Присаживайтесь, лейтенант,Афонов указал Колчину на стул и сам сел напротив. Он смотрел в упор большими круглыми глазами.Так вы же редкостный человек! Разведчикихрабрейшие из храбрых. Уважаю таких Костя, две рюмки водки!
Шофер принес водку. Афонов высоко поднял рюмку в крепко сжатой руке.
Война еще не кончилась. Пусть сбудется ваша мечта, лейтенант!
Выпили. Махнув рукой шоферу, Афонов повернулся к лейтенанту.
Спешить вам сегодня некуда. Рассказывайте о себе и обо всем, что не секрет.
Боевой командир с орденами на груди, пышущий здоровьем, энергией, позабыв об ужине и своей гостье, просил рассказывать не «коротенько», как Веденеев, а подробно, и это пришлось Колчину по душе.
Он говорил, слегка волнуясь, потому что замечал пристальный взгляд Гарзавиной.
Я верил, что могу сделать больше, но не в лагере для военнопленных, а в тылу врага, если пошлют. Когда я разыскал новый адрес матери и в письме от нее узнал, что оккупанты убили мою сестру,работа в лагере опротивела, я возненавидел Больше не подходил для этой работы. Подал рапорт
Колчин не касался того, как его готовили, проверяли и перепроверяли, какое первое задание дали ему, переодетому в форму немецкого офицера. Но Афонов понимающе кивал головой. Можно представить всю сложность дела и опасность: один среди множества врагов.
Чуточку везения к вашей смелости и находчивости,сказал Афонов,и задание выполнено, затем второе, третье. Вы, лейтенант, были бы уже майором. Да-а. Возможности колоссальные. А здесь, в политотделе, будете киснуть. Впрочем, многое зависит от вас. Выпадет случай отличитьсяне откажетесь?
Для дела готов,ответил Колчин, вставая.
Веденеев говорил вам о предстоящем?намекнул Афонов на посылку обер-лейтенанта с письмом немецкого генерала.
Да.
Ваше мнение?
Воздержусь высказывать, товарищ полковник. Я новичок здесь. Но хорошо знаю, что распоряжение начальника
Приятно слышать, лейтенант.
Колчин простился по-военному. На улице было уже темно. Он шел к политотделу, думая об Афонове. Полковник склонен недооценивать работу в политотделе«будешь киснуть там» А кто такая Гарзавина? Лейтенант медицинской службы для Афонова просто Леночка. Вероятно, отец Гарзавиной и полковник Афоновдавние друзья, и она, молоденькая девушка, находится под заботливой опекой.
Инструкторы еще не показались, Веденеева тоже не было. Игнат Кузьмич читал письмо. Увидев Колчина, обрадовался.
Вот объясните мне, товарищ лейтенант, такой факт. Раньше я получал письма от сына на седьмой или восьмой день, как написано. А этона третий день. Думаю, он недалеко отсюда. Верно?
Может быть,ответил Колчин.Хотя письма теперь доставляют самолетами. Быстрее.
Доставка стала быстрее, это правда. Но ежели к Кенигсбергу стягивают много войска, то и часть, в которой служит мой Сергунька, сюда переброшена. Так полагаю.
Так Шабунину хотелось, и Колчин сказал:
Непременно встретитесь со своим сыном, Игнат Кузьмич.
Ой, хорошо бы!подхватил Шабунин и прослезился.Один он у меня, больше никого Ужинать будем, товарищ лейтенант, или всех дождемся?
Подождем, Игнат Кузьмич.
Колчин снял шинель, стянул сапоги и прилег на койку. Спать он не собиралсянадо подумать о завтрашнем дне.
* * *
Утром разбудил Колчина громкий разговор, происходивший за дверью, в соседней комнате. Он различил голоса инструкторов политотдела, с которыми познакомился за ужином. Колчину стало неловко. Проспал дольше всех! Хотя это после бессонной ночи в дороге неудивительно, и все же он испытывал конфуз. Одеваясь, Колчин прислушивался, не о нем ли говорят за дверью.
Пополнение, товарищ подполковник,докладывал старший инструктор Веденееву, которого вчера вечером не тревожили из-за болезни.Восемнадцать политработников из резерва политотдела армии и запасного полка.
Распределим сегодня же. Прежде всего в полк Данилова, там особенно не хватаетголос у Веденеева спокойный, уверенный. Приступ малярии прошел.
Другой инструктор докладывал о принятых в партию, помощник начальника по комсомолуо принятых в комсомол. Они предлагали того-то выдвинуть на должность парторга полка, того-то представить к очередному званиюдавно пора! Они называли фамилии, вспоминали боевые подвиги коммунистов, которых хорошо знали, о многих других важных делах говорили, и Колчин думал, что эго вот и есть самое главное, а предстоящая работа нового инструктора мало кого занимает.
Штейнер вернулся,докладывали Веденееву,и немцев привел. Восемь человек во главе с фельдфебелем.
Отлично!весть эта заметно обрадовала Веденеева.Где Штейнер?
Пишет отчет. Обстоятельно описывает, все, как было.
Колчин почувствовал облегчение: на сегодня есть работа. Он открыл дверь, остановился, щелкнув каблуками.
Разговор тут закончился. Веденеев ушел в свою комнату. Шабунин возился с котелками.
Давай без церемоний,сказал Колчину помощник начальника политотдела по комсомолу, тоже молодой лейтенант.Присаживайся к столу.
После завтрака Колчин продиктовал отчет Штейнера машинистке и постучался к Веденееву.
Хотя приступ и прошел, но цвет лица у подполковника был землистый, глаза ввалились. Он читал медленно, перекладывая страницы бледной, слегка дрожащей рукой.
Отошлем это в политотдел армии,Веденеев вернул отчет.Что вы скажете о Штейнере?
Надежен.
Будем готовиться. Познакомьте Штейнера с Майселем.
«Познакомить можно,подумал Колчин,а вот сдружитьне в силах».
Он свел двух немцев, представил друг другу. Штейнер, низкорослый крепыш с простецкой улыбкой на открытом круглом лице, протянул Майселю руку. Такая бесцеремонность не понравилась обер-лейтенанту. Он вяло пожал руку и, рассматривая свои ногти, спросил:
Перебежчик?
Так точно, товарищхолодный тон смутил унтер-офицера.
Боялся погибнуть или отрекся от прежних убеждений?
Я не мог больше служить.
Мне нужен смелый человек. Он должен выполнять мои приказы,пояснил Майсель Колчину и посмотрел на унтер-офицера.Вы согласны пойти со мной?
Так точно, господин обер-лейтенант.
Хорошо. Садитесь.
Они сели к столу, и Майсель стал выспрашивать, где шел унтер-офицер, что слышал о положении в Кенигсберге. Колчин наблюдал за ним, слушал точные, требовательные вопросы.
«Тот самый обер-лейтенант, или я ошибаюсь?гадал Колчин.Надо удостовериться».
В прошлом году, еще работая в лагере, Колчин по-своему изложил широко известную сказку о рыбаке и рыбке, наполовину по-немецки, и читал ее пленным; большинство их понимало, о ком говорилось в этой сказке.
Отослав Штейнера отдыхать, он предложил обер-лейтенанту:
Хочу немножко позабавить вас. Вы очень строго разговаривали с унтер-офицером. Мне понятно: озабочены предстоящим. Нужно отвлечься на время.
Я слушаю вас, дорогой Колшин.
Майсель сидел, закинув ногу на ногу. А Колчин прохаживался по комнате и декламировал, четко произнося слова, особенно русские:
Жил старик со своей старухой
У самого Балтишен меер.
Они жили в ветхой эрдхютте
Ровно драйсиг лет унд драй ярэ.
Старик, дер альте, был Эрих,
Старуха, ди альте, вар Клара.
Дер альтежелезнодорожник
Ходил все от стрелки к стрелке,
И еще ловил он им меере
Ин фрайен цайтен офт рыбу.
Ди альте Клара шпанн пряжу
Унд вар стариком недовольна:
«Ду, думмкопф, ты, простофиля.
Записался бы ты в гитлербанде,
Филляйхт, дали б должность получше,
И имели бы мы филь райхтум».
Сказка была длинной. Колчин декламировал неторопливо, иные места нараспев, и при этом поглядывал на неподвижно сидевшего обер-лейтенанта: догадывается ли он, о ком идет речь?
Старуха Клара была сварливой и жадной, как и ее предшественница в сказке. Увидев у Эриха «цайхен нагрудный», Клара заворчала: «Пользы нет от значка-жестянки, хоть бы взял ты фон им корыто, наше совсем ист капут, фердорбен». Но она ошиблась. Нацепив фашистский значок, Эрих быстро пошел в гору, а Кларе приходилось пока что возиться в кухне да сидеть за пряжей, и она сердилась на старика: «Альтер кауц,кричит,старый дурень! Надоело мне пряжу шпиннен». И понятно, ей хотелось стать богатой дворянкой.