Походили мы так с ней дней пять, а потом я с отчаяния что придумалсам придумал, никто мне не подсказывал: стал руками своими выкапывать пырей из земли, в кучку складывать и корове приносить. Гляжуест! Сейчас я профессор, доктор наук, но работа мысли моей именно с этого началась! Вечером доит мать коровумолока больше и всем уже по кружке досталось! Прямая связь: как поработаешьтак и поешь.
И не только весной это чувствовалось, а весь год подряд. Часто у нас в степи сразу после весны засуха начиналась, и тут тоже твоя сообразительность и предусмотрительность всё решала. Сколько ты сумел заготовить, сколько запасдля себя, для овец, для свиней, для кур,в зависимости от этого и жизнь твоя сложитсяи на жаркое лето, и на холодную зиму. Сколько накосил, намолотил, навеялстолько всего и будет у тебя.
Стоит под навесом бочка с водой, и все дети, даже кто едва научился ходить, бросают в неё азадки, как у нас называлось: шелуху, лопухи, сорняки. Оно там бродит, пузырится, раскисает, а зимой выливают это в корыто: пойло скоту!
Весна прошланачинает расти всё в поле, на огороде. Но без надзора оставлять это нельзя, нужен уход. И тут опять не обойтись без детей.
В огороде на грядках росли у нас морковь, огурцы, картошка, тыква, помидоры. И всё это надо было пропалыватьряд за рядом.
Помню, пололи мы со старшей сестрёнкой Настей морковь. Я выдергал сорняки рядах в десятии чувствую, больше не могу уже: в горле пересохло, перед глазами кругипод самым жарким солнцем приходилось работать. И тут решил я облегчить себе задачуне вырывать каждый сорняк в отдельности, а ногтями выскребать. Быстрее дело пошло! Обрадовался, быстро дополз так до конца грядки. Поднял головумать стоит.
«Так,говорит,Егорушка, не годится! Так через два дня снова сорняки эти вылезут. Плохо работатьсебя наказывать! Устанешь, и зря: скоро всё сначала придётся начинать! Ладно, иди сегодня отдохни, а завтра как следует всё начни!»
С тех пор я это запомнил: плохо работатьсебя наказывать!
Потом просо начинает расти, детей в поле на прополку посылают. Помню, мы с Ниной ходили, младшей сестрой. Дадут нам хлеба краюшку, крынку молока, по паре яици на целый день.
Ползёшь между просяными рядами, а сорняков перед глазамизаросли! Лебеда, повилика, вьюнок с фиолетовыми такими цветами-граммофончикамивсё перепутано между собой. Проползёшь рядцелый стог сена с собою вытаскиваешь. А бросать тут же нельзя: снова прорастёт. Надо подальше в сторону относить. Отнесёшьи заползаешь в новый рядок. А там жарко, воздух неподвижный, ветерок не проходит, пот течёт, с грязью мешается, всё тело чешется. Сейчас бы, думаешь, на речку, искупатьсяи таким уже неземным блаженством это представляется!
Но ты уже старший, должен младшим пример показывать, поэтому только покрикиваешь на Нинку, чтобы сорняков за собой не оставляла.
Вот уже солнце к закату склоняется. Все рядки пройдены, сорняки отнесены в сторону, сложены в кучу. Ещё раз осмотришь всёи тогда как бы неохотно так говоришь: «Ну чего, Нинка, скупаемся, что ли?»
Как я тогда купаться любил! Именноне просто так, от нечего делать, а когда поползаешь целый день в горячей пыли.
«Купаться! Купаться!»Нинка радуется. Хватаем наш узелоки к речке сбегаем. Тогда у нас три лучших места купания было, как бы сейчас это назвалипляжи: под Самохиными, под Булановыми, под большим проулком.
Там берег песчаный был, чистый, вода прозрачная. Помню, тогдазадолго до изобретения ещё разных акваланговя уже под водой любил всё рассматривать! Водоросли, плавучие жуки, рыбки сверкают, и по всему этому золотая сеть извивается от солнца и волн!
Сначала просто окунёшься, чтобы зудеть кожа перестала, потом уже начинаешь как следует купаться. Тут жек вечеру ужеи другие ребята спускаются, отработав своё. Начинаются игрыдогонялки, брызгалки. Я, помню, чемпионом по брызгалкам былникто меня перебрызгать не мог. Тоже благодаря одному изобретению моему: я руку таким ковшиком делал, вода как по жёлобу летела, точно противнику в глаз или в рот! Долго купаешься, пока мать на обрыве не появится, ужинать не позовёт.
Самое большое удовольствие было тогдакупаться! Во время гражданской войны кто-то вдруг сказал, что в воде пули не летят, и чуть стрельба начинаетсямы в воду! Идёт бой, а мы купаемся.
Но и работа не останавливается: есть-то надо. Кончается прополканачинается сенокос. Все травяные луга делились на равные участкипаи, и каждая семья тянула жребий, чтобы всё было честно. Сколько в семье было едоков, столько ей полагалось паёв.
Бывало поэтому, что один пайв одном конце, а другойсовсем на другом конце, километров за двадцать. Ездили мы туда на быках. Помню, очень я любил быками управлять. Очень это приятно былокогда два огромных страшных быка вдруг подчиняются тебе, мальчишке.
Да, здорово... я бы тоже хотел!вздохнул я.
Да ты не сможешь!Дед махнул рукой.
Почему это?обиделся я.
Потому что не знаешь ничего про это!
Ну так я быстро бы узнал!
Всё тебе быстро! А быстро не всегда получается. Ну ладно, хоть послушай тогда, как это делалось в наше время. Ездили мы на рыдванах.
Смешное слово.
Вообще-то, да. Но нам оно смешным не казалось. Все привыкли у нас к нему, только и слышишь, бывало: рыдван, рыдван... Ну, две оси с колёсами, сверху настелены доски, вверх идут такие рамы из досокперила.
Это чтобы не падать!догадался я.
Тебе чуть чтопадать, нормальный человек и так не падает. Перила для того, чтобы больше можно было нагрузить мешков или снопов. Вперёд от рыдвана идёт оглобля, на оглоблю крепится ярмо для быков. Надеваешь на быков ярмо, берёшь такую длинную палкуи поехали! Кричишь: «Цоб!»быки поворачивают направо, «Цобэ!»налево. Если не слушаются, палкой помогаешь. Бьёшь правогоон забежит вперёд, рыдван сворачивает налево, бьёшь левогорыдван сворачивает направо. Приезжаем на заливные луга. Там уже всё распределено по участкам, на каждом участке колышек вбит с номером или прямо в дёрне номер вырезан ножом, чтобы уже знали все, что участок твой и сено твоё.
Съезжаются все, сначала косы отбиваюттакой мелодичный звон над лугами идёт,потом начинают косить: вжик, вжик! И так без остановкис утра до обеда!
Помню, когда в первый раз приехали с отцом, на соседнем участке косили уженаш знакомый мужик косил с семьёй. Посмотрел я на негои вдруг чуть от страха не закричал: из-за расстёгнутого ворота его вдруг выглянула змея, поглядела на меняи обратно спряталась.
Закричал я, помню, к отцу побежал: «Змея! У него из груди змея выглянула!»«А!отец засмеялся.Это, наверно, уж! Когда косит мужик, жарко ему станета останавливаться нельзя!и вдруг уж мимо скользнёт. Мужик, который половчей, схватит ужаи за пазуху себе. Уж холодный, ворочается за пазухойи не жарко. Многие делают так. Хочешь, тебе поймаю?»смеётся. «Нет-нет!»испугался.
Лет пять мне ещё тогда было.
Ну, кончится сенокос, сено высушат, свезут в рыдванах на сеновал, а тут и уборочная уже, хлеб убирать. Берут серпы, идут.
И тут: хорошо, если пшеница не полегла, а если полегла да стебли все перепутались, намучаешься, прежде чем одну полосу скосишь! Тогда, наверное, у меня и мысль забрезжила: а нельзя разве сделать так, чтобы не падал хлеб, при любой погоде стоял?! Ну, скосим, женщины свяжут снопы, уложат их в крестцы. Складывают четыре снопа таким крестом, колосьями в середину, сверху кладут следующий крест, потом ещё и ещё. Лежит пшеница в крестцах, подсыхает. Подсохнетпора её свозить с полей на гумна. Подгоняют рыдван, укладывают на него крестцы: таким специальным способом переплетают их между собой, чтобы воз по дороге не рассыпался,этот способ переплетения все на деревне знали с малых лет. Нагрузишь высокий воз и к деревне везёшь.
Сам?
Иногда и сам! Когда отец доволен тобой, иногда скажет вдруг: «Ну, вези, Егорушка, воз, только осторожно, не опрокинь!» Берёшь в руки налыгачэто такая верёвка, намотанная быкам на рога,и ведёшь воз за собой. Стараешься по ровным местам везти, чтобы, не дай бог, урожай не опрокинулся: после этого отец никогда больше к этому делу не допустит. Пройдёшь полена краю деревни начинаются гумна. Знаешь хоть, что такое «гумно»?