Неомагноль мы постоянно просим прислать, расходуем его ведрами. В одной из посылок с неомагнолем оказалась маленькая картоночка с нарисованным на ней зайцем. Когда девочки были маленькими, Агику звали Зайчиком. Илонка, обнаружив рисунок, расплакалась. Я убрал зайчишку в бумажник и, когда отправлялся на вездеходе по непроезжим дорогам инспектировать монтаж, часто доставал рисунок и, положив на ладонь, подолгу любовался им.
Катанем в Париж? предложил я Илонке. Идея куда-то съездить родилась внезапно. Какие мы дураки, что до сих пор до этого не додумались. И почему обязательно проводить отпуск дома? Завтра мне все равно ехать во Фрипорт: привезу оттуда ворох проспектов из какого-нибудь бюро путешествий. А уж если будем в Париже, заскочим на денек-другой и в Лондон.
Хорошо, согласилась Илонка и погладила мою руку.
Во Фрипорте у меня были дела в морской гавани, там выгружались гигантские турбины, и мне нужно было договориться с транспортниками, куда они смогут доставить груз по воде, а куда трейлерами, где можно проехать по каменной плотине, где по временному мосту. Потом я был в банке, на почте, во фрипортском управлении департамента строительства. По ходу дела заглянул и в ближайшее бюро путешествий и набил портфель цветными брошюрками и проспектами. Случайно там же оказался мой сосед, шведский монтажник.
Собираетесь в путешествие? приветливо спросил он. А я вот тоже жду, когда подъедет жена, чтобы вместе решить, не поехать ли нам на Канарские острова или перемахнуть через океан в Австралию или на острова Фиджи
У меня была еще бездна времени до возвращения на объект, потому что вездеход сломался и в мастерской пообещали его починить часа за два за три. Так что я прогулялся по пальмовой аллее между портом и пляжами, где слонялось множество белых. Бизнесмены, эксперты из Европы, охотники, туристы. Мне вдруг захотелось знать, где же мы живем. Конечно, я знал континент, географические долготу и широту страны пребывания, только существенного, главного об этой стране не знал: о чем думают хозяева этих устремленных на меня глаз, что выражают их озабоченные лица, я не угадывал в плавных движениях их женщин, несущих на голове корзину или кувшин, отголоски древних ритуальных танцев или обряда, с помощью которого изгоняли злого духа, и что там в книгах молодых людей, идущих навстречу с портфелями, о чем мечтают молодые женщины с детишками за спиной, не понял сути этой страны, как и они никогда не узнают, что это я работал здесь у них, на Восьмой монтажной, они даже не будут знать, что была такая Восьмая монтажная, и только однажды в саванне, поросшей кустарником, в маленьких деревушках, затерянных в джунглях, вдруг вспыхнет электрический свет и загудят заводы, и, я надеюсь, люди будут этому рады.
За аллеей начинался базар: лабиринт темных и узких улочек, пахнущих поджаренными орехами, лепешками, маслом какао, кокосовым соком и тысячью тяжелых запахов всевозможных пряностей. Выкрики и музыка, людская толчея, пестрые одежды, тюрбаны, украшения из перьев и звериных шкур, женщины в восточных сандалиях и паранджах, голые ребятишки. В узких закоулках базара сотни ремесленников прямо на земле со своим инструментом, торговцы лимонадом, бараньи или какие-то еще туши, жарившиеся на вертеле. Прежде я никогда не ел и не пил в таких местах, но сейчас, усталый, присел на веранде крошечного сказочного кафе, сделал знак: желаю, мол, кофе. Разложил на столике перед собой пестрые проспекты: Летайте самолетами компании КЛМ. Посетите Японию. Вас приглашают прохладные воды Скандинавии. Полюбуйтесь Ниагарой. Попытайте счастья в Монте-Карло. Ночь в Куала-Лумпуре. Танцовщицы в Бали. Гавайи. О, голубые Гавайи! Я оторвал взгляд от проспектов, только когда морщинистая, старая рука поставила на мой столик круглый медный поднос, а на нем в медном кофейнике клокочущий кофе, на донышке фарфоровой чашки серебряный полумесяц, в крохотном стакане свежая вода с искрящимся кусочком льда (упаси бог выпить!) и сладкий, как мед, лукум, наколотый на тоненькую палочку. Я смотрю снизу вверх на обладателя тысячи морщин, и лицо мужчины, иссеченное морщинами, его глаза, тюрбан кажутся мне знакомыми. Да ведь это он мне обычно снится, он и есть тот самый турок, который всегда напоминает мне, что время проходит. Старик печально улыбается, словно он узнал меня. Проспект с приглашением на голубые Гавайи соскальзывает на пол. Я даже и с Фрипортом не познакомился как следует, ушло мое время. Мне вдруг вспоминается бабушка. Она была уже очень старой. (Очень? Сколько ей тогда было? Семьдесят? Шестьдесят?) Она работала с утра до ночи, летом, бывало, целыми днями заготавливала на зиму компоты из яблок и абрикосовое варенье, сушила груши и сливы, консервировала помидоры и огурцы, делала тархоню, коптила мясо и раздавала это своим детям и внукам и постоянно причитала: «Что с вами будет, когда меня не станет?» Каждое поколение считает, что мир держится на нем и важно только то, что оно считает важным. «Разве я просила вас родить меня? однажды гневно выкрикнула нам Кати. Мне вы этим оказали не бог весть какую услугу». Мои дочери пришли на все готовое. Ну а мы? Разве мы должны жить так, как мы живем лишая себя куска мяса, отказываясь от поездки в отпуск, и делаем ли мы для них добро, поступая так? Может, было бы лучше, если бы мы попросту сказали: каждое поколение само должно бороться за свое счастье как умеет.
Возвращаясь к порту, я остановился на минутку перед маленькой лавкой чеканщика по серебру. Дивные вещи были разложены у него на прилавке: амулеты необычной формы, цепочки, браслеты. Один тоненький браслетик мне особенно пришелся по вкусу, будто две буквы «s» сцеплены между собой. Я еще никогда не покупал Илонке украшений. Странно. За тридцать лет супружества ни разу. Только обручальное кольцо надел на палец и все.
К утру мы вернулись на монтажную площадку. По Илонкиным глазам я понял, что эту ночь она не спала. Я достал завернутый в шелковистую бумагу браслет и надел его ей на запястье.
Какая прелесть!
Она обняла меня, поцеловала, потом принялась вертеть в руках чудо ювелирного мастерства.
Просто прелесть! повторяла она. Ты знаешь, мы его подарим первой нашей внучке.
В те совершенно отчаянные годы, когда отец не мог найти себе никакую работу, зашел как-то разговор о тете Бетти и ее семействе. «Напишу-ка я Эржике, сказала мать. Может, пришлет нам хоть пару долларов. Когда они с Ферко и Андрашем бедствовали, мы их не раз выручали» «Не надо, не пиши, покачал головой отец. Если бы у них были деньги, они и сами прислали бы. Она же тебе так и сказала». Конечно, она сказала это, когда прощалась с нами, что стократ отблагодарит сестру и шурина и за материю на пальто, и за цепочку, и за доброту. «Если у них есть деньги, они пришлют. А если нет, им только еще тяжелее станет от того, что бедны, и от того, что нам не могут помочь».
Но мы так и не узнали никогда, что стало с тетей Эржи и ее семьей: когда родились у нее девочки-двойняшки, когда умер дядя Билл, говорят ли они по-венгерски? Не собираются ли вернуться назад, на родину отцов? Или хотя бы в гости приехать? О смерти Андраша (Эндрю) они сообщили уже после войны в открытке, посланной через Красный Крест. И потом изредка нет-нет да и присылали открытки: живем, мол, растут девочки, внучки.
Мы и сами не надеялись, что от Фреда придет ответное письмо. Да еще какое. На нескольких страницах, сердечное, дружеское, словно мы вчера только и расстались. Разумеется, он не сердится, что мы так редко пишем, ведь он и сам не любитель писать, куда проще снял трубку, поговорил, а еще проще сел в самолет, и вот уже можешь обнять своего двоюродного братца. Это же великолепно! Кем ты стал, Геза? Генеральным директором, министром или хозяином рудника? На все равно, хорошо бы, если бы вы выбрались к нам на уик-энд, да что там уик-энд, на три-четыре недели! Словом, садитесь в самолет, Барбара, моя жена, будет в восторге, она уже приготовила к вашему приезду комнату. Или вы хотите спальни с отдельными ваннами? А Илонка любит орхидеи? Или лучше поставить ей в комнату цветущую ветку апельсинового дерева? Прилетайте с первым же самолетом, будете жить здесь по-королевски, у нас свой бассейн и теннисный корт, а ребят уже нет дома. Джой два года назад вышла замуж, сейчас живет и работает в штате Айова; Джеффри преподает право в Сент-Джонском университете в Калифорнии, у него уже вышло четыре книги; Поль, наш младшенький, в этом году станет доктором, сейчас живет в общежитии при колледже в Беркли; но дом мы все равно не продаем, и каждого из ребят ждут их прежние комнаты, чтобы дети могли вернуться домой всегда, когда пожелают, так что у нас комнат для гостей сколько угодно, и можете оставаться у нас, пока мы вам не надоедим, на это время предоставим вам в пользование «мерседес» Барбары или же все вместе махнем к Ниагарскому водопаду это от нас в двух шагах. Или слетаем на Багамские острова, ты знаешь, Геза, что там за женщины!!! Забросим бизнес на три недели, только приезжайте, мы так хотим вас видеть