Раз
Слова Гены казались все тише и дальше. Чему быть, того не миновать. Может, это все и к лучшему. Яодна сплошная головная боль для всех.
Два
Чей-то смутно знакомый голос издали взорвался громогласным «Миронов!». Или мне просто показалось? Это все страх.
Три
Крепкие мужские руки с силой схватили меня за плечи. А в голове билась только одна мысль: чтобы человек в маске не промазал, чтобы Гена не пострадал. Так стало спокойнее и уже почти не страшно.
Четыре
Оглушительный хлопок. Удар. Боль. Тишина. И только отрывки былого сна на подкорках сознания:
Не закрывай глаза. Я же тебя предупреждал.
64. Клятва
Наверно, это был мой личный предел боли, когда, разомкнув веки, я увидела глаза Гены. Мы лежали на грязном тротуаре лицом к лицу. Вот только, если мой взгляд метался в попытках осознать, что только что произошло, то глаза Миронова были неподвижны. Пересохшими губами я попыталась закричать, позвать на помощь, но ничего не получалось. Голос не слушался меня. Все, что я могла, это судорожно открывать рот и повторять его имя.
Гена, Гена, Гена, как в бреду, едва различимо шептала ему.
Но Миронов не отвечал. Лишь спустя мгновение, словно удостоверившись, что я все еще была жива, он закрыл глаза. Через боль, разливавшуюся по телу, я поднесла перепачканную кровью ладонь к его небритой щеке и продолжала повторять:
Гена, Гена, Гена!
А потом опять наступила темнота, сквозь которую я время от времени различала чужие голоса, непонятный шум, вой сирены и постоянную тряску. Иногда пустота сменялась размытыми картинками: незнакомые люди, серое небо, белые стены.
Когда я смогла окончательно прийти в себя, то обнаружила, что лежала в больничной палате. Рядом со мной с каким-то препаратом стояла капельница, тонкие трубочки от которой вели в катетер в моей руке. Осмотревшись по сторонам, я поняла, что была в палате совершенно одна. Голова казалась отлитой из чугуна, а по телу волнами пробегали импульсы боли при каждой попытке пошевелиться. Но самое главноея была все еще жива. Я видела, как за окном лил дождь, слышала, как он барабанил по стеклам. Собравшись с силами, я смогла сесть. Трубочки, торчавшие из левой руки и так мешавшие мне занять удобную позу, я постаралась аккуратно достать и только в этот момент обнаружила источник боли. Практически вся правая сторона моего тела была в ссадинах и ушибах. Но на мне не было повязок, а значит, пуля, вылетевшая из машины Черниговского, меня не задела. И в этот момент весь ужас случившегося безмерной лавиной обрушился на меня. Гена. Палату огласил нечеловеческий вой. Мой вой.
Тише, тише. В палату мгновенно вбежала молоденькая медсестра, Вам нельзя так переживать. Успокойтесь.
Следом за ней вошел отецпомятый, взъерошенный, совершенно не похожий на себя самого.
Оставьте нас, грубым голосом приказал Горский, и медсестра послушно выбежала из палаты.
Горский подошел ближе, придвинул стул и сел прямо напротив меня. Он долго осматривал меня, убеждаясь, что медицинская помощь мне больше не нужна.
Что с Геной? Я должна была знать правду. И, да, сейчас я больше, чем когда-либо, надеялась на чудо.
Как ты себя чувствуешь? проигнорировав мой вопрос, сквозь зубы процедил отец.
Нормально. Что с Геной?
Ты видела, кто стрелял? в очередной раз не ответив мне, спросил Горский.
Да, что с Геной? Мне пришлось повысить голос, чтобы он мне ответил.
Кто это был?
Черниговский. Что с Геной? Мой голос предательски дрожал. Молчание Горского медленно, но верно убивало любую надежду.
Тебе нужен отдых. Постарайся поспать. Отец как ни в чем не бывало встал и направился к выходу.
Просто скажи, что он жив! Прошу тебя! почти шепотом проговорила я ему вслед.
Отец остановился, обернулся и, кинув на меня печальный взгляд, кивнул. После чего сразу вышел из палаты.
На смену ему тут же вернулась медсестра.
Вам очень повезло. Все заживет очень быстро. И сотрясение совсем небольшое, уже через пару дней, наверно, вас отпустят. Она что-то крутила в капельнице и постоянно тараторила. От ее голоса голова вновь налилась расплавленным металлом.
Со мной поступил мужчина. Верно?
Да! Не просто мужчина, настоящий герой, как я поняла. Он, говорят, вас от пули спас. Вот это надо же, какой отважный! Вы только
Где он? резко перебила я эту трещотку в белом халате. Сейчас я понимала, откуда у Горского было столько грубости в голосе при разговоре с ней.
В операционной еще, наверно. Его сам профессор Попов оперирует. Вы знаете
Где находится операционная? вновь перебила девушку.
Ну, вы что! Кто же вас туда пустит! Да и нельзя вам пока выходить, и вообщеОна подошла ближе и положила руки себе на талию. Вы в таком виде собрались по больнице ходить?
Я тут же окинула себя взглядом. Действительно, кроме одноразовой полупрозрачной сорочки на мне ничего не было. Схватившись за край этого непонятного одеяния, я вопросительно посмотрела на медсестру.
Где моя одежда?
Вы поступили все в крови. Врачи не знали, есть у вас ранение или нет. Пришлось все разрезать, чтобы они могли вас осмотреть. Потом еще возили на томографию, а там
И что, в больнице не нашлось чего-то более приличного? Мне порядком надоело перебивать девушку, но иначе этот разговор никогда бы не закончился.
Мужчина, который только что вышел от вас, сказал ничего вам больше не давать, и еще, чтобы вы не вставали, захихикала девушка. Грозный он у вас. Отец, да?
Отец, кивнула в ответ, совершенно не разделяя ее смеха. Принесите мне халат, пожалуйста. Я никуда не убегу, только узнаю, что с моим другом.
Нет, не положено! командным голоском ответила медсестра.
Не положено говорить мне гадости и оскорблять! Я решила, что пора ее припугнуть.
Да я вам и слова плохого не сказала! опешила девушка.
А вот это вы моему жуткому папочке будете объяснять. А я, знаете ли, выдумщица еще та! Халат!
Медсестра оказалась понятливой, и уже через десять минут я ковыляла по больничным коридорам в ситцевом халате стародавних времен. Еле отыскав операционные, я поняла, что меня действительно никто туда не пустит, но это не означало, что я могла вернуться ни с чем. Я ловила каждого выходящего оттуда человека в белом халате с расспросами о Миронове, но никто мне ничего не мог сказать. Уже отчаявшись узнать хоть что-то о состоянии Гены, я прислонилась к стене и, обхватив руками голову, тихо застонала.
Вот ты где. Мягкий мужской голос вывел меня из состояния отчаяния. Привет.
Я подняла глаза и увидела Лероя. В бахилах и накинутом поверх пиджака белом халате, он стоял от меня в двух шагах с большой сумкой через плечо.
Ты знаешь, что с Мироновым? напрочь забыв о приличиях, спросила его.
Операция все еще идет. Его привезли в очень плохом состоянии. Пуля прошла насквозь, задев легкое. Врачи делают все, что можно, с искренним сожалением ответил Лерой.
Он будет жить? Мелкая дрожь прошла по всему телу. Гена не мог умереть! Только не Гена!
Я не знаю, Ксюша, не знаю, понурив голову, ответил мне Лерой. Но стоять здесь не нужно. Персонал ругается, ты им мешаешь работать. Здесь же не только Миронов. Пойдем, я привез тебе чистую одежду. Переоденешься, и я отведу тебя в комнату ожидания. Там уже приехала жена Миронова. Уверен, ей пригодится твоя поддержка.
Лерой подошел ближе, обнял меня за плечи и повел к выходу. В состоянии шока я медленно побрела с ним обратно в палату, неустанно повторяя, как заклинание:
Гена не может умереть! Не может! Не имеет права!
Мы вернулись в мою палату, где Лерой отдал мне сумку, в которой лежали совершенно новые одежда и обувь моего размера.
А разве Горский не велел держать меня в одной сорочке? спросила я, забирая сумку из рук Лероя.
Господи, Ксюша, Горский чуть с ума не сошел, когда узнал! Всю больницу на уши поставил и не успокоился, пока своими глазами не увидел, что с тобой все в порядке. Сегодня же ты едешь домой к отцу, продолжишь лечение там.
А как же конспирация? Разве не он говорил, что для всех я умерла?
Мне кажется, сегодня он сам чуть не умер.