Ральф этого не знал. Ему мерещились мертвые младенцы. Их маленькие тщедушные ручонки тянулись к его штанинам. Их голоса звучали в его ушах.
Ты видел моего папочку? раздалось сзади.
И заорав, с размаху, Ральф рухнул в папоротник, а я осталась стоять.
Твои волосы светились, клянусь тебе!.. Я понял, что тысудьба! рассказывал он, когда я была чуть старше.
Ральф с детства был мистиком и верил в свою судьбу. Даже если она являлась ему Белым Гномом с Розовым Зонтиком. Поэтому он не убежал и не обоДрался. Гном заблудился. Гном плакал. Гном хотел знать, не видел ли Ральф его собаку и папочку.
Красивого, в длинном черном платье.
Ральф выбрался из папоротников, в которые он упал и присел на корточки, разглядеть феерического создание. Гном с Зонтиком благоговейно прикоснулся к его щеке:
Ты Принц, да? Только принц может быть такой красивый.
Ральф подхватил Гнома. Детские руки обвились вокруг его шеи, мягкое теплое тельце доверчиво прильнуло к его клокочущей от смеха груди. Ральф никак не мог мысленно развидеть Папочку в диинном чейном паатье.
А как зовут папочку?
Отец!
Как?
Отец! Его тут все знают.
А мамочка у тебя есть? спросил Ральф. Матерь?
Грета.
Ральф улыбнулся. По крайней мере, с этим можно было работать.
Как она выглядит?
Она вся коричневая.
Ральф присмотрелся, но ничего такого в ребенке не обнаружил. С другой стороны, бывают же и в Африке альбиносы. Что девочка не фея, а альбинос, он больше не сомневался. Но вот, что Штрассенберги вдруг стали толерантны
Коричневая?
Да. Но ее мать была черная. Папа говорит, что Гретаего лучшая сука, поэтому позволяет ей спать со мной, добил его Гном. Остальные четверо сидят в клетке Хотя они и не делают ничего плохого.
И пока Ральф думал, девочка ли больна, или он сам слишком сильно ударился при падении, на дорогу выскочил доберман. Мускулистое поджарое тело сверкало в свете луны, как змеиная чешуя.
Вскинув голову, собака громко залаяла
В дверь постучали.
Со мной все в порядке, тетушка, крикнула я, неохотно высунув голову. Я ничего подобного больше не сотворю.
Это не тетушка, сказал голос Ральфа. Можно войти?
Нет! заорала я, колотя матрас ногами и кулаками. Оставь меня, наконец, в покое! Я ненавижу тебя!
ЧАСТЬ 2.
I Верена
Школа
В новой школе мне не понравилось сразу. Новой школе сразу не понравилась я. Совсем, как в детстве. Когда я пошла в первый класс. Только на этот раз, у меня уже не было никаких иллюзий.
Девушка, которой меня навязали, как новенькую, показала шкафчики, раздевалки и туалет. На этом ее толерантность кончилась. Она подчеркнуто указала на пустой стол в столовой и пошла дальше.
Дежа вю.
Мне казалось, я была к этому готова, но готовой я не была готова.
Наш клан был большим и довольно спаянным. И мы не то, что дружили между собой, но всегда общались. Со мной учились Штрассенберги, Ландлайены, Тилленбурги И все они знали, кто я и сколько за мной стоит.
У меня было место в обществе, мое место было среди семьи. Если бы в школе мне указали на пустой стол, мои старшие братья Штрассенберги заняли бы все места. Сестер Штрассенберг у меня почти не было, а те что былибыли намного старше или младше меня. Но!.. Если бы я сама или кто-то другой увидели, что обижают одну из них, мы собрались бы и дали бы за нее отпор.
Таков был клан Штрассенбергов: дома относись друг к другу как тебе хочется, но за стенами квартала, держись семьи и защищай ее честь, как можешь.
Теперь, одной своей придурью, Филипп вышвырнул меня за пределы клана. Здесь я была никем. Здесь фамилия Штрассенберг ничего не значила, а фамилия Дитрих только усугубляла все.
Ральф был так холоден, что на нем можно было раскладывать скоропортящиеся продукты. А тетушка запретила мне нормально накраситься и надеть привычную мне одежду. В худи и джинсах, я ощущала себя русалкой, которую вынесло на скалу. Нелепой, неловкой и беззащитной в чуждом ей элементе.
Я села, распечатала йогурт и огляделась по сторонам. Другие девочки захихикали и склонили головы, чтобы лучше слышать, что им говорит моя провожатая. Нечто в духе «она башку в асбесте вымачивает?».
Что я могла сказать?.. Одна, совсем одна, без поддержки тесного круга родственников? Даже Ральф и тот выбрал Стеллу.
Несколько лиц, знакомых мне по начальной школе притворились, что не знают меня. Несколько лиц, увиденных в церкви, кивнули, но скорее смущенно. В столовую, обнимая за шею какую-то девушку, вошел Антон.
Пропустив один год по причине отсидки в колонии, Антон был единственным парнем в школе, который водил машину. И еще, был звездой: пловец, красавчик, сын известного в городе адвоката. И плохой парень.
Девушка, что шла с ним, то и дело пялилась на меня. Ее я не знала, но судя по маркам безвкусно подобранных шмоток, бедна она не была. Девушка уставилась на меня, остановилась и что-то резко сказала Антону.
Антон покраснел и принялся что-то мямлить.
Вот только этого не хватало.
Рассказа, как он бросил меня. Я допила свой йогурт и поднялась.
Эй, сказал парень, пока Антон и все остальные за его столиком делали вид, что не смотрят на мои шмотки. Это ты сестра отца Дитриха?
Я кивнула.
У тебя тоже целибат, или ты монашка? загоготал он.
Антон стал красным, как форма его любимой «Баварии». Его девушка рассмеялась, и я поклялась себе, что верну его. Просто для того, чтоб ей насолить. Но что ответить, я так и не нашлась. И тоже побагровела.
Обет молчания, сказал кто-то глубокомысленно.
Захлопнись, сказал Антон.
Остаток дня прошел, как в тумане.
Под взгляды Свени, так ее звали, алые уши Антона и смешки за моей спиной.
И тем не менее, я обратила внимание, насколько красивы местные мальчики. Деревенские, крепкие, с красивыми лицами и такие ухоженные, словно их привозили в школу прямо с конкурса красоты.
Пара их, помимо Антона, ходили в «бойцовский клуб» и титул Ральфа больше не вспоминали. По крайней мере, при них. На Свеню и ее клуш-подружек, увы, их власть не распространялась. И именно она, целый день, подспудно и непрестанно, гнала на меня волну.
Если бы Свеня хоть что-то сказала мне, я бы врезала ей. Просто так, с ноги. Чтобы она кувыркнулась и никогда больше не смела открывать рот. Но Свеня ничего мне не говорила. Она говорила так, чтобы я все слышала, но обращалась к кому-нибудь за моей спиной.
И после школы, когда все разом, гурьбой рванули на выход, я не придумала ничего лучшего, чем обратиться к бывшему парню.
Эй, сказала я. Хай, Антон. Помнишь меня? Мы расстались, когда моя грудь перестала быть идеально плоской, как тебе нравится.
Кто-то хихикнул, кто-то прыснул в кулак. Свеня позеленела и на миг сжалась, пытаясь скрыть что ее-то грудь была по-прежнему идеально плоской.
Скажи своей девушке, я готова ее претензии в любой момент обсудить. А не захочет обсуждать тет-а-тет, я ей просто врежу. Ногой. С разворота.
Антон так и не нашелся, что мне сказать, но Свеня вскинулась, как собака:
Больно ты мне нужна, чтобы о тебе разговаривать!
Больно будет, когда я челюсть тебе сломаю, сказала я. Хочешь сказать мне что-то, скажи в лицо. Иначе, получишь в морду!
И вышла, натянув капюшон.
Волчьи мальчики.
Не хочешь собрать подружек в гастхаузе? спросил Ральф тем же вечером тетю.
Она подняла глаза.
Погода стояла дивная, но слишком жаркая для футбола и Ральф давно поговаривал, что хочет собрать парней. Мысль, что он соберет своих оловянных солдатиков дома, пришла ко мне лишь сейчас.
И сразу стало понятно, зачем он заказывал столько мяса и слабоалкогольного пива.
Вот убедишься: однажды, они убьют тебя живьем! предрекла тетя.
Ты, как всегда, логична.
Тюрьма по ним плачет!
И девчонки, которых прячут городские мамаши И кстати, о девчонках. Верена, ты сделала уроки и эпиляцию?
Я вскинула голову: ЧТО?!
После того, что я сказала Свене неделю назад, я осторожно перехожу дорогу и не хожу по темным углам. Мне очень не хочется принимать ее у нас дома.