- Это можно было сказать и вслух.
Ягодкин улыбнулся при этом, но даже улыбка не смогла вновь пустить в ход остановившуюся пластинку застольной бессмыслицы. Возникла пауза. И сейчас же ворвался в нее хрипловатый говорок Шелеста, казалось только и ждавшего случая рассказать всем то, что он не успел досказать сидевшему рядом Жоре.
- Значит, так... И вам, Михаил Федорович, будет интересно послушать. О моей встрече с Кириллом в Одессе вы знаете: я вам марки от него привез. А сказал вам не все - не успел. Слесарь-водопроводчик помешал: в туалете у вас бачок протекал, ну а мне на работу надо было спешить. Срок командировки уже позавчера кончился...
- Не тяни, - оборвал его Ягодкин.
Но Шелеста это не смутило. Язык у него уже заплетался, он захмелел и, приговаривая, все время тыкал вилкой куда-то мимо тарелки. Ягодкин, как показалось Чачину, смотрел на все это с плохо скрытой тревогой, видимо, не решив: остановить болтуна или подождать, что он еще скажет. А Шелест, глотнув коньяка из недопитого бокала, продолжал за притихшим уже столом:
- О чем я? О марках этих самых... Все восемь новеньких с белыми медведями теперь у вас. А я еще не сказал вам о механике. Да. С механиком Кирилл и ходил за ними. Кирилл обменивал, тот покупал. Одиннадцать штук из свободной Африки. Из Киншасы такая... пальчики будут лизать от зависти. И все оттуда... от Кьюдоса.
Ягодкин оборвал его с непонятной злостью:
- Не говори глупостей. В Марселе марками торгуют Женэ и Реньяк!
- Все они одна шайка-лейка, - отмахнулся Шелест. - А я с Кириллом к этому механику пошел и перекупил их все за полсотни. О них мы с вами не договаривались, Михаил Федорович.
- Ты обязан был передать мне все. Твои я тебе бы вернул. Но посмотреть их я должен был все до единой. Надеюсь, они еще у тебя?
- Только девять штук, Михаил Федорович, - проговорил трезвеющий Шелест. - Две я уже сменял.
- У кого?
- Вы его не знаете. Дружок один факультетский.
- Как найти его, знаешь?
- Спрашивайте!
- Тогда пройдем-ка в кабинет.
Шелест нетвердой походкой пошел за ним. Филя на цыпочках подкрался к приоткрытой двери и заглянул в щель. За столом все молчали.
- Требует все марки вернуть. Чтоб завтра же были у него, - объявил Филя по мере подслушивания. - Говорит тихо, но строго. Хи! Матом врезал. И это наш-то тихоня, Михаил Федорыч...
- Отойди от двери, - сказал Жора. - Сейчас же. Слышишь?
- Не глухой, - пробурчал Филя, но от двери отошел.
А вслед за ним вышли и хозяин с Шелестом. Шелест шел покорно, опустив голову, и ни на кого не смотрел.
- Извините, други мои, - сказал Ягодкин. - Произошло небольшое недоразумение. Сейчас наш общий друг будет вынужден покинуть нас. Он уже нагрузился, и с него хватит. Кроме того, у него есть неотложное дело.
Но вечер был уже испорчен, и первой осознала это Ляля. Посмотрев на часы, она решительно встала из-за стола.
- Боюсь, что и нам пора, Михаил Федорович. Час поздний. Вы с нами, Сережа, или...
- Или, - резюмировал Ягодкин. - Сережу я отвезу сам. Мне тоже надо проветриться. Фильку дома оставляю: в Косино ему далеко, да он и не доберется. А вы, Ольга Андреевна и Георгий Юстинович, отчаливайте по домам на своем "Жигуленке".
- Понравилась девочка? - спросил он у Чачина уже в машине, когда она сворачивала с улицы Дунаевского на Кутузовский проспект.
Чачин неопределенно усмехнулся: то ли понравилась, то ли нет. И ответил неопределенно:
- Я не собираюсь конкурировать с Челидзе. А почему она из Лялечки превратилась в Ольгу Андреевну?
- Потому что так она именуется в паспорте. Лаврова Ольга Андреевна. А Лялечка - это уже ее собственное изобретение. Нечто вроде фирменной этикетки.