всей души, покаюсь.
Всегда ценил его. В душе, не напоказ.
Невольно подражать ему старался,
его умом и тонким вкусом восхищался.
Горячий нрав и гордость глупую сдержать
мы не умели.
Поговорить по-дружески и честно так и не успели.
А ведь я искренно хотел поговорить «за жизнь»,
я даже пригласить хотел его на рюмку вискаря,
но почему-то наши встречи всё ж не удались.
Он мастер был поговорить. Не захотел а зря.
Теперь я сожалею горько и скорблю,
как подобает в море кораблю.
Г о р а ц и о. Прости, но этой рифмы я не потерплю.
О з р и к. А о тебе скажу: всегда я понимал,
Что ты «не дудка124 в пальцах у Фортуны,
на нем играющей». Подчас, легко и ловко.
Ты помнишь, это Гамлет говорил тебе
пред легендарной, знаменитой
сценой «мышеловки125»?
Надеюсь, ты не станешь отрицать?
Еще могу тебе я зачитать:
(зачитывает со смартфона)
«Будь человек Не раб страстей126,
И я его замкну в средине сердца,
В самом сердце сердца, как и тебя».
Его слова, до запятой, до буквы.
Так ведь?
Г о р а ц и о. Но откуда, ты это знаешь?
О з р и к. О, наивный! В НЭльсиноре,
как и везде, есть уши. «Стены слышат».
Слыхал такое? Риторический вопрос.
А если позабыл, открой потертый томик Уильяма.
По «Гамбургскому127 счету» говорю тебе я прямо.
Ценю в тебе, конечно, я не только разум
научной честности прекрасный образец.
Недюжинную силу интуиции в цель сразу,
и мнение эксперта, наконец.
Пока я не берусь судить,
но дальше не имею права. Замалчивать
Ведь слухами земля, как говорится
Пандоры ящик может раскалиться.
Не128 я это придумал, но уж слишком
всё это очевидно идиоту.
Твержу себе чувак раскинь умишком,
похоже всё на правду, как по нотам.
Спокойно выслушай, прошу. И не перебивай.
И думай сам, как знаешь. И внимай.
Готов129? Так ты готов? Тогда послушай.
Все психоаналитики не зря тут навострили уши.
Итак, наш друг с младенчества
влюблен был в свою мать, орально,
что естественно в начале. Но к концу,
отрочества замыслил неосознанно убийство.
Из ревности эдиповой к отцу
Г о р а ц и о. Как ты сказал?
Замыслил неосознанно?
О з р и к. Ну да. Убийство.
Я попрошу. Меня не перебе ивать.
Я сам130 собьюсь, я так волнуюсь.
Но о чем я? Та-ак ага.
Рука его к клинку уже тянулась,
не зря стояли томики Эдипа и Макбе́та,
на книжных полках нашего Гамле́та,
которые, быть может, подтолкнули где-то
Г о р а ц и о. Точней сказать, Софокла и Шекспира
О з р и к. Да, подтолкнули. Пусть умолкнет лира.
И ждали в свой черед, навеять мысль
убить амбивалентного131 кумира.
И может быть, уже в партере заждались,
когда решится он надеть отцовскую порфиру.
Ученые мужи подробно всё изучат,
и зритель наш, отнюдь не идиот,
ведь здесь наверняка тот самый случай,
когда простая мысль «возьмет, да и убьет».
Здесь должен быть суровый разговор,
и отголоски оного не смолкнут до сих пор.
Хотя Эдипов комплекс подсознанья приговор,
кто б ни был ты, но ситуация заставит взять топор.
Герой наш это бессознательно постиг,
как Пирр132 косматый, замерший на миг,
перед ударом варварским.
Как есть в преддверии Голгофы.
Затишье перед бурей. Замок весь
пронзило ожиданьем катастрофы.
Эдип вотще кричал и умолял
и даже Сигизмунд133 его простил.
казалось, неизбежность правит бал,
Фортуну чей-то лазер ослепил.
Увы, сознанье апеллирует к богам,
но бессознательное сквозь туман и гам
влечет безжалостно его, лишая сил
и все ж г-сподь его остановил,
послав отца к Харону.
Чем одновременно
предотвратил в зародыше,
мерзейший грех измены,
семейным ценностям,
как ни чреваты все грехи134,
я говорю про грех отцеубийства.
Наполненный простым и неизбежным смыслом.
Тогда племянник на фамильный склеп отца,
растерянно вокруг недоуменно глядя,
и с целью дело сделать до конца,
продолжил неосознанно свой перенос на дядю
«гуляку праздного», хотя при чем здесь это?