Ухмылка сплющила плотоядные красные губы Коротышки.
Знаем мы вашу идейность. Любите за дядину спину прятаться, чужими руками чтоб, а так один чертбелогвардейцы.
Вениамин вознегодовал. Выпрыгнул из-за стола, замахал худыми руками, с вздрагивающих тонких губ слетел мужицкий матерок.
Мы не брезгливы. Через все прошли. Если бы я рисковал только своей головой Один неверный шаг может погубить великое, святое дело. Вы понимаете, что тут заваривается? Колчаку такое и не снилось. Речь идет о все-си-бир-ском крестьянском вос-стании против Советской власти. Сначала Сибирь, потом вся Русь Но первый шаг делаем мы! Отсюда. Здесь раскрылится красный петух. Такое пламя раздуем, вселенское а вы Небрежным взмахом руки обтер губы. Нельзя забывать главную цель! Но во имя ее, ради нее я готов на все. Могу быть золотарем и вором, заложить душу дьяволу
Затянувшаяся речь «вождя» прискучила Коротышке, он раза два зевнул, потянулся и наконец бесцеремонно перебил:
Устал я с дороги. До завтра. Бурлю-пум-пум, тарля-ля-лям. Прилипчивый мотивчик, не правда ли? Спокойной ночи, товарищ Горячев. Гы-гы-гы!..
2
Разговор с Коротышкой так взволновал Вениамина, что он не прилег до рассвета. Курил папиросу за папиросой и думал.
Кто же он, Вениамин Горячев? Как получилось, что эсер оказался в одних рядах с этим Коротышкой, которому все равно, с кем, под чьим знаменем, лишь бы убивать красных. А ему, Вениамину Горячеву, если разобраться, разве не все равно?..
Не будь большевистской революции, он был бы сейчас хозяин, господин Большевики сожгли родное гнездо, расстреляли отца, растоптали мечту. Он ненавидел их до исступления, до судорог, до бешенства. Ненавидел и мстил. Но его возвышала в собственных глазах мысль о том, что он мстит не только за себя, что он служит высоким идеалам, отстаивает интересы крестьянства ну, пусть не всего крестьянства, а крепкого, прочно стоящего на земле хозяина-сибирякаразве мало этого? И разве ради этого не стоит принять как должное союз с колчаковскими карателями и монархистами!
Цель оправдывает средства. Эсерам в одиночку не поднять такую глыбищу. Чтобы каленым железом, с мясом, с кровью, до седьмого колена выжечь большевизм, нужна сила. Без коротышек сейчас не обойтись. Свалим большевиков очистимся, отмоемся, разберемся
Но сам-то Вениамин Горячев, кто он в этой игретуз или подкидная шестерка? Положа руку на сердце, верит ли он хоть на йоту болтовне собратьев по партии о будущей «свободной крестьянской России»? Или вся эта эсеровская мишура, все эти разговоры о высоких идеалахтолько маскировка, удобный трамплин для прыжка к власти? Просто ширма для честолюбцев вроде него?.. Выходит, он лжет перед самим собой?
А к такой матери всю эту мерихлюндию!.. Близится, близится желанное времявот что главное. По множеству верных примет чувствует это Вениамин Горячев. Вызрела, выстоялась горючая, взрывчатая смесь. Не сегодня-завтра заполыхает пламя мятежа. Сколько шел к этому, через что переступил, чем пожертвовал! Второй год живет с тройным дном, с расщепленной душой. Честный русский офицер, доброволец и патриот, колчаковский поручик, эсеровский боевик в куртке приближенного губпродкомиссара И все это за три года, часто помимо воли, силой обстоятельств. Осточертело думать одно, говорить другое, делать третье. И когда заветное, желанное рядом, преступно растрачивать душевные силы на дурацкий самоанализ. Хотел не хотел, думал не думал Душуна засов, чувствав кулак и, не разжимая зубов, не колеблясь, не рассуждая, к цели. Любой ценой. Любым путемк цели!!
Посмотрел на часы. Приказал себе: «Хватит! И чтобы больше»
Сгрудил посуду в угол, вытер стол, проворно разложил на нем бумагу, очинил карандаш. Подпер ладонями щеки. Прикрыл глаза, задумался, но уже не о себе, не о сути своего сегодняшнего бытия. Через минуту схватил карандаш, склонился над желтым листом и пошел засевать его бисерными буковками.
«Братья крестьяне!
Губпродкомиссариат принял решение до рождества вытрясти остатки хлеба из ваших амбаров и досрочно выполнить разверстку. Уж больно хочется Пикину и другим товарищам комиссарам, чтоб на вашем рождественском столе не было ни пирогов, ни шанег. Прячьте хлеб насущный, политый вашим потом и кровью! Заступайтесь друг за друга! Не давайте брать заложников!
Хватит терпеть, братья крестьяне! Разгоняйте комиссарско-жидовские советы! Создавайте свои, крестьянские советы. Ставьте во главе их хозяйственных и рачительных мужиков. Созывайте сельские, волостные и уездные сходы и съезды, выносите на них приговоры против разверстки. Пишите о беззакониях и бесчинствах во все концы. Бейте исподтишка комиссарскую сволочь, их приспешников и охранников. Вылавливайте и бесшумно топите, травите, душите своих доморощенных большевиковглавных комиссарских пособников!
С нами бог! Да здравствует свободное сибирское крестьянство!
Северский губернский комитет крестьянского союза».
Дважды перечитав написанное вслух, Вениамин удовлетворенно хмыкнул, расслабил плечи. Улыбка зазмеилась по тонким изогнутым губам. Завтра пани Эмилия распечатает листовку, и с верными людьми она разлетится по всем уездам губернии. Ее будут переписывать, с нарочными переправлять из села в село. Не одну мужицкую душу замутит она. Не один красный петух прокукарекает большевикам предновогодней ночью. Борьба разгорается. Все впереди
3
Пани Эмилия, по документам Эмилия Мстиславовна Вохминцева, прожила бурную жизнь, и, если бы не умение пользоваться косметикой и не многолетний постоянный уход за лицом, она выглядела бы несравненно старше и куда менее привлекательной.
Эмилия Мстиславовна появилась в Северске лет двадцать пять назад. Никто уже точно не помнил, с кем она приехала: одни утверждалис тетей, другиес матерью, третьис опекуншей, зато все в один голос твердили, что в ту пору Эмилия Мстиславовна была девицей необыкновенной красоты, одевалась изысканно, по последней моде, свободно изъяснялась по-французски и недурно музицировала.
Недолгое время Эмилия Мстиславовна кормилась уроками французского языка и музыки, которые давала на дому детям местных богатеев; потом, сделавшись хозяйкой в доме старого, богатейшего северского купца Колоколова, она целиком посвятила себя домашнему хозяйству и театру. На средства, собранные во время благотворительных вечеров, было выстроено новое здание драматического театра, на гастроли в город стали наезжать знаменитые актеры и целые труппы, и у Эмилии Мстиславовны было по горло хлопот.
На втором году замужества пани Эмилия (тогда ее уже называли так) разрешилась сыном. Северские сплетницы, готовые запродать душу нечистой силе только за то, чтобы первой узнать скандальную новость, утверждали единогласно, будто отец ребенкане дряхлеющий, малоподвижный и болезненный старик Колоколов, а его молодой приказчик Момонов.
Первенец пани Эмилии оказался дебильным, причем настолько, что его пребывание в доме давало лишь пищу злопыхателям и завистникам, и младенца сплавили в какое-то очень глухое село не то к дальним родственникам, не то к знакомым старика Колоколова, где Гаврюшатак нарекли ребенкаи прожил безвыездно двадцать лет, резко выделяясь из сверстников силой, здоровьем и слабоумием.
За эти двадцать лет пани Эмилия схоронила двух мужей и вышла замуж в третий раз за кутилу и распутника Вохминцева, с которым вскоре и основала под видом ночного ресторана публичный дом для почтенных отцов семейств. Имена посетителей нового заведения хранились в глубочайшей тайне. У дома было столько потайных замысловатых ходов и выходов, что именитые гости были полностью гарантированы от неожиданности быть узнанными. Это принесло дому Вохминцевых такую популярность среди местных чиновников и купцов, что пани Эмилия, как говорили обыватели, «загребала деньги лопатой».
Незадолго до Февральской революции Вохминцевы решили расстаться с Северском. Где-то, не то в Питере, не то в Москве, они купили большой особняк, муж отправился туда наблюдать за ремонтом и отделкой, а пани Эмилия потихоньку стала сворачивать доходное предприятие, подыскивая стоящего покупателя всего заведения вместе с живым товаром.