Присутствие тетушки Аделаиды в качестве старшей родственницы женского пола и компаньонки Пиа помогало соблюсти приличия, и никто не нашел бы ничего дурного ни в знакомствах, ни в поведении брата и сестры, однако в глазах соседей семейство Буршье все равно выглядело донельзя эксцентричным да еще и «следовало заблуждениям католицизма» как сдержанно высказывался лорд Чарльз Гилфорд (а с его мнением нельзя было не считаться, по крайней мере людям, постоянно живущим в графстве Суррей).
Положение Пиа в этой связи было двойственным и весьма сложным. Почти покинутой родственниками-мужчинами, ей волей-неволей приходилось вникать в дела, самой успевать везде и вечно балансировать между дозволенным и недозволенным, одобренным и осуждаемым. Она хорошо понимала, что от умения найти и сохранить этот баланс зависит ее будущее респектабельной дамы.
И здесь тоже возникали трудности. Милая внешность, прекрасное воспитание и богатое приданое позволяли рассчитывать на удачный брак, предложения руки и сердца Пиа получала не так чтобы часто, и совсем не от тех людей, что могли бы ее заинтересовать. А те, что получала сразу же отклоняла
Жером одобрял ее разборчивость, цитируя апостола Павла, но тетушка Аделаида в беседах за чаем и сэр Роберт в письмах с Ривьеры намекали, что пора перестать капризничать и поскорее выйти замуж. Пиа выслушивала пожелания и советы, но намеревалась все равно поступить по своему. Они с Маргарет были еще совсем девчонками, когда, вместе прочитав «Клариссу Гарлоу», «Гордость и предубеждение», «Джейн Эйр», и несколько романов Жорж Санд, непререкаемо решили, что главное право женщины, за которое следует бороться изо всех сил это право на самое себя, право свободного выбора в любви и они обе намеревались добиться этого права, поклявшись, что выйдут замуж только по любви и всегда будут помогать и поддерживать друг друга на тернистом пути к счастью.
Так что Пиа не колебалась ни одной секунды, когда неделю назад Маргарет, приехав к подруге на чай, под большим секретом сообщила, что, кажется, влюбилась и попросила о помощи.
Это же мистер Лэндсбери, да? интонация Пиа была вопросительной, но она точно знала, что не ошибается, и торжествующе улыбнулась, когда Мэг утвердительно кивнула:
А я знала, знала! Еще со времени первой встречи в конюшнях мистера Штерна. Вы так смотрели друг на друга что все было понятно ну, по крайней мере, мне, я ведь очень давно с тобой знакома!
Маргарет тоже улыбнулась, ей было приятно, что Пиа не задает лишних вопросов, не поджимает губ в скрытом осуждении, и что даже не подумала уточнить, взаимны ли чувства взаимность со стороны Эдварда казалась самоочевидной вещью, потому что как же может быть иначе, если встретились две родственных души?
Насчет предыдущего увлечения Мэг мистера Персиваля Вуда, высокого черноволосого красавца с томными голубыми глазами у Пиа было прямо противоположное мнение и хотя она не раз служила посредницей в любовной переписке (невинной, но довольно бурной) и держалась с Персивалем вежливо и дружелюбно, не скрывала, что считает его пустым щеголем, погруженным, подобно Нарциссу, в созерцание собственной красоты. Маргарет понадобилось совсем немного времени, чтобы убедиться, что так оно и есть, и досконально разобраться в характере мистера Вуда. Разобравшись, она сразу же остыла, прервала переписку, хотя и сохранила с Персивалем приятельские отношения, и не без удовольствия танцевала с ним на балах, поскольку в вальсах, контрдансах, кадрили и галопе этот светский лев не знал себе равных Но тщательный уход мистера Вуда за собой, способы завивки его волос, каким позавидовала бы любая кокетка, и строгое следование веяниям моды, с непременным добавлением особых изысков даже в повседневный наряд, служили для Маргарет и Пиа неиссякаемым источником для шуток и эпиграмм.
Эдвард Лэндсбери отличался от Персиваля Вуда (и всех ему подобных молодых людей) как солнце от луны, как день от ночи. В нем не было и сотой доли салонной рафинированности, на фоне светских знакомых Маргарет он выглядел скорее Гектором или Аяксом, чем Аполлоном или аркадским пастухом Положа руку на сердце, внешность его была даже не совсем во вкусе Мэг, и в первые дни после знакомства она сама не могла понять, что с ней, почему так жарко и мучительно ноет в груди, а мысли снова и снова возвращаются к незнатному и небогатому парню, который еще и работал берейтором.
«Берейтор? Берейтор, дорогая моя?» наверняка спросила бы, подняв тонкие брови, леди Кавендиш давняя подруга лорда Чарльза, частая (слишком частая, по мнению Мэг!) гостья в доме богатого вдовца, постоянно пытавшаяся проявить непрошенную заботу о мисс Гилфорд.
«О, надеюсь, ты не всерьез Пусть он беден, это еще не так страшно, но работать берейтором! Это почти то же самое, что управлять кэбом на лондонских улицах!»
Разумеется, Маргарет не собиралась обсуждать Эда и свои чувства к нему с леди Кавендиш, однако противный голос этой высокомерной дамы упрямо звучал в ее сознании, и она с трудом могла его заглушить.
За месяц, прошедший со дня знакомства, они дважды виделись на «уроках выездки», о которых договорились на памятном обеде у Штерна, а в третий собирались встретиться на празднике Майского дерева в Ромзи.
В ходе занятий предполагалось, что Эд обучает Пиа, с тем, чтобы будущая миссис Кроу достойно выглядела на осенней охоте на лис, а Маргарет оказывает ей дружескую поддержку, за что получает право «кататься на Юпитере, когда захочется».
В действительности Пиа даже не показывалась в манеже, а проводила время в леваде, где резвился молодняк, и самозабвенно играла с жеребятами, пока Мэг с Эдвардом осваивали азы вольтижировки и можно было только порадоваться отсутствию посторонних глаз и ушей, поскольку первое же занятие под конец куда больше напоминало романтическое свидание. Нет, они не касались друг друга иначе, как в рамках вежливости, не размыкали уст для фривольных бесед, но диалог, что вели их взгляды, из теплого постепенно стал горячим, а из горячего огненным
Прощаясь, Эд все же допустил промашку: вместо того, чтобы церемонно поинтересоваться у мисс Буршье, когда она пожалует на следующий урок, он прямо обратился к Мэг и спросил, глядя на нее в упор:
Когда я увижу вас снова? и Маргарет, сама себе удивляясь, и чувствуя, что сердце тает, как шарик мороженого в горячем кофе, а внизу живота нарастает странное, почти стыдное волнение, не сочла возможным играть в светскость и ответила, не опуская глаз:
Через неделю, в это же время.
Я буду ждать, мисс Маргарет. хрипло ответил он, коротко поклонился и совсем не вежливо ушел в сторону конюшен, предоставив грумам обеспечивать отъезд обеих молодых дам.
« Через неделю, в это же время
Я буду ждать, мисс Маргарет. на обратном пути Мэг была сама не своя и едва отвечала на вопросы Пиа, за ужином не могла проглотить ни куска, а ночью ей никак не удавалось заснуть. Не помогали ни ромашковый чай, ни молоко с печеньем, ни попытки читать книгу при свете настольной лампы.
Мэг скользила глазами по строчкам, но видела перед собой Эда плечистую, подтянутую фигуру в живописном костюме берейтора, далекого от чопорности гостиных, гордо посаженную голову с густой шевелюрой, мужественное открытое лицо, резко очерченные губы, и взгляд Этот взгляд, он пробирался к ней в душу, в самую глубину сердца, с ловкостью вора, с бесстыдством любовника, и, взломав отстраненное спокойствие девушки, ни разу еще не любившей по-настоящему, заставлял гореть на медленном огне, томиться от головокружения, изнывать от незнакомых желаний
Хуже всего а может быть, и лучше всего было то, что Маргарет не испытывала стыда за происходящее, и жалела лишь об одном: что ждать встречи с Эдвардом придется целую неделю. Она ведь сама так назначила.
«Ах, как невыносимо долго!.. И передумать уже нельзя, это будет совсем хотя ведь эти уроки для Пиа, а Пиа может и передумать, ведь она просто согласилась с моей датой значит, ей ничто не мешает назначить свою, пораньше!» эта мысль так обрадовала Мэг, что она наконец-то успокоенно заснула, а наутро сейчас же отправила подруге записку, с предложением поехать «повидать Юпитера» в самое ближайшее время.