Увидев меня, генерал обрадовался:
Старшина, ты вовремя появился. Нас кто-то обстреливает, возможно, немецкий снайпер. Выбери себе у окна, за мешками позицию и постарайся решить эту проблему.
Я хотел вам доложить о проделанной работе.
Потом доложишь.
Осторожно подобравшись к окну, я отцепил от своего ремня каску, (был в шапке) и медленно стал её высовывать. Через мгновение пуля со звоном ударила по каске.
Точно снайпер. Сейчас буду искать, откуда он стреляет. Вы не могли бы ещё раз высунуть каску? обратился я к адъютанту генерала. А я залезу на крышу соседнего дома, и буду охотиться на снайпера.
Всё сделает как надо, поручился за своего адъютанта генерал.
Под пулями забрался я на ближайшую крышу, накинул на голову капюшон белого масхалата, спрятался за кирпичную трубу и осмотрелся вокруг. Стреляли со всех сторон, и было не понятно, где проходит линия фронта, иначе говоря, линия соприкосновения с войсками противника. Прикинул, где бы мог спрятаться вражеский снайпер, и свистнул, как договаривались, чтобы адъютант высунул каску. Многие дома в это время в городе горели. Облака дыма клубились повсюду, и видимость была плохая. Всё же, мне удалось засечь одинокий выстрел, предполагаемого снайпера. Он стрелял с чердака метров за шестьдесятсемьдесят от нас, с территории занятой нашей дивизией. Смелый был этот снайпер, надо отдать ему должное. Но мне пришлось его убить, таковы законы войны. Довольный своей работой я возвращался назад и в дверях командного пункта встретил Серёгу Винокурова.
Здорово, Сергей! обрадовался я. Какими судьбами здесь?
Мне к начальнику разведотдела надо, объяснил Винокуров. Сказали, что он здесь на КП.
Расскажи, как провёл разведку в Кёнигсберге? Удачно, или нет?
Сначала доложу капитану, а потом и с тобой поболтаем, пообещал Сергей.
Он зашёл на первый этаж, а я поднялся на мансарду, докладывать генералу. Командир дивизии похвалил меня за снайпера и велел одному из офицеров записать его на мой счёт в снайперскую книжку. Про то, что у меня погиб новобранец, он отреагировал без особых эмоций:
У нас каждую минуту гибнут бойцы, это плохо, сказал он. Надо при возможности беречь людей.
А куда прикажете мне идти сейчас?
Подожди пока внизу.
Я спустился по лестнице и вновь столкнулся с Винокуровым, он поднялся к генералу и несколько минут с ним разговаривал. Затем, когда он освободился, мы с ним вышли на веранду и там закурили.
Ты знаешь, я сейчас убил немецкого снайпера. Он совсем близко подобрался и обстреливал КП.
Винокуров посмотрел на меня c таким выражением лица, мол: «Ну и что тут особенного?»
А как ты сходил в разведку? спросил я его.
Моими разведданными начальство не довольно, им всегда мало, с обидой произнёс Сергей, и выдохнул струю дыма от трофейной сигареты. Кёнигсберг, это крупный город, и всё там не обойдёшь и не узнаешь. А были мы там только два дня.
И как вы туда пробрались?
Нас перебросили на самолёте, прыгали с парашюта в лес, на полуостров, за пять километров от города. Нам дали документы, будто мы корреспонденты из Берлина. Ходили по городу с фотоаппаратом, брали интервью, фотографировали. Без происшествий не обошлось: на второй день, когда мы пробрались в форт Панарт, наш разведчик «Монах» вдруг заболел простудой. У него поднялась высокая температура, и мы ему дали стакан водки с перцем. В бреду он начал говорить по-русски. Спасло то, что немцы того подразделения сильно напились и не обратили внимания на его бред.
Из-за этого вы, наверное, раньше вернулись?
Да, конечно. Нам по заданию дано было пять дней. Но рисковать мы не могли, за два дня и то набрали много ценной информации. Отто и Карл вели себя отлично, как настоящие антифашисты. Без них мне было бы в сто раз труднее. Они среди немцев чувствовали себя, как рыба в воде.
Закончив курить, мы вернулись с веранды в тёплое помещение и там продолжили разговор. В это время в дом вошла группа офицеров во главе с командиром нашего восьмого корпуса, генерал-лейтенантом Завадовским. Все, кто находился в комнате, вытянулись по стойке смирно.
Здравствуйте, товарищи. Вольно, не громко сказал генерал и поднялся к Петерсу на мансарду. Через несколько минут они вместе с Петерсом спустились к нам. Завадовский устало сел на стул, закуривая, а Петерс встал возле него, хотя стул ему один из офицеров пододвинул.
Товарищ командующий, озабоченно говорил Петерс, меня беспокоит положение 21-го полка. У них большие потери. Нужно подкрепление.
Они докладывали вам о причинах тяжёлого положения, когда была связь? спросил Завадовский.
Докладывали. Причина всё та же. Нет артиллерийской поддержки. Артиллерия осталась на том берегу, а немцы контратакуют танками. Силы не равные. Полк может не выдержать и отступить на исходные позиции. Разрешите ввести в бой 12-й полк?
Завадовский задумался, затягиваясь сигаретой. Его покрасневшие сонные глаза, слезились от дыма. Петерс стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу, но сесть на стул, без разрешения командира, не решался.
Ладно, согласился Завадовский. Дайте им в подкрепление один батальон. Вы же понимаете, Георгий Борисович, резервов у меня тоже нет. Случись чего, и мы можем оголить фронт. У немцев здесь стянуты большие силы, даже больше, чем у нас. Но мы наступаем за счёт злости и энтузиазма рядовых солдат.
Последняя фраза Завадовского навсегда засела у меня в памяти. Действительно, боевой дух наших солдат был невероятно высок. Когда Завадовский уехал, Петерс косо посмотрел на нас с Винокуровым:
Вам разве делать нечего?
Зазвонил полевой телефон, телефонист передал трубку генералу, но связь оборвалась. Воспользовавшись паузой, я обратился к нему:
Товарищ генерал, разрешите отправиться в 21-й полк.
Хорошо. Отправляйтесь оба. Сейчас я дам команду направить туда батальон подкрепления, с ними вдоль реки и доберётесь.
24 Уличные бои за город Тапиау
Вместе с Винокуровым и с подкреплением, я вновь оказался в своём родном полку. Когда полк вошёл на окраину города Тапиау, то я встретил Гришу и Саньку. Было радостно видеть своих друзей живыми и невредимыми. В первой половине дня немцы не жалели ни снарядов, ни патронов, но потом их сопротивление ослабло, и мы быстрее начали продвигаться вперёд, к центру города. Я пытался сравнивать этот город с Даниловым, но всё здесь было не такое, единственное сходствоэто не высокие здания, не выше двух этажей, и много деревянных домов. Кроме того, я никак не мог представить свой Данилов горящим и разрушенным.
От дыма пожаров было трудно дышать. Почему много домов горело, не понятно, авиация не работала, из-за облачности. Возможно, немцы их сами поджигали, чтобы нам ничего не досталось.
В центре города, как и в Данилове, стояли кирпичные дома. Многие из них не горели, сохранили свой первоначальный облик. Меня заинтересовала их готическая архитектура, со своей формой окон, оригинальной лепниной на стенах и высокими крышами, с мансардами. Если бы не стрельба и опасность, подстерегающая на каждом шагу, то я ознакомился бы с этой архитектурой более подробно. Каждый дом в центре города приходилось брать с боем, почти везде сидели в засадах вражеские снайпера, и нашим снайперам надо было их обнаруживать и побеждать. Руководить всеми снайперами в условиях боя я не мог, они раскиданы были по разным местам, и каждый действовал по своему усмотрению.
Во второй половине дня мой желудок почувствовал сильный голод, я не ел со вчерашнего дня, и пришлось попросить что-нибудь из еды у товарищей. На мою просьбу Григорий отреагировал нервозно:
А ты что, самый голодный у нас? Свой паёк сожрал и теперь на мой паёк заришься! Хитёр бобёр.
Получилось так, потому что я отдал свой паёк вчера русским женщинам, которые были у немецкого кулака в рабстве, оправдался я.
Про немецких женщин я говорить не стал. Гриша сразу подобрел, снял со спины вещмешок, пошарил там, на дне, извлёк чёрствый кусочек хлеба и отломил от него половинку:
На, больше у меня ничего нет.
Санька тоже достал последний сухарь и поделился со мной. Мы спрятались во дворе двухэтажного кирпичного дома, и, сидя на скамейке, грызли чёрствый хлеб. Воды во фляжке у меня тоже не осталось, не догадался налить в запас, когда был на командном пункте.