Скорбен этот мир! В нем надо жалость позабыть!
Грохнем всех родителейи можно дальше жить!
Перед ними в открытом футляре от гитары лежали кое-какие монетки и единственная купюра в один доллар. К футляру была прилеплена картонка с написанным детской рукой призывом:
НАШЕМУ ПЕСИКУ ТРЕБУЕТСЯ ОПЕРАЦИЯ, ЕМУ НУЖНО КОЕ-ЧТО ОТРЕЗАТЬ!
ПОЖАЛУЙСТА! ПОМОГИТЕ ЕГО СПАСТИ!
Прошлой ночью Бастер старательно выводил на ней каждое слово под папину диктовку.
«Операция» напиши с ошибкой, велел отец.
Кивнув, Бастер написал: «Апирация».
Но миссис Фэнг замотала головой:
Все же предполагается, что они бесталанны, а не безграмотны. Бастер, ты знаешь, как пишется слово «операция»?
Мальчик кивнул.
Ладно, пусть будет написано правильно, согласился мистер Фэнг и выдал ему чистую картонку.
Закончив объявление, Бастер воздел перед родителями картонку для проверки.
Ох, бог ты мой, прыснул мистер Фэнг. Это уже едва не перебор.
Миссис Фэнг рассмеялась и кивнула:
Ага, едва.
Перебор чего? в искреннем недоумении воскликнул Бастер, но родители вдруг так безудержно расхохотались, что и не слышали вопроса.
Это наша новая песня, которую мы только что сочинили, объяснила Анни собравшейся перед ними аудитории, которая на удивление с начала их концерта заметно увеличилась. Они уже спели шесть песенодна мрачнее и тоскливее другой, причем играли настолько неумело, что со стороны казалось, дети здесь не песни исполняют перед публикой, а разражаются капризным буйным гневом.
Для нас ценна любая мелочь, что вы пожертвуете для нашего любимого песика, мистера Корнелиуса. Благослови вас бог!
С этими словами Бастер взялся что есть силы молотить палочками по тарелкам хай-хета: «та-ти-та-ти-та!» а его сестра принялась дергать за струну, другой рукой водя пальцем вверх и вниз по грифу, отчего гитара издавала заунывный вой, то и дело менявшийся тонально, но не терявший своей скорбной сути.
Не ешь, не ешь той кости! звонким йодлем заголосила Анни.
Не ешь, не ешь той кости, уныло повторил за ней брат.
Анни поглядела в толпу, однако не нашла в ней родителейвокруг были лишь чужие, сочувственно роняющие слезы лица людей, которые не могли просто взять да отойти от двух таких искренних и печальных ангелочков.
Она тебя погубит! отчаянно пропела девочка.
Бастер угрюмым эхом повторил за ней строку.
Не ешь, не ешь той кости!
И не успел брат повторить эти слова, как из толпы раздался громкий отцовский голос:
Это ж вообще невыносимо!
Толпа всколыхнулась резким вздохом, как будто кто-то в самой толчее бухнулся в обморок. Однако Анни с Бастером продолжили играть как ни в чем не бывало.
Лечить тебя кто будет? заголосила дальше девочка.
Народ, я что, не прав? вопросил отец. Это же ужас что такое!
Стоявшая в переднем ряду женщина обернулась и зашипела на него:
Тише вы! Просто помолчите!
В этот момент с противоположной стороны донесся голос матери:
Да он прав! Эти детисущий ужас. Брысь отсюда! Научитесь сперва играть на своих инструментах! Кыш!
Анни принялась громко плакать, а Бастер с таким старанием стал хмуриться и дуться, что у него аж заныло все лицо. И хотя они вполне были готовы к тому, что родители так себя поведутв этом-то и крылась самая суть нынешнего перформанса, все ж таки в этот момент детям почти не пришлось притворяться, изображая обиду и замешательство.
Да заткнетесь наконец вы, черт возьми?! выкрикнул кто-то в толпе, хотя было не очень понятно, относится это к испортившим концерт крикунам или к самим детям.
Играйте дальше, детки, сказал кто-то.
Не бросайте свою работу, призвал их чей-то голос, явно не родительский, и это, в свою очередь, вызвало у слушателей новые выкрики поддержки.
К тому моменту, как Анни с Бастером закончили песню, толпа разделилась на две почти равные фракции: тех, что хотели непременно спасти мистера Корнелиуса, и тех, что оказались полными и законченными негодяями. Мистер и миссис Фэнг еще накануне предупредили детей, что такое наверняка и случится.
Даже самые несносные подонки несколько минут могут побыть вполне приятными, любезными людьми, объяснял им отец. Но пройдет чуть больше времении они снова превратятся в тех мерзавцев, каковыми и являются на самом деле.
Поскольку собравшийся вокруг них народ продолжал кипеть и спорить, а сет-лист их выступления оказался исчерпан, Анни с Бастером разревелись как можно громче, яростно колотя по своим инструментам, да так, что у Анниной гитары лопнули две струны, а Бастер опрокинул установку с тарелками и стал со злостью пинать ее левой ногой. В сторону брата с сестрой одна за другой летели монеты, усеивая пол возле их ног, причем было совсем неясно, бросают их дружелюбные к маленьким музыкантам люди или же ярые ненавистники.
Наконец мистер Фэнг вскричал:
Да хоть бы сдохла ваша псина!
И тогда Анни, не задумываясь, ухватила свой инструмент за гриф и что есть силы ударила о землюгитара разлетелась вдрызг, осыпав толпу щепками. Бастер, понимая, что импровизация продолжается, поднял над головой малый барабан и принялся бить им по бас-барабану. Потом, оставив учиненный вокруг беспорядок, Анни с Бастером рванули наутек через парковый газон, резко шарахаясь из стороны в сторону, чтобы сбежать от любого, ежели кто вдруг бросится за ними вдогонку.
Домчавшись до скульптуры в виде ракушки, дети забрались внутрь и стали тихо ждать, пока вернутся родители.
Надо было нам забрать деньги, пробурчал Бастер.
Да, мы их честно заработали, согласилась Анни.
Брат вытянул из ее волос щепку от гитары, и до прибытия родителей они больше не проронили ни слова. Отец вернулся с недобро зыркающим, оплывшим глазом, разбитые очки с мини-камерой свисали возле головы.
Это было потрясающе! восхитилась мать.
Камера вот только разбилась, добавил отец. Пострадавший глаз настолько отек, что едва мог открыться. Так что в записи ничего нет.
Но его жена лишь отмахнулась, слишком радостная и счастливая, чтобы из-за такого переживать:
Это же предназначалось лишь нам четверым!
Анни с Бастером не торопясь выбрались из ракушки и двинулись вслед за родителями в сторону поджидавшего их минивэна.
А вы вдвоем были просто невероятно ужасны, произнесла мать. Внезапно остановившись, она опустилась возле детей на колени и поцеловала каждого в лоб.
Мистер Фэнг кивнул и мягко положил ладони им на макушки:
Вы и впрямь были ужасны.
И дети, сами того не желая, заулыбались.
Пусть от сегодняшнего «события» не останется ничего, кроме того, что будет жить в их памяти и в памяти тех нескольких изумленных прохожих. Это вполне даже устраивало Анни с Бастером.
Взявшись за руки, семейство зашагало к солнцув сторону вовсю разливающегося из-за горизонта закатного зарева, весело и почти в унисон распевая:
Грохнем всех родителей
И можно дальше жить!
Глава 2
Бастер стоял, поеживаясь, на поле в штате Небраска: ветер дул настолько ледяной, что в руках едва не замерзало пиво. Вокруг него скучковались четверо бывших солдат, всего год назад вернувшихся из Ирака, молодые и на удивление веселые ребята, чья беспримерная отвага была исчерпывающе доказана в многочисленных военных рейдах по Ближнему Востоку. Рядом на листах полиэтилена были разложены до смешного громоздкие, похожие на пушки, ружья, грозным своим видом как будто претендующие на исключительную всеразрушительность.
На глазах у Бастера один из молодых людей по имени Кенни, ловко орудуя шомполом, вогнал приготовленный снаряд на всю глубину в ствол ружья, которое все присутствующие именовали не иначе как «Ядренадер».
Вот и славно, заплетающимся языком произнес Кенни, что было неудивительно, учитывая количество валяющихся у него под ногами банок из-под пива. А теперь я только открою этот вот вентиль на баллоне с пропаном и поставлю регулятор давления на шестьдесят PSI.
Заиндевевшими пальцами Бастер с немалым усилием занес это в свой блокнот и спросил: