Я отрицательно покачала головой. Уже давно я поняла, что приходить сюда было глупой затеей.
Давай я тебе объясню. Среди более сотни гостей аукциона вряд ли найдется хотя бы один адекватный. Это больные ублюдки, которые пресытились обычными развлечениями. Это извращенцы, которым необходимы чужие страдания. Это люди, которые с удовольствием воткнут мне нож в спину при удобном случае. А вот сейчас скажи мне, дочь, как я должен был реагировать на тебя в их присутствии? Броситься к тебе в объятия и дать им всем понять, что именно через тебя мной можно манипулировать? Так?
Я смотрела ему в глаза и не знала, что ответить. Конечно, он был прав, а я поступила опрометчиво.
Ты заберешь меня отсюда?
Нет, Ксения! отрезал Горский и отпустил мое украшение. Он развернулся и пошел к выходу, но, практически дойдя до двери, остановился и проговорил, не глядя в мою сторону:
Забрать тебя теперь может только тот, кто больше заплатит. А я в отличие от Черниговских никогда и никого не покупаю. И отступать от своих принципов не собираюсь.
Своими словами отец буквально подписал мне приговор, но его голос даже не дрогнул.
И что мне делать? Я не могла поверить, что он пришел ко мне, но так и не поможет. Ни в чем. Неужели он просто так сейчас хотел уйти?
Скажи мне, Ксюша, насколько ты уверена в своем спутнике? все так же стоя спиной ко мне, спросил отец.
В Тимуре? А при чем здесь он? Твой же человек его куда-то увел. Что с ним? во всей этой суматохе я совсем забыла о Тимуре.
Ты не ответила на мой вопрос! строго напомнил Горский.
Наверно, уверена. Что он хотел от меня услышать и что зависело от моих слов?
«Наверно» это мало. Очень мало, как-то грустно пробубнил он самому себе.
Я уверена в нем. Я люблю его! вырвалось у меня на эмоциях.
Любишь Горский повернулся ко мне и пронзил своим холодным взглядом. Вряд ли мое признание обрадовало его. Скорее, наоборот, я разбудила в нем что-то темное, ужасное, злое.
А давай узнаем, любит ли тебя он? Проверим, есть ли хотя бы в одном из Черниговских сердце! Доселе спокойный голос отца теперь был пропитан желчью.
Я не понимаю.
Я попросил Черниговского подождать тебя внизу, на парковке. Сейчас мои люди его отпустят и позволят вернуться на торги. У него будет возможность выкупить тебя. Интересно, захочет ли он тебе помочь?
В отличие от тебя он нарушит любые принципы, но сделает все, чтобы вытащить меня отсюда. В этом я не сомневаюсь! Злость на отца, которая немного притупилась чувством панического страха, вновь начала просыпаться.
Отлично! резко, с долей сарказма сказал Горский. Теперь я могу быть спокоен за свою непутевую дочь. С этими словами он покинул кабинет, громко хлопнув дверью. А я так и не поняла, зачем он приходил. И зачем мне такой отец?
Но долго думать мне не позволили: буквально сразу в комнату вернулся ведущий с двумя охранниками и с женщиной необъятных размеров.
Анжелика, у тебя пять минут, сказал мужчина.
На вид этой Анжелике было лет тридцать пять. Одета она была стильно, даже учитывая размер ее одежды. В руках она держала фен и какой-то чемоданчик, наверно, с косметикой. Тучная Анжелика осмотрела меня с ног до головы и недовольно фыркнула:
Кто это купит? Тощая, глаза красные. Что я с ней должна за пять минут сделать?
Господи, она говорила обо мне, как о какой-то никчемной вещи! Нет, я не могла позволить этой Анжелике и пальцем прикоснуться ко мне. Изо всех сил снова начала кричать и пытаться убежать. Но это было бессмысленно, один их охранников скрутил меня, как тряпичную куклу, и подвел ближе к Анжелике.
А чего она у вас нервная такая? спросила женщина. Опять на тетю Анжелику вся надежда? Да, мальчики?
Мальчики-переростки заржали, как кони, противно, мерзко, а тетя Анжелика достала из своего сундучка шприц с каким-то содержимым и направилась к мне. Я заорала что было мочи, чтобы привлечь внимание хоть кого-нибудь, кто мог бы мне помочь. Но никого не было. Никого. Усилив хватку, охранники практически обездвижили меня, а тот, что стоял сзади, обхватив мою голову рукой, внутренней стороной локтя зажал мне рот и нос.
Выбирай, девочка, мерзким голосом сказал ведущий. Либо ты сама ведешь себя тихо, как мышка, и слушаешься нас, тем более, там Черниговский твой вернулся, либо мы сделаем тебе немного больно. Зато после укольчика тебе станет настолько спокойно и все безразлично, что ты даже имя свое вряд ли вспомнишь. Если выбор сделала, кивни.
И я кивнула.
При любых обстоятельствах я хотела оставаться собой, поэтому постаралась максимально взять себя в руки. Тимур вернулся, значит, он обязательно меня выкупит. Уверенность в этом помогла мне немного расслабиться, а Анжелике на скорую руку поправить мой макияж. Мою жемчужную нить сняли, заменив ее массивной подвеской с жемчугом, и только после этого в сопровождении охраны мы вернулись в зал, где меня незамедлительно вывели на подобие сцены.
Яркий свет с силой ударил по глазам, отзываясь в сознании ослепляющими бесцветными пятнами. Несколько прожекторов были настроены таким образом, чтобы максимально освещать лот и оставлять в полумраке зону для гостей и тумбу ведущего. Кроме режущего глаза света я не могла рассмотреть ничего и никого. Самое страшноея не видела Тимура. Кончики пальцев, казалось, онемели, дыхание срывалось, в груди была тяжесть. Как я ни старалась, у меня не получалось ухватиться ни за одну мысль или на чем-то сконцентрироваться. Я почти физически ощущала, как десятки глаз досконально рассматривают мое тело. Под звуки радостного голоса ведущего, расписывающего все прелести тяжелой подвески на моей шее, из зала стали доноситься звуки одобрения и желания поскорее начать торги. Но мне хотелось только одного: убедиться в том, что Тимур там, на нашем месте, что он видит меня, что он меня спасет. Торги уже начались. Одна за другой вверх поднимались таблички, о чем я могла догадываться лишь по перечисляемым номерам участников. Заветное «23» прозвучало почти сразу.
Номер 4, сорок тысяч.
Участник под номером 23, пятьдесят тысяч.
Номер 33, шестьдесят. Кто больше?
Опять 23, кто еще?
Ведущий только и делал, что называл номера и постоянно увеличивающуюся сумму.
Участник под номером 9, сто десять тысячраз
Номер 23, сто двадцать
Для меня это был глоток кислорода. Тимур был здесь. Он отвоевывал меня у других, не хотел отдавать никому. Он подарил мне уверенность, что все будет хорошо.
Но, сделав еще две ставки, он перестал за меня бороться. Почему? Ждал? Или у него не было таких денег? Или просто я столько уже не стоила? Эти мысли настолько заполонили мое сознание, что я не заметила, как из глаз покатились крупные слезы, переливающиеся на свету не хуже алмазов. С каждой новой ставкой я все крепче сжимала свои пальцы, мысленно умоляя Тимура не отступать, но с каждой секундой он отрекался от меня все сильнее и сильнее. Стоя здесь, перед глазами этих ублюдков, полностью раздавленная и отчаявшаяся, потерявшая веру в людей и в любовь, я закрыла глаза и вместе с ведущим начала финальный отсчет.
Итак, участник под номером 14, триста десять тысячраз
И сердце сжалось в тисках, с бешеной силой выбрасывая все чувства, так неуместно зародившиеся к Тимуру. Не было любви. Не было доверия. Не было нас.
Триста десять тысячдва
И я мысленно прокляла тот день, когда увидела Тимура в клубе. Клялась самой себе, что никогда не прощу ему его предательства. Обещала, что больше никогда и никого не полюблю, никогда и никому не поверю, никогда и никому не открою свое сердце.
Триста десять тысячтри Продано.
И я понимаю, что моя душа умерла раз и навсегда.
Все остальное было как в тумане.
Меня снова куда-то повели, а я и не сопротивлялась. Мне было уже все равно. За этот вечер от меня отреклись сразу двое: Тимур и отец. В этой жизни от меня отвернулись абсолютно все, даже те, кто должен был любить безусловно.
Я прошла за охранником в номер этажом выше и, повинуясь его команде, осталась ждать покупателя. Обычный номер: кровать, тумбочка, кресло, шкаф, журнальный столик с двумя бутылками воды и телевизор. В голове пробежала шальная мысль, что за такие деньги можно было предоставить и люкс, но, с другой стороны, какая разница, где надо мной надругаются? Красивая обстановка едва ли смягчила бы мое окончательное падение.