Предисловие научного редактора
«Рё Птитсманн (RøPtitsmand) (ок.1250? ок.1630?) и его сводный брат Понтокидай Рибманн (PaantaakideiRibmand) (? ?) датские драматурги и поэты, крупнейшие датские гуманисты середины второго тысячелетия н.э.
Расцвет творчества Птитсманна и Рибманна пришёлся на период правления АмлетаI, его брата Клудия и их, соответственно, сына и племянника АмлетаII. Дания, расположенная на задворках Европы, ныне маленькая и незаметная, во времена АмлетаIIпретендовала на статус великой региональной державы. Амбициозный датский король (впоследствии император) АмлетIIпоставил целью распространить своё влияние на весь известный к тому времени мир. Проводниками, агентами этого влияния АмлетIIизбрал лучших представителей датской творческой интеллигенции Птитсманна и Рибманна.
В творчестве Птитсманна и Рибманна с невиданной до той суровой поры художественной силой отразились социальные противоречия, знаменовавшие собой кризис феодальной Европы, зарождение новых, прогрессивных для своего времени буржуазных отношений.
В немногих дошедших до нас произведениях Птитсманн и Рибманн, «Инь и Ян датской поэзии», как совместно, так и по отдельности воспевали трудовой героизм датского народа, вдохновляли его на борьбу с местными феодалами, острыми как шпага словами и выражениями разили иноземных угнетателей.
Как Птитсманн, так и Рибманн творчески переработали наследие средневековой датской лирики, создав в итоге нетленные образчики глубоко национальной поэзии, опирающейся на датские традиции и фольклор. Творчество Птитсманна и Рибманна насквозь проникнуто жизнеутверждающим началом, красочные зарисовки датской природы в их нетленных произведениях сменяются сценами масштабных народных гуляний, камерными лирическими эпизодами.
В творчестве Птитсманна и Рибманна сложно переплелись юмор и гротеск, лиризм и эпичность, масштабно изображён конфликт между монархическим деспотизмом и жертвами его произвола, тонко и точно расставлены акценты на необходимости в любых жизненных ситуациях следовать императиву нравственного долга.
В своём позднем, зрелом творчестве Птитсманн выступал апологетом провозглашённой АмлетомIIполитики построения Вертикали Добра.
Очевидно менее талантливый, чем родственник, Рибманн отличался от него бóльшим радикализмом взглядов. В произведениях Рибманна, насыщенных автобиографическими мотивами, нашли отражение сцены из жизни датских низов и верхов. Для Рибманна более, чем для Птитсманна, характерны прославление трудового подвига датского народа, ироническое отрицание заморских, заокеанских «ценностей».
В лучших творениях Птитсманна и Рибманна мир простых датских тружеников, их суровый быт противопоставлены разврату и загниванию датского двора, датской феодальной аристократии, в штыки встретившей, «заигравшей», заболтавшей прогрессивные для своего времени амлетовские идеи».1
Углубление противоречий в датском обществе обусловило переход Р.Птитсманна и П.Рибманна к жанру трагикомедии такова трилогия «Датский двор», первая часть которой написана Птитсманном, вторая Рибманном, а третья ими совместно (в данном издании деление на части опущено).
Не более, чем пары слов заслуживает так называемый переводчик трагикомедии Игорь Белладоннин слов, надо признать, не всегда ласковых. Не хочется здесь лишний раз склонять его фамилию (её и без нас просклоняет вдумчивый читатель) ну, как говорится, какого нашли (о чём немало оставлено в настоящем издании «тёплых» редакторских комментариев). Но лучше уж так (познакомить читателей с творчеством Птитсманна и Рибманна), чем вовсе никак: не все у нас пока владеют стародатским в объёме, достаточном для понимания (и получения наслаждения от) первоисточника.
Странным образом, действие трилогии начинается с того момента, которым заканчивается небезызвестная трагедия «Гамлет» не менее небезызвестного У. Шекспира. Возникает глубоко закономерный вопрос: не гипер ли реальные исторические персонажи Птитсманн и Рибманн являлись самыми что ни на есть настоящими авторами и «Гамлета», и прочих пьес, приписанных перу довольно-таки, скажем прямо, мифического У. Шекспира в угоду да и в подкрепление процветающему в мировой культуре на протяжении последних четырёхсот лет англоязычному литературному империализму как высшей стадии англоамероцентризма?