- Кроме вас в Москву были заброшены и другие сигнальщики, - сказал Югов. - Вы кого-нибудь знали из них?
- Я знала об их существовании, но ни с кем, кроме Сысоева, не была связана. Впрочем, некоторых можно найти по двум-трем явочным квартирам, адреса которых я знаю.
И она тут же продиктовала адреса.
- А почему вы раскрываетесь так откровенно? - полюбопытствовал Югов. Что руководит вами? Страх перед неизбежным наказанием или разочарование в победе фашистской Германии?
- Жить хочу, просто жить, - впервые улыбнулась она. - Да и не утратила я веры в нашу победу. Армия фюрера лучше организована, не уступает вам по численности и до сих пор воюет с успехом. Я убеждена, что не сегодня-завтра Москва и Ленинград будут в наших руках. И танков и самолетов у нас хватит, чтобы отбросить вас за Урал.
Что ж, я был прав...
- У нас другое мнение. Но спорить не будем. Поживем - увидим, - сказал Югов и замолчал.
Интересно, думал я, на что рассчитывал Сысоев, уверивший ее, что его легенда лучше?..
Хельга Мюллер, казалось, прочла мои мысли.
- А Сысоева вы не возьмете, - сказала она, не скрывая, однако, своего безразличия к его участи.
- Возьмем, - впервые улыбнулся Югов. - Пусть это вас не беспокоит.
- Меня сейчас ничто не беспокоит, пока я уверена в конечной победе немцев.
- Сысоев тоже немец? - вдруг спросил Югов.
- Нет, - с ноткой презрения ответила Хельга. - Он, вероятно, русский, и если и немец, то одесский или прибалтийский. Наверно, старый абверовец... Я должна была во всем подчиняться ему...
- Сысоев - это его настоящая фамилия? - рискнул спросить я, и рискнул небезрезультатно, потому что ответ ее кое-что прояснил.
- У него десяток таких фамилий, а подлинной я не знаю. Он заслан сюда для убийства и диверсий. Я же никого не убила. Не из жалости, конечно, а потому, что убийства не входили в мое задание. Мой выстрел в патрульного был единственным, да и то я его только ранила.
- А почему вы так уверены, что мы не возьмем Сысоева? - продолжал я. Адрес его известен...
- Он больше не вернется домой.
- Почему?
- Потому что у нас была договоренность: каждую ночь после тревоги мы должны были встречаться у памятника Пушкину. Если кто из нас не пришел на встречу, другой обязан немедленно сменить крышу. Сысоев связан с крупной воровской шайкой, действующей по его приказам.
- Каким? - спросил Югов.
- Убивать, взрывать, поджигать... Сообщникам предоставлялась возможность обогащаться. А что будет со мной? - спросила Хельга Мюллер.
- Дело ваше пойдет в трибунал, - ответил Югов и вызвал конвойных. Уведите, - распорядился он и, когда ее увели, обратился ко мне. - Чему она радуется?
- Надеется, что немцы возьмут Москву, а мы расстрелять ее к этому времени еще не успеем.
- В трибунале будут решать, - сказал Югов. - А падения Москвы не одна она ждет. Вот прочти.
Это был приказ верховного командования немецкой армии Восточного фронта:
"Солдаты! Перед вами Москва! За годы войны многие столицы пали под вашими грозными ударами, знамена многих армий склонились у ваших ног. Вы, доблестные сыны Германской империи, с победой прошагали по площадям побежденных городов. Вам осталось захватить Москву. Заставьте ее покориться, покажите ей силу вашего непобедимого оружия, и вы также пойдете по ее площадям. Москва - это конец войне. Москва - это отдых и возвращение на родину. Вперед! И только вперед!"
Я молча возвращаю приказ Югову.
- Среди захваченных ими европейских столиц Москвы не будет, - говорит он. - Немецко-фашистское наступление на Москву остановлено в пределах восьмидесяти - ста километров. Но они готовятся к новому. Для него и выпущено это пышное обращение к солдатам. А в переводе на цифры оно означает свыше пятидесяти дивизий, в том числе восемнадцать танковых и моторизованных, и тридцать три пехотных.