Я ничего не ответил, взял стеклянный стакан и стал пить воду, которую подала нам одна из немок. На кухне топилась печь, на её плите в большой сковороде жарилась рыба, рядом в кастрюлях что-то варилось. Вместе с молодыми девушками готовила ужин женщина лет пятидесяти. Она руководила молодыми, строго давала указания. Винокурова немки уже знали, он с первых минут заселения в этот дом выступал в роли переводчика.
Кроме нас с Винокуровым, здесь находились ещё двоеэто майор Котов и капитан Соколов. Эти офицеры плохо знали немецкий язык, объяснялись с немками, в основном, жестами, как немые. Капитан жестикулировал руками, смешно выпячивая губы. Девчонки хихикали, смущённо отворачивались.
Капитан попросил Винокурова: «Перевединас будет двадцать человек. Значит надо накрывать на стол на двадцать персон».
Сергей перевёл и предложил женщинам свою помощь. Рядом с кухней находилась большая комнатастоловая. Мы сдвинули вместе несколько маленьких столов в один длинный стол, разложили, как в ресторане, тарелки, ложки и вилки.
Судя по просторному зданию, было понятно, что хозяева до войны жили не бедно. В доме имелись туалет с унитазом и ванная комната. Кроме печей здание обогревалось батареями водяного отопления от котельной, пристроенной к дому. По распоряжению командира полка Котова, солдаты затопили котельную, чтобы нагрелась вода, и можно было помыться в ванной.
К нам на кухню часто заглядывали солдаты и офицеры, но Котов прогонял их «Не мешайте готовить!» ворчал он. Я поинтересовался у него: «Откуда рыба?»
Из реки вестимо, шутливым тоном пояснил майор. Её взрывчаткой глушили на реке Прегель, когда вчера мимо проезжали.
Мы не правильно реку называем, сообщил Винокуров. Местные жители называют её «Преголи», и это название не склоняется. Соколов раздражённо махнул рукой:
Какая разница! У нас в военных картах «Прегель» написано, так и будем называть.
Винокуров спорить не стал и пошёл помогать девчонкам. Он крутился возле них, и между делом вёл разговоры. Я тоже присоединился к нему, очистил несколько луковиц, слушал немецкую речь и почти всё понимал. Иногда я вставлял в разговор своё слово, поддерживал беседу. Настроение моё было плохое, не такое, как у Винокурова, потому что понималэтим девушкам неприятно общаться с нами. Оружие мы не оставляли ни на минуту, снайперская винтовка всё время висела у меня на плече. Иногда я ставил её рядом на пол. Конечно, женщины видели, что я снайпер, и могли предполагать, что уже убил некоторое количество их соотечественников, да и других присутствующих военных они могли в этом подозревать.
Улыбались девушки нам искусственными улыбками, пытались быть вежливыми и учтивыми. Такая натянутая обстановка меня не радовала. На кухне мы находились более часа и узнали в разговорах много информации о немках. Оказалось, что одна из девушек была дочерью хозяйки этого дома, вторая её племянницей, а третья снохой. Сын хозяйки, с её слов, находился в Кёнигсбергской тюрьме, а муж недавно умер от сердечного приступа, очень переживал за сына. Кроме того, он являлся владельцем конезавода. Его лошадей фашисты отбирали за минимальную цену на военные нужды. А когда сына арестовали за связь с антифашистами, то завод полностью конфисковали. Парня не расстреляли только благодаря родственным связям с большими чинами в гестапо. Что сейчас происходит с сыном, хозяйка не знала и, рассказывая эту историю, всплакнула.
Скорей бы война закончилась, говорила она, смахивая слезу, и успокоившись, спросила:
К концу года война закончится, или нет?
Советская армия приближается к Берлину, сообщил Винокуров, так что, возможно, она закончится через два месяца.
Женщины удивлённо посмотрели на него, видимо, не поверили.
Когда ужин был готов, всех солдат и офицеров позвали в столовую. Женщин тоже пригласили с нами поужинать. Они поначалу отказывались, но Винокуров их уговорил.
Перед тем, как приступить к приёму пищи, командир полка сообщил печальную новость: «Погиб 18 февраля командующий третьим белорусским фронтом Черняховский, возле города Мельзак от осколка снаряда. Вместо него назначен на эту должность маршал Василевский. Он теперь будет руководить штурмом Кёнигсберга».
Солдаты жалели Черняховского, он пользовался большим уважением в войсках. Однако присутствие молодых женщин отвлекало от грустных мыслей. Сидя за длинным столом, гвардейцы с любопытством разглядывали немок. Майор Котов заметил, как я смотрю на племянницу хозяйки, и тихо мне сказал: «Среди немок нет симпатичных, наши девушки в сто раз лучше» Я пропустил мимо ушей его слова. Мне эта девушка очень понравилась. Из разговоров стало известно, что звали её Марта. Девушки, наверное, специально испортили свои причёски, оделись в плохую одежду, чтобы не приставали к ним военные. Но я всё равно разглядел, скрытую под старым мятым халатом, стройную фигуру племянницы хозяйки, а из-под лохматых волос выглядывало её вполне симпатичное личико, с округлыми по-детски щёчками.
В начале мы ели рыбный наваристый суп. Мой сосед слева, лейтенант Горбунов, брезгливо копался в тарелке. Он ел в супе только картошку, а рыбу оставлял.
Ты, почему рыбу не ешь? удивился Котов.
В реке много трупов, а рыба ими питается, произнёс лейтенант с брезгливым выражением на лице.
За столом все слышали его слова, но продолжали активно работать ложками. Голодным солдатам трудно аппетит испортить. После супа опять ели рыбу, но только жареную. Всё было вкусно, наелись досыта. Солдаты, выходя из-за стола, благодарили женщин. Некоторые знали, как это сказать по-немецки и говорили: «Danke». А майор Котов даже поцеловал руку хозяйке, словно истинный интеллигент. Немки были тронуты таким добрым к ним отношением и совсем осмелели.
После ужина сначала скопилась очередь возле туалета, потом возле ванной комнаты. На помывку я стоял в очереди за Винокуровым. Впереди него были три человека, а в ванной уже мылся командир полка. Выйдя оттуда, посвежевший, он предупредил нас:
Мойтесь побыстрее, чтобы всем успеть помыться. Утром пойдём в наступление.
Его слова навели меня на грустные мысли: «Снова в бой. Опять смерть будет рядом, возможно мне придётся погибнуть, как погибли многие мои товарищи». Пока я стоял в очереди, вспомнил Олега Коровкина и погибших снайперов из моего взвода, имена некоторых из них уже начал забывать.
Помылся я наскоро, много воды в ванну не набирал. За свою короткую жизнь на тот момент, в ванной я мылся второй раз. Впервые это было, когда мы ездили с родителями в гости к Глебу в Ярославль, ещё до войны. Но, в тот раз, в сорок первом году, воду горячую отключили, поэтому помыться в ванной у него не удалось.
После мытья спать мне хотелось меньше, и я решил пообщаться с девушками. Они сидели вместе с Винокуровым на кухне и тихо беседовали. Перед ними на столе лежал альбом с фотографиями, на который падал свет от керосиновой лампы. Увидев меня, девушки смутились и замолчали. Я спросил их: «Можно присоединиться к вашей компании?»
Конечно можно, вы хорошо говорите по-немецки, сказала приветливо Марта. Она посмотрела на меня, своими голубыми глазами, с нескрываемым любопытством.
Приятно перед боем пообщаться с симпатичными девушками, быть может, в последний раз, грустным голосом произнёс я.
Не надо отчаиваться, верьте в удачу, попыталась успокоить меня сноха хозяйки.
Мне показалось, что говорила она искренне, хотя мы были представителями враждующих сторон. Ведь женщины во все времена являлись миротворцами, в отличие от воинственных мужчин.
Я присел на стул рядом с Сергеем и взглянул на фотографии в альбоме. На одном снимке были изображены мужчина с женщиной и с ними девочка лет десяти. Марта объяснила, что девочкаэто сидящая с нами Гретхен, а с ней, её родители. Теперь мне стало понятно, что дочку хозяйки звать Гретхен. Она мило улыбнулась.
В то время, когда мы фотографировались, сказала задумчиво она, всё было прекрасно. Мы не могли даже представить, что начнётся война, и люди станут убивать друг друга.
А кто тот офицер? показал Винокуров на фотографию на следующем листе альбома.
Это мой отец, покрывшись румянцем, тихо произнесла Марта.