И сейчас Мишка, вспоминая пропавшее из-за старшины добро, посапывал, уминая мешок
Опять наталкиваешь, Миша? Это у тебя в крови жадность, сказал Володька Медведев благодушно и ткнул пальцем в мешок.
Подить вы Домой колы вернусь, якой гвоздь у нас в сели пошукаешь, немець скрозь все увез
В одиночку на своем дворе ковыряться собираешься, чудило ты, сказал Банушкин. Всем миром восстанавливать будем, понял? В одиночку нам сто лет хватит ковыряться, покуда Россию подымем
Подить вы
Не троньте, панове, товарища Бегму, сказал сосед Медведева, смуглый парень с длинными черными волосами, свисавшими двумя крылышками к вискам, замковый Стефан Лилиен. Товарищ Бегма мне вчера целую пуговицу дал и рука не дрогнула, панове
Подить вы сказал Мишка, положил мешок к стенке и завалился на нары.
Слышно было пробежал кто-то рядом с блиндажом, откинулась плащ-палатка у двери, боком пролез солдат в зеленой телогрейке. Ушанка его была сдвинута набекрень, на белом лбу капельки пота
Достал, товарищ сержант! сказал солдат торопливым новгородским говорком и поставил у печки котелок, накрытый клочком газеты. Зажимал Осипов, да я припомнил ему сахарок на Сандомире Хороший лярд, свежий, лучше сала. Осипов у самоходчиков позавчера достал, повара встретил, а он земляк, калининский!
Солдаты поднялись
Остапыч, гони муку, потирая ладони, засмеялся Банушкин. Завернем такие блины, что Гитлер с зависти загнется.
Давай, давай, Миша, у тебя еще п-пуда четыре, я знаю, сказал Медведев.
Стефан Лилиен улыбнулся.
Не сомневайтесь, панове, даст, я вижу
Мишка лениво пошевелил пальцами ног, вздохнул, полез в свой мешок, достал рукав от зеленой немецкой шинели, прошитый с одного конца белыми нитками.
Не просыпь, чуешь?
Не п-просыплю, не дрожи, сказал Медведев.
Он начал взбалтывать в котелке, зажатом меж колен, жидко замешенное тесто. Стефан Лилиен соскребывал трофейным тесаком старый жир с большой сковородки.
А все-таки, панове, у товарища Бегмы талант крупного дельца, сказал Стефан. В моей Варшаве он давно бы имел собственное кафе на Маршалковской
Ну, мы б его враз раскулачили, улыбнулся Володя Субботин (он выполнил самое важное дело достал лярду и теперь благодушно помаргивал светлыми глазами новгородца).
Не вмешиваться в дела чужих народов, сказал Медведев. Мишуня, воды не долить, глянь?
Подить вы
Заладил одно Вот придется всем расчетом бегать до кустиков, а у меня гвоздище в сапоге, по-понимаешь
Все засмеялись, и Мишка ухмыльнулся.
Трохи долей, голова, сказал он, прищуриваясь.
Первый блин Медведев поднес гвардии лейтенанту (помалкивал лейтенант, обхватив колено, улыбался видно было: ему полегчало).
П-прошу на п-пробу
Спасибо. Только хозяина муки не обидеть бы
Та ни, товарищ литинант, сказал Мишка. Кушайте.
Стефан Лилиен причмокнул, осторожно кусая блин.
Прима! Варшавский вкус, панове
Ладно, ладно, варшавский сказал Банушкин. У нас в Донбассе не хуже твоей Варшавы блины варганят
Медведев выскреб остатки теста со стенок котелка, шлепнул на сковородку Нахмурив тонкие темные брови на розовом от горячей печки лице, сосредоточенно смотрел, как плавает в лярде маленький блин
Смеется тот, кто п-последним рубает. Медведев осторожно откусил крошечную дольку блина. Мне скромность не п-позволяет сказать, что московские блинчики самые вкусные
Мишка Бегма, сыто улыбавшийся в углу нар, достал из кармана штанов что-то завернутое в газету
Шо ж, полтавьски блинци тож ни абы яки
И все увидели на ладони Мишки блин с тоненькими, прожаренными до рыжизны краями Солдаты захохотали.
Ну, полтавский, учудил едва выговорил Банушкин и потер тыльной стороной ладони глаза. Подкузьмил москвича, хо-хо-хо!.. Уел под девятое ребро
П-победил, Мишенька, п-признаю, засмеялся Медведев.
Мишка протянул ладонь к взводному:
Товарищ литинант, це вам. Та берите ж, товарищ литинант
Не зря вы полтавского из воды тащили, товарищ лейтенант, сказал Володя Субботин. Такой блин для вас приберег, ай-ай!..
Кушайте, товарищ лейтенант, сказал Банушкин. В обед еще Миша из своего цейхгауза отвалит мучицы
До Данцига дойдем, я тебе, Остапыч, мешок муки припру, сказал Субботин.
Подить вы Мишка опять завалился на нары.
Самый бескорыстный человек в нашей батарее Михаил Остапович, панове, сказал Стефан Лилиен. Это я утверждаю, панове.
Подить вы, дремотным голосом отозвался Мишка. Трохи поспать треба
Покимарь, покимарь, Остапыч, покуда тихо, сказал Банушкин.
Скорей бы рвануть на Данциг, ребята, сказал Субботин. Люблю по городам шляться Кочколазы дня три уж треп пустили, что наша дивизия на Данциг пойдет, мне Борзов говорил, из второй-то роты Орден Славы ему дали, тепленький старик ходил
Да знаем мы Николаича, сказал Банушкин. Мужик хороший, я с ним еще на Ладоге побратался Можно и на Данциг, город подходящий, говорят Первый Белорусский вон к Одеру уже подходит, а там до Берлина раз плюнуть Не везет нам, а?.. Люди на Берлин двигают, а мы черт те куда опять
Возьмем Данциг запросто, еще и к Берлину поспеем, Гитлера ловить, точно, сказал Субботин. Седьмая ударная свое дело туго знает, наш Никишов дает немцу дрозда, будь здоров! Говорят, ему всего-то тридцать три года, а, товарищ лейтенант?
Марков улыбнулся.
Кажется, так.
Точно, товарищ лейтенант, сказал Банушкин. Я ж одного года с ним!
Вот только в чинах тебя командарм малость обошел, Степа, засмеялся Медведев.
Э, поднажму чуток, догнать можно. Надо будет попросить у своего годка какой корпусишко иль дивизию для начала Мишу в адъютанты, и сыт и пьян буду Товарищ лейтенант, а вы разве командарма не видели?
Нет.
А я разов шесть. Хороший мужик. Голова-а В тридцать три годка генерал-полковник, а? Моложе Черняховского Говорят, товарищ Сталин шибко уважает нашего Сергуню А сука Гитлер четвертого генерала шлепнуть приказал за то, что от нашей семерочки драпанеску делают
Торопливые шаги прохрустели по талому снегу, потом человек остановился у входа в блиндаж, крикнул:
Товарища гвардии лейтенанта к старшему на батарее! Срочно!
Слышно было побежал прочь человек.
Начальство тоже чаю напилось, служить начинает, сказал Банушкин, слезая с нар. Подай-ка, Стефан, шинель командиру
4
«Виллис» поюлил меж кустов, вдавленных в землю траками танков, и выкатился на опушку соснового леска.
Марков прижмурился через переднее стекло ударило в глаза солнце, оранжево светилась равнина, припорошенная снегом. Отсюда, с высотки, были видны перекресток шоссе и проселка в лужах.
В выбоинах асфальта то сверкали огненными вспышками лужицы, то меркли под черными силуэтами танков, медленно катившихся в два ряда. Посредине этих грохочущих рядов стояла тоненькая фигурка в серой шинели. Желтый и красный флажки бились под ветерком в левой руке, опущенной к сапогам.
Марков покосился на шофера Егора Павловича.
Ай да славяне! сказал Егор Павлович. Вот силушка прет, а, Сева? В сорок бы первом нам, а?
Егор Павлович засмеялся, открыл дверцу, степенно вылез. Его кожаная короткая куртка заиграла розовыми отсветами.
Посиди, Сева. Я вон с той курочкой рябой потолкую. Надо нам пропихнуться в эти танки, а то опять придется киселя хлебать по объездам. Покури.
Я пойду, сказал Марков, открывая дверцу.
Грязь тут собачья.
Марков вылез из «виллиса». Хотел хлопнуть дверцей небрежно, рукой наотмашь, как это делал Егор Павлович, но почему-то не решился, прикрыл дверцу без стука
Егор Павлович улыбнулся. Чуть скуластое, чисто бритое лицо, с пятнами обветренной кожи на щеках было добродушно, спокойно.
Аккуратненько ты как, а? Теперь я за свой драндулетик опаски не держу А то Гриша Лукин был, перед тобой адъютантил, сейчас на гвардейскую роту пошел, ну, оторвяга, как лупа-анет дверкой, так и катить мне на рембазу, с петель дверка долой Ага!