Нога обязана выпрямится, скрючилась она обратимо, я бы расходился, но мне не встать, мой парашют кромсается озверевшими рукодельницами Пилтой и Грубтой, при следующем прыжке приземление мне бы оттягивать, беспокоит, что будет больно не только мне, но и земле.
Засовываются ореховые конфеты.
Действовал бы язык им бы выдавил.
Волосы разрешаю мне за уши.
От заглядывания в пропасть они у тебя не дыбом?
Беречь себя не привык, с нарезкой до противного нетвердых помидоров, размявшись, справлюсь, глаза резануло солнцем, находящимся за спиной, от автобусного стекла отскочило.
Солнце раскрашивает.
Оно возьмет натурой.
Законы кармы и по-твоему иллюзорны?
Дирол со вкусом мяты. Раскосая махила, насытившаяся бараниной с резким соусом, резинку пожевала, но крайне пряная индийский поцелуй.
Мне показывают короткий путь до мечты. Говорят, идти по шоссе. Волны меня переворачивают, lucky crazy lazy old sun, как на вертеле, обжаривает равномерно, прижатая камнем стрекоза улетела.
Болгарский культурфилософ запрыгнул на капот и помочился на салатовый кабриолет, при знакомстве с ним на Гоа он назвался Христо.
На рюкзаке нашивка афонского общества охотников на кабанов.
Небо над раскрытым ртом разделяется на умиротворяющее и терзающее.
Освальдо Ноттингем закупился для отлета и проверяет вместимость. Чемодан не закрывается. Одиннадцатую бутылку Old monk будет вынужден выложить.
Погуляв по красному, скачу по ковру из слившихся синих лепестков, на акул мне говорят не наскакивать.
Неуверенные в свой смертности девушки слизывают с пальмового листа плавленый сыр, завывание в голове от неточной настройки.
Распаханный метр. Падение носом.
Мне в спину ногой Родри Сой, мой близнец с Альтаира.
Выстроенный из кубиков склеп, переделываю тебя в мюзик-холл.
Обломком предупреждающей вывески выметаю сор после вечеринки с излишками.
Преследуемому бизнесмену Индерпалу презентуем кокаин, добавляющий прыти.
За электронную сигарету нищего Пистамбара не допустили участвовать в мангровом пикнике.
Мигает застекленное фото деревьев, а на днях было замыкание и пожар в настоящем лесу, Пистамбар помнит, как Индерпал пошел в гору.
Помолвка с девой из семьи решительного монополиста.
Зарядка с гантелями.
Наркоограничения.
В единении с природой он хмур.
Запреты направлены на порабощение духа.
Лысый, застывший в движении манекен. Меня вело сознание достижимости свободы, волос я не досчитался.
Вилли Нельсон поет «Imagine». Бармену за хороший выбор я отрываемый от себя косяк. Объявив перерыв, он скрылся выкурить, спустя время прокричал из-за двери о скором прибытии подмены, я промолвил, чтобы никого от ни какого дела он не отрывал, в баре лишь я, а меня можно не обслуживать. Не выпью на ипподром не пойду. Что за ипподром, нет ипподрома, ты докури, и уверенность тебя покинет. У меня она осталась. Волью в задымленный чан виски, джин, алкоголь ее унесет вырвавшейся из пожара косулей. Не лошади, а косули. Хлопок измазавшегося кетчупом джинна, и копыта засверкали, зрители заорали, курил ли я вместо завтрака и обеда? Комплект постельного белья часов в одиннадцать я присмотрел.
Изрезали простыню на маленькие паруса. Смастерить столько корабликов Кришне меня не уговорить.
Воспитательница с красной пышной прической обнимала меня в благотворно воображаемом детском саду. Догнивающую кувшинку уносят создатели цветочных памятников.
К задумавшему самоубийство Гаэтано на балкон сел ангел, они коротко пообщались и пошли за ромом.
Дилер пляжа Вагатор сказал, что я джентльмен.
За косяк заломил чрезмерно.
Банановое суфле она после разочарования в любви. Ухлестывающий за ней штурмовик представился профессором экономики. За налет на национальный банк его взяли.
Пятки горят, крики вырываются, угли, выходит, не остыли.
От подбирающейся волны Пейзажный Кюхтель рывком. На осеннее копирование подводной чащи, предавшись воле Абсолюта, нырнет.
Пицца гробовщика Манджуната нехороша.
Золотогривые жеребцы заболевают от отказов неказистых кобыл.
Осыпание плитки вызвано попыткой суицида лбом об стену.
По вопросам сексопатологии доктор Харимчар консультирует после заката.
На Гоа русский след, у правителя этого штата, возможно, сахалинские корни. Слышал от людей приличных, обкурившихся.