Мама, шепчу, кто там?
Обыск, деточка. Полиция. Ты спи, авось тебя не тронут.
Не успела мама подняться, входят двое в комнату. А мама:
Пожалуйста, говорит, тут потише. У нас ребенок больной.
А грубый голос отвечает:
Ладно! Чего это у вас все ребята хворают? Куда ни придешь с обыском, все ребенок больной.
Я лежу ни жива ни мертва, глаза закрыла, будто сплю. Из соседней комнаты кто-то кричит:
Сначала здесь осмотрим! Всех из той комнаты сюда!
А тут только хозяйка, да еще ребенок спит.
Ребенок пусть спит, а хозяйку сюда.
Вышли все и дверь затворили.
Открыла я глаза, вся дрожу. На столе лампа горит, ужин со стола не прибран, постели не смяты. Видно, еще не ложились спать А за дверью шаги, голоса.
Дух захватило. Ведь не маленькая, понимаю же: найдут на квартире у наборщика шрифтясно же, для чего ему шрифт Плохо будет папе!
Села на кровати, оглядела комнату. Нигде не видно. Да! А зачем мама у меня под подушкой рылась? Сунула я руку под подушкуи обмерла. Там!.. Крепко завязанный в тряпку, колючий
Будут искатьи в мою постель полезут. Поля рассказывала, все-все перерывают Нашли же у Симиного отца под матрацем, и у меня найдут Надо спрятать скорее Но куда?!
Дрожу вся, зубы стучат, оглядываю комнату. Нет укромного места! В печку? Найдут. На шкаф закинуть? Слышно будет, да еще уроню Сил не хватит, тяжелый он!
Сижу на кровати, узел в руках держу, не знаю, что делать! А надо! Знаюнадо! Куда же, куда?!
И вдруг осенило меня. Вскочила я, подбежала к столу на цыпочках, заглянула в глиняный кувшинбольшой у нас был. Так и есть, молока в нем еще порядочно. Перенесла кувшин на подоконник. Стала развязывать узел со шрифтом, руки дрожат, сил нет. Узел крепко затянут. А сама так и ждувот-вот войдут. Не поддается узел. Вцепилась зубами, рвануларазвязался! Опустила тряпку одним концом в кувшин. Посыпался шрифт, зашуршал Так я и застыла Ничего, ходят там, авось не слышно
Стало молоко кверху подниматься, тряпку замочило. Разложила тряпку на подоконнике, сыплю горстями, спешу. Поднялось молоко до краев, а шрифта еще много. Как быть? Отлить? Руки трясутся, подниму кувшин, расплескаю, догадаются Оперлась руками о подоконник, подтянулась к краю кувшина, давай молоко отпивать Глотаю, давлюсь, в горле застревает. Чуть не поперхнулась. Вдруг шаги к двери Я и дышать перестала Нет, отошли!
Всыпала еще две горстиопять молоко до краев. Снова отпивать стала.
Ух, все там, до последней буковки! И молоко снова наравне с краем. Отпила еще глотка три, тряпку сложила, бросила в раскрытую корзину, где у мамы лоскуты лежали. Самаюрк в постель. В голове шумит, словно лечу куда-то вместе с комнатой, нехорошо так
Долго ли пролежала, не знаю Слышу, отворяется дверь, вошли все. Мама говорит, а у самой голос дрожит:
Ребенка только не троньте, очень больна девочка!
А кто-то отвечает:
Девчонка нам ни к чему. А кровать осмотреть надо. Снимите девочку!
Нельзя, мама говорит, тревожить ее
Слышу, еле говорит, бедная. Так мне ее жалко стало. И сказать-то ей нельзя, что шрифта под подушкой уже нет.
Прикрикнул пристав:
Берите девчонку! Нечего тут!
Подошел папа. Взял меня на руки, сел на стул. А я притворилась, будто и не чувствую. А у самой сердце выскочить хочет. И у папы руки дрожат.
Слышу, сбросили подушку, роются в постели. Долго шарили.
Ладно, говорят, можете класть.
Положил меня папа осторожно. Незаметно повернулась я так, чтобы лицом к комнате лежать. Самой любопытно посмотреть. Приоткрыла веки, гляжу сквозь ресницы
Как сейчас вижудва дворника из соседних домов, понятые. Пристав толстый, усатый, красный. И пуще всего что-то мне его руки запомнилисьпальцы короткие, пухлые, как обрубки. Всюду он ими щупал; ходит и щупает по всей комнате, ходит и щупает, пока околоточный с городовыми в вещах роются. И еще какой-то шпион, наверное. Этого до сих пор забыть не могу. Все улыбается, голос сладенький, будто ласковый такой, а у самого глаза, как у лисицы, так и бегают, так и сверлят. И как это он не заметил, что я сквозь ресницы за ним наблюдаю?
Все перешарили, всюду искали. Папа стоит, молчит, мама на стул в уголке села.
Вдруг вижуподошел пристав к окну. Ладонями в подоконник уперся, наклонился всей своей грузной тушей прямо над моим кувшином Догадался?.. Нашел?.. Даже в глазах у меня потемнело
А пристав сердито выругался вполголоса:
Черти! Ходи тут из-за них ночью по пурге! Света божьего за окном не видать! Повернулся от окна да как прикрикнет на маму:Ну, чего расселась! Убери со стола, протокол буду писать.
Мама встала, тряпкой стол вытерла. Сел пристав протокол писать.
«Ой, думаю, что же он такое пишет?..»
А дальше я не помню: не то заснула, не то в забытьи лежала. Очнулась, как от толчка. Открыла глаза, гляжуза окном светает. Мама у лампы сидит, шьет. А посреди комнаты стоит папа.
Вспомнила я все, чуть не закричала от радости. Цел мой папа! Дома!
Мама говорит:
Да что я, с ума, что ли, сошла? Как же это не помнить? Говорюсвоими руками Танюшке под подушку сунула.
Пожал папа плечами.
Чуднó, говорит, как в воду канул!
Не выдержала я, как расхохочусь да как закричу:
Не в воду, папа! В молоко!
Вздрогнули оба. Посмотрел на меня папа:
Что она? Бредит?
А я одеяло сбросила, села на кровати, сама от радости и заговорить не могу. И пришло мне вдруг на память:
Слушай, папа, говорю я, а сама смеюсь, я недавно такую сказку читала: жили старички, муж да жена, а у них кувшин волшебный был. Они молоко пьют, а он все полный Так и у вас с мамой!
Смекнул папа, оглядел комнату. Бросился к окну, взял кувшин в руки.
Танюшка, говорит, это ты его сюда?
Я только головой кивнула.
Мама всплеснула руками да как заплачет:
Умница ты наша, папу своего спасла!..
А папа поставил кувшин обратно на окно, подошел ко мне, взял меня молча на руки, поднял, прижал к себе и понес по комнате. Сам молчит, только меня все крепче к сердцу прижимает.
Остановился да и говорит тихо так:
Ну и дочка у меня! Настоящая из тебя революционерка выйдет. Не растерялась!
Как это так, говорю, «выйдет»?! Разве я уже не революционерка?!
Засмеялся папа.
Верно, говорит, и твоя капля уже в общем деле есть.
И болел же у меня живот наутро! Еще быбольная, да столько молока залпом выпила!
Это ничего. А вот одно досадно мне было: нельзя подругам в школе рассказать. Хорошо зналаконспирация. Значит, тайна, секрет.
*
В сумерки папа рассыпал шрифт понемногу по всем карманам икак будто с пустыми рукамиушел из дому.
Ждали мы его с мамой ни живы ни мертвы У меня из головы не выходили Сима и ее отец А ну как и папа
Вернулся папа поздно вечером. Мы обе так и бросились к нему.
Чего вы, глупые? засмеялся он и обнял нас. Все в порядке!
Через несколько дней в городе началось вооруженное восстание.
ЛАСТОЧКА
Усадьба помещика и фабриканта Рыжова отстояла от его фабрики всего на полтора километра, но хозяин не привык ходить пешком. Утром кучер Григорий отвозил его на фабрику в удобной коляске, а к вечеру приезжал за ним.
Лошадей у Рыжова было много, но ездил он только на своей любимицевороной, тонконогой и горячей Ласточке.
Однаждыэто было летом 1907 годакучер Григорий чистил в дверях конюшни Ласточку. Кобылица нетерпеливо перебирала ногами, но два ремня, протянутые с двух сторон от недоуздка к притолокам двери, держали ее на месте.
Сынишка Григория, восьмилетний Гришутка, бегал во дворе и вдруг увидел возле конюшни дядю Сережустарого дружка отца, рабочего с фабрики Рыжова.
Из разговоров старших Гришутка знал, что на фабрике забастовка и полиция уже арестовала «зачинщиков». Он подбежал поближе, чтобы послушать, о чем будет говорить отец с дядей Сережей.
Какие новости? тихо спросил отец, продолжая водить скребком по лоснящейся спине Ласточки.
Дядя Сережа огляделся, зашел в конюшню и стал за дверью, чтоб его не видели со двора.