Он брезгливо поставил чашечкуну и месиво вы здесь пьете!и под равнодушными взглядами завсегдатаев мы двинулись к выходу... никто не был потрясен нашим альянсомза день сотни таких пар, о чем-то якобы деловито договорившись, устремлялись куда-то... и через некоторое время возвращались, абсолютно не изменившись.
Он решительно подошел к телефону-автомату. Я вздрогнул. Я знал этот аппаратда и кто его не знал?! Он абсолютно без всякой отдачи глотал монеты, бил током, хриплым голосом пел народные песни... но все терпели... да и как, собственно, по-другому мог вести себя государственный аппарат с тем отребьем, что собиралось здесь! Все естественно. Но у него он сработал вдруг быстро и четко.
Да,услыхал я его сочный голос.Да, это я... Послушайте, я уже, кажется, говорил вам,в голосе его закипало раздражение,никаких черных волг... пришлите обыкновенный микроавтобус. Надеюсь, больше этого не придется повторять?! Да, угол Невского и Литейного!
Он брякнул трубкой. Аппарат сконфуженно крякнул. Вот это да!
Мы вышли на улицу.
Мартын!Он протянул мне руку. Я удивился... впрочем, люди с обыкновенными именами сюда и не заходили.
Мы ждали буквально минутусо скрипом притормозил микроавтобус, и Мартын уселся с весьма недовольной гримасой... долго ждали?! Видать, он действительно где-то что-то значил, но где?
Куда едем-то?взволнованно проговорил я.
Не бойтесьвас не обманут!проговорил Мартын.
Но можно хоть домой заехатькой-чего взять?
Я заехал домой, что-то наплел матери, схватил машинку, кое-что из белья.
Пока ехали по улицам, я был сравнительно спокоен, но вот свернули на проселок... куда? Я вскочил, ударясь об мягкую обивку, сел... нет, ясно, что жизнь моя должна была в конце концов изменитьсяно как?
Один раз она уже изменилась, когда, закончив Электротехнический по специальности Штепселя и узнав, что штепселя бывают весом до ста тысяч тонн, я резко ушел из этого дела, порвав с электричеством и заодно с другими видами материикроме духовной.
Сейчас вроде снова забрезжил какой-то поворот... поворот... еще поворот. Местность пошла странная, изрезанная оврагами... вот на пригорке открылся величественный монастырь. Лицо Мартына посветлело... Так вот оно что! В монахи? Вот что означала его бородка! Он из них. Ну нетя еще не пресытился жизненными благами, как какой-нибудь князь Касатский.
Притормози, шеф!Я тронул шофера за плечо, но он (тоже оказавшись с бородкой!) абсолютно не среагировал.
Но у него, надо признать, была сейчас другая забота: он с трудом пролагал путь среди совершенно обезумевшей толпыподнятые кулаки, горящие взгляды... куда я попал?! Вот какой-то изможденный размашисто перекрестил наш автобусно вовсе не благословляя, а как бы проклиная его: изыди, сатана! В некоторых высоко задранных над толпой руках я увидал иконы, светлые лики... Верующие!.. А чего, спрашивается, бушуют? Тоже хотят в монастырь, как мы? Но там же, видимо, количество мест ограничено, не всем же можно? Кроме того, в толпе было немало женщинэти уж совсем не годятся для мужского монастыря! Я вдруг почувствовал себя несколько даже надменно... не всем, к сожалению, все доступночто ж делать? Примерно такое же выражение я увидел и у Мартына.
Бурно сигналя, наш рафик пробился наконец к величественным монастырским воротам... водитель забарабанил по гудку, высочайшие эти ворота разъехались... и в их растворе я увидел офицера. Э, да это не монастырь! Тюряга! За что? За то, что не работаю? Но я же работаю, мысленно!.. Я в отчаянии вскочилно Мартын придавил меня к сиденью: Спокойно! Спокойно!
Вертя туда-сюда головой, я вдруг увидел на правой створке ворот доску с надписью Методический кабинет по делам верующих. Ах, вот оно что!.. Ворота со скрипом стали затворяться за нами... странно, конечно, если вдуматься: сами верующие там, а кабинет по их делам здесь, за стеной... Но вдумываться не хотелось!
Ворота наконец-то закрылись окончательно, и весь тот гвалт, напор исчезли.
Наступилитишина, благолепие! Стало даже слышно, как поют птички.
Я с интересом оглядывал территорию: мраморный, явно новый, фонтан, изумрудная ровная травка, коричнево-дымчатые фонари... все признаки скромной роскоши, как бы говорившей: а что такого? Все советские люди живут так! Я знал уже, где такая обстановкав коридорах власти... но это был не коридор, а как бы пансионат.
Все оказалось не так страшно, как казалось... и офицер оказался не настоящимв старом потертом кителе без погон, в драном галифе... он подошел к остановившемуся рафику и уставился внутрь его слезящимся взглядом. Мы стали выходить. Он молча уставился на меня...
Это мой помощник!небрежно кивнул в мою сторону Мартын.
Вот как? Я его помощник? А он кто?!
Именно это, как ни странно, прочиталось и в недовольном взгляде охранника: Вот как? Он твой помощник? А ты кто?!
Но Мартын уже величественно удалялся вглубь территории, оставив меня на произвол судьбы, но тут, к счастью, подошла скрюченная старуха-ключница, брякая связкой, ткнула старика в бок, добродушно ворча:
Хватит тебе тут храбрость-то свою показывать, ты лучше в котельную идитам у тебя еле теплится!
Сварливо ворча, тот ушел... Известно, что в любом заведении, от самого реакционного, до самого передового, будь это Институт ядерной физики или университет, обязательно есть такая вот добродушно-ворчливая Пахомовна и такой вот сварливо-добродушный Петровичбез них почему-то не обойтись.
Пойдем, что ли, горемышный!вздохнув, обратилась она ко мне.
Что значит горемышный?внутренне вздыбился я.
Шаркая по каменным плитам, Пахомовна вела меня по сводчатым галереям, как и положено, сварливо-добродушно ворча. Вот она отомкнула келью... я вошел. Сперва я приглядывался в полутьме, а потом аж ахнул: вот так келья! Метраж ее, может, и смиренно-убогий по тем временам, сейчас казался роскошным; стены были отделаны пупырчато-белым накатом, как в зарубежных фильмах, стол, стулья и кровать были некрашеные, деревянные... но сколько стоила эта обманчивая простота!
Я толкнул дверь в боковой стене, сами собой замигали лампы дневного света и осветился нежно-фиолетовый кафель, торжественно черные раковина и унитазне иначе как финские или шведские!
Я вспомнил вдруг, как мой приятель по кафе, товарищ по литературному безделью, с упоением вынашивал замысел сатирического фильма Черные унитазы.
На базу поступают черные унитазы. Вся городская элита приходит в волнениезаслуженные артисты тут же начинают доказывать всем подряд свою заслуженность, ученые достают справки, где перечисляются их огромные заслуги, энергичные торговцы везут на базу бриллианты и цветы. Это продолжается два дня (подробный показ всех лиц!), а на третий все заканчивается обыденно и просто: вереницей подъезжают черные волги, из них выходят неприметные, но уверенные люди, выносят с базы черные унитазы и медленно уезжают... Неожиданно я воочию увидел финал этого так и не начатого фильма. Вот где они, горделиво-черные!
Плохо в келье было однодовольно маленькое и довольно высокое оконце, через него виднелось только тусклое небо... ну что жв небе весь смысл, хватит думать о земномне пора ли немного вознестись? Я торжественно поднял голову... но тут же ноздри хищно зашевелились! Божественный запах еды! Давненько я не нюхал подобного!
Я обернулся. Пахомовна дерзко улыбалась. Точно ли она бывшая монахиня... может бытьдьявол?!
В трапезную в конец коридора пройдешь!усмехнувшись, проговорила она и, шаркая, удалилась.
Я быстро привел себя в порядок и направился туда. Мартын уже стоял там, в конце небольшой очередии встретил меня весьма язвительно.
А вы, оказывается, весьма сообразительны!усмехнувшись, сказал он.
А что бы он хотел? Чтобы я был туп?
Пахомовны и Петровича тут было не видатьвидно, они считались недостойными питаться здесь... впрочем, в остальном тут было все довольно-таки демократично: никаких официанток, надо было выстоять небольшую очередуху и принять из окна. Впрочем, очередьэто я произнес более по привычке: перед Мартыном стоял всего один человек, которого, как это ни странно, я не смог классифицировать и оценитьмаленький пузатый крепыш, с военно-обветренным красным лицом, с которого словно содрали кожу, и при этом в каком-то петушином спортивном костюмчикеи на высочайших белых сабо! Что еще за тип? Для ответственного работника больно легкомысленно одет, для вертопрахаслишком суровое лицо...