Дикий утенок
Постмодернистский черный лебедь
Владимир Пироцкий
© Владимир Пироцкий, 2022
ISBN 978-5-0059-4471-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Стихийные напевы
Читателям
Дорогие друзья-читатели, от души желаю вам радости и творческой самореализации
С уважением, авторЗайчик трамвайчик
Холуиновая песенка
31.10.20.Так!
2018ПлащчЪ Ярослава
Ковидные припевки
26.09.20Скоморошья
Песенка
2021Бредский бред юродивого в честь гения
а капелла2020«Не выходи из комнаты»
И. Бродский
Кукушка в сети,
или Просто слова
Проходит всё2018«Бессознательному, чтобы обнаружить себя, требуется время.»
Жак Лакан
Числа не напасть, да кабы за числами не пропасть
Чумной рассказик в лицах
«А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра чистый изумруд;
Но, быть может, люди врут».
А.С.Пушкин «Сказка о царе Салтане»
Сидели мы как-то с Петровичем в рюмочной, чай пили с воблою. Это как раз во времена чумы было, если мне память не изменяет. А она может Она такая. Э-эх!
С улицы, как раз чувиха с чуваком под гитарку стенают-плачут, всё кругами скачут:
Память-то она такая, как закажешь ей, так и кажется потом. Или позджее гораздо было, не знаю, врать не буду. А и совру, не дорого возьму.
Вон ктой-то снаружи в матюгальник командует:
«Поздже, поздже, пролам и очкарикам в шляпе в следующий заход. Ждить тя. Проходить тя. Эй-ты, гражданин! Проходим, проходим, проходим.»
Не пойму, то ли по-нашему говорят, то ли на каком тарабарском наречии. Хрен его знает. А где его, хрена того, сыщешь? Да и что с него спросишь? Да и хрен с ним.
Погоди-ка, да гораздо поздже это было, когда уже все пообвыкли к этой кароне, то бишь чуме.
Подарочек, от друзей наших дорогих, то ли младшеньких, то ли старших. Мы без ума, без разума, а они без совести, да себе на уме.
Чума на оба ваших домаПомнишь, Петрович, кто это сказал, про чумку-то эту?
Тут Петрович пробудился, глаза мутные Башку свою богатырскую с кулачок, а кулачок у него с аршин, от столешницы отлепил, да как гаркнет во всю ивановскую, чуть сам в штаны не наложил:
И снова уронил свою буйну головушку на стол. Лежит, сидя. Улыбается во сне. Посапывает, аки младенец.
Твою же маковку, набекрень! Карона всех на чистую воду вывела. Тут-то мы и распознали друг дружку. Кто друг, а кто хрен от всех недуг.
Ктой-то напужалси той чумы, а кто-то смотрит, не моргая: «Нету, говорит, никакой кароны!» Хоть ссы ему в зенки! Чтоб его перекосило от гонору.
А кто-то и сразу срал во всю прыть на неё, на пандемию хрен моржовый merde stupide30. Простите, дамы, за мой французский.
А еще были наивные, святая простота, что называется, хуже воровства:
Неведомо, сам ли удумал или попросил его кто, только вот взял и скопом всех (а их миллионы), тех, кто бараном не захотел быть, да под дудку мясников плясать бездумно прививаться ради прививки. Этот самый Макар му д@ ками их обозвал во всеуслышание. Ну и кто он после этого?
Ну что, други мои, «это только присказка» прелюдья была, чтоб головушка проветрилась, кругами не пошла.
А ежли кто заскучал уже, так и шел бы, родимый, дальше лесом да полем, с миром, куда его душеньке угодно. Мы не в обиде.
уТолько маску не розового цвета, плииз. Хотя, трусики такие, точно для лета, только не ругайтесь, милые дамы, я в хорошем смысле.
Встал, как деревянный солдатик, во весь рост, да как запоет! Заголосил во всю прыть: «Не надо печалиться, могем повторить! Вся жись спереди, разденься и жди».
Из форточки частушки летят, одна другой хлеще:
Погрозил Петрович своим узловатым пальцем в пустоту, приосанился и чуть не сел мимо лавки. Буйну голову на стол уронил и опять засопел.
Вот мне Петрович, сварщик и сантехник в третьем отделении, то есть, поколении, ото сна отошел, смотрит на меня и силится понять «Хто я и где?»
Как живой перед глазами стоит, набычился. Взгляд, будто у Семенабуденнова, когда в атаку прет, опосля как остограмился по-наркомовски. Да три раза́.
Стоп. Теперь, песенка о главном: тут мне Петрович и глаголит прямо, по-рабочему. Глаголом жжот, прямо по Пушкину: «За@@али вы уже, математики х@@вы!»
Из форточки гармонист наяривает, а девчата частушки, как из пушки голосят:
Тут уж, бл, из песни слов, как говорится э-эх, ну да ладна.
«А чо так, друже?» говорю ему в ответ с почтением.
«Ничо», ответствует он веско и засыпает тут же за столом в 37-й раз. Похрапывает, да покрикивает во сне. Видно всё тачанки снятся. А мерзавчика в кулачке своем аршинном зажал.
Только я расслабился в ожидании покоя, он кулачишшем своим по столу, хе рр ась!
Графинчик с чаем я-таки словил на лету, значит форму держу пока, если чё. Говорю ему сквозь зубы шепотом, «Полегче на поворотах, му д@ла, на портвешок-то не хватит».
Он как услышал родную речь, сразу обмяк весь, болезный, успокоился, дома себя почуял, сукин сын. Наш сукин сын!
Пропустили мы степенно, не торопясь по полмерзавчику. Сидим сырок «Дружба» нюхаем. Есть-то его давно нельзя.
Тут он опять встревает: «Ето понятно любому пи ссателю.»
Ну, и? говорю ему.
И опять он, вежливо так: «Вы, б лямате матики себе голову засрали-заморочили и нам хотите? Извини, канешна, мы табли таблицу лохарифов не изучали, да бывало и не вовремя конча стоп, щас не об этом.
Я тебе прямо скажу, со всей прямотой пролетар
Погоди, говорю ему, взялся, ходи!
А он такой: «Погоди, как это? Ну, не суть. Пусть котятки в тапки ссуть.»
Я ему, трезво и четко: «Теперь меня послушай. Только потом, не обижайся.»
«Окей», отвечает, «Заметано, шеф».
Я ему: «Заэпомни, я математику не знаю. Прин-ципиально. Но кое-что мне рассказывали умные люди. С профессором в одном купе ехали однажды. Шар от глобуса и квадратный трехчлен от простого отличу, общий член ряда от рядовых членов как два пальца об асфальт, и хватит меня попрекать моим сильно средним образованием, понил?»
Он мне: «Понил, не вопрос, земеля».
Вот скажи, Петрович, ты же умный, когда тверёзый
Чё за х @рня? Я по жизни умный, хоть и ра@пи@дяй, не спорю.
Всё, всё, я не прав. На ум твой и надеюсь. Короче, ответь мне на простой с виду вопрос: «Сколько будет ноль плюс ноль?»
Это всё, шо вы выучили за долгие годы мучебы своей в системе просвещения, сударь? Да с такими фишками и я могу в Японию на симпозиум ехать, как в анекдоте.
Петрович, не пи_ сди, тебе не идет. Ты думаешь, что в сумме будет нуль?
А ху ли ты, то ноль, то нуль, ты меня запутать хошь?
Нет, конечно. Считай, что это одно и то же.
Ок. Считать то я умею, как никак. Только не шути со мной.
Я не шучу. Это числа, брат. С ними шутки плохи. Ты, может, думаешь, будет ноль, ну или нуль? В сумме. Но это, еще как посмотре-е-ть
А Петрович мне:
Да, дорогой, это как посмотреть. Если эти нули ноль заболевших и ноль умерших, то в сумме это будет сто миллионов счастливых людей, а то и побольше.
Постой, погоди, «помедленнее, пожалуйста, я записываю». Что-то у тебя тут арихметика хромает?
Здесь простая арифметика не справляется, когда речь идет о жизни и смерти, дорогой.
А есть люди, такие ловкачи, те что цифирки нам рисуют, да ничем не рискуют. А мы им верим, олухи.
Та, кто же им верит? Не смеши мои боты «прощай молодость».
Тем более или тем не менее. Вот спрошу попутно, если бы я тебе трижды пообещал дать трешку до получки и трижды соврал, ты бы
Ровно двадцать семь.
То есть, поясни?
Туповат ты братец. Трижды девять двадцать семь.
А, в этом смысле? Все равно не понял. Ведь должно быть девять? Ну да ладно, как говорил Гамлет.
Я бы тебя уже после первого раза, «вот этими ворами и грабителями» отп@@дил, мама не горюй!
Вот и пральна, я бы тоже перестал с тобой общаться. А ты, оказывается, Шекспира тоже читал?
Да боже ж мой. Как там у Ляксандра Сергеича? Мы все читали понемногу. Особенно когда запор. «Это ж глыба, матерый человечище». Так кажись в анекдоте? Кто ж его, Вильяма нашего, не читал? Или это про Льва Толстого?
Ага, спроси лучше, кто его чита́л? И что еще за шуточки санфаянсовые, когда речь идет о великом барде эпохи это Возрождения? спрашиваю его.