Через деревянные ставни сквозь узкие щели пробивался свет, придавая спальне несколько фантастический, призрачный вид. Но на большой кровати лежали два абсолютно реальных, даже если и мертвых, человека. В комнате все еще чувствовался характерный резкий запах пороха, исходивший от двух пистолетных гильз. Майерлинг
Теперь ему срочно нужно было пойти и позвать жандармов, и ему придется объяснить, кто он и откуда и что здесь делает, они в свою очередь должны будут позвать лейтенантаон предположил, что в Саверни он один, и тот, выслушав печальную историю Ван дер Валька, которая займет примерно полчаса, скорее всего, решит, что он обязан позвонить в Страсбург, скорчив ответственную мину, или даже в Париж, и будет упорно доказывать ему, что он несет полную ответственность за то, что происходит в его районе.
Все происходило именно по такому сценарию, как он и предполагал. Пока они ждали лейтенанта жандармерии, доктора, представителя магистрата, эксперта и машину «Скорой помощи», Ван дер Вальк сидел в нижней комнате с драгоценными камнями. Вокруг него было разбросано три или четыре книги: триллеры Сери Ноир, на такие книги он даже не смотрел. Дешевое издание сборника «Сплин и идеал» Бодлера Да, а вот на это взглянуть стоитБодлер был именно тем автором, который, вполне возможно, был привлекателен для Жан-Клода. У него были чрезвычайно неудачные стихи, по мнению Ван дер Валька, такие его никогда бы не заинтересовали. Это, кажется, Сартр назвал Бодлера сознательным неудачником, который выбрал нечистую совесть, чувство вины и бесплодность? Нет, его что-то слишком заботит Сартр! Правда, такие ремарки всегда казались ему сигналом здравого смысла и лишним доказательством того, что он зануда. И все-таки он не был законченным неудачникомСартр преувеличивал, конечно, симпатия к людям не была его сильной стороной. Ван дер Вальк начал читать поэмыделать-то больше было нечего. А поразмыслить можно чуть попозже. Сейчас для этого не самое подходящее время; сейчас время работы бюрократической машины, главноенажать на нужную кнопку и получить ответы на вопросы.
«Сплин»как перевести слово «сплин»? Депрессия? Слишком слабо. Апатия? Слишком неопределенно. Маниакальная депрессия? Слишком клиническое и какое-то насильственное определение. Он помнил, что у немцев есть хорошее сложное понятие, состоящее из нескольких слов и обозначающее «глубокое отвращение к самому себе; предположительно, в Средние века культивировалось в людях духовенством». Слово «сплин» перевести невозможно. Ответ в том, что нет нужды его переводить, все и так его прекрасно понимают.
Он прочитал стихотворение свежим глазомсвежим, потому что не перечитывал давно. И это было гораздо лучше, чем если бы он пытался размышлять над происходящим.
Ясумрачный король страны всегда дождливой,
Бессильный юноша и старец прозорливый,
Давно презревший лесть советников своих,
Скучающий меж псов, как меж зверей иных;
Ни сокол лучший мой, ни гул предсмертных стонов
Народа, павшего в виду моих балконов,
Ни песнь забавная любимого шута
Не прояснят чело, не разомкнут уста;
Моя постель в гербах цветет, как холм могильный;
Толпы изысканных придворных дам бессильны
Изобрести такой бесстыдный туалет,
Чтоб улыбнулся им бесчувственный скелет;
Добывший золото, алхимик мой ни разу
Не мог исторгнуть прочь проклятую заразу;
Кровавых римских ванн целительный бальзам,
Желанный издавна дряхлеющим царям,
Не может отогреть холодного скелета,
Где льется медленно струей зеленой Лета.
Лейтенант жандармерии, возможно, читал Бодлера, но его мысли занимали совсем другие вещи, и у него в данный момент не было времени, которое он мог бы уделить поэзии. (Покопавшись в его столе, можно выяснить, что, когда у него выдается свободная минутка, он читает Паскаля.) С тех пор как этот район перешел под его ответственность, его стали больше интересовать люди, живущие здесь, в частности их деятельность. Для этих двоих в постели он мог сделать совсем немного, ведь они уже были мертвы, так что полиция помочь им уже ничем не могла. Ну и что? Он выяснил несколько отдельных фактов, пройдясь по деревне. Мистер Маршал, здесь его фамилию произносилиМаршалль, имя во Франции довольно распространенное, приобрел этот дом лет пять назад или около того. Он купил его после того, как умерли его хозяева, у их племянника, который постоянно проживал в Париже и не слишком интересовался домом в Вогезах. Мистер Маршал приезжал сюда раз семь-восемь в год, как правило дня на два, на три, всегда один, как-то он пробыл здесь четыре ночиэто было самое долгое время его пребывания в этом месте. Никого это все особенно не беспокоило: мало ли в мире эксцентричных людей, которые оставляют свои дома пустовать. Ключи хранила у себя одна пожилая женщина, которая живет здесь постоянно. Ей очень хорошо платили за то, чтобы она приходила сюда раз в два дня и наводила здесь чистоту и порядок. А раз в неделю она топила печь и как следует проветривала дом.
Да, она видела, как он приехал сюда с молодой девушкой. Нет, это ее ничуть не удивило. Она всегда думала, что рано или поздно здесь должна появиться женщина. Нет, он был весел и много шутил. Нет, он ничуть не казался подавленным, если их интересует ее мнение. Они выглядели как влюбленная парочка, приехавшая провести в свое удовольствие уик-энд.
Лейтенант совсем не обрадовался присутствию Ван дер Валька. По его виду было ясно, что какие-то неясные рассказы о миллионерах и зимних видах спорта совершенно не занимают его мысли. Он согласился с тем, что во всей этой ситуации, может, и было что-то странное, но что именноэто решать Страсбургу. Двойная смерть на его территорииэто само по себе просто убийственно, и теперь ему необходимо заполнить огромное количество разных документов. Поэтому он думает, что Ван дер Вальку лучше будет повторить всю эту историю в криминальном отделе полиции Страсбурга.
Полицейское управление Страсбурга находилось на улице с мягким, нежным названием. Улица Голубого Облака. Здание было узким, с тяжелым фасадом, имитирующим классику, и аркой, под которой со скучающим видом, болтая о пустяках, стояли охранники в униформе с автоматами. Меньше всего они выглядели внушительными и грознымидобродушные, коренастые, семейные мужчины с обычными мозолями, привыкшие к ежедневному файф-о-клоку, которые выполняли эту довольно тяжелую и неприятную работу со здоровым юмором, хотя платили им за это совсем мало.
За аркой располагался мощенный еще в восемнадцатом веке внутренний двор, где в изобилии были припаркованы радиофургоны и служебные автомобили, а также чинные черные «пежо», принадлежавшие господам офицерам. В задней части внутреннего двора стояло большое здание с безобразной, холодной двойной лестницей, на которой пострадало уже немало полицейских ног. Ван дер Вальк, оглядевшись вокруг профессиональным взглядом, решил, что здесь все даже более претенциозно, чем Принсенграхт в Амстердаме, но гораздо забавнее. Верный путь был указан ему добродушным, веселым китайцем, который прослужил в полиции уже тридцать лет, но, как ни странно, не умудрился заработать язву желудка. Молодой агент в холле небезуспешно изображал манеры своего начальника перед двумя хохочущими школьникамивидимо, ему что-то было от них нужно. Переодетый в штатское сыщик перетаскивал охапку папок с документами из комнаты номер 34 в комнату номер 37, старательно насвистывая при этом известную шансонеткуполучалось у него просто здорово. Никто не обращал на него особого внимания. «Совсем как дома, подумал Ван дер Вальк, и ни один занюханный старикашка «какой-нибудь там начальник» не высунет нос из своего кабинета, чтобы повозмущаться легкомысленностью обстановки».
Комиссар Воллек был похож на старого серого волка. Его лицо, его голос и все его движения были, как описал его китаец, словно из шелка с собольим мехом. Ван дер Вальку он понравился с первого взгляда. У него были манеры кардинала и тонкие, чувствительные, осторожные руки. Ему бы сидеть за отделанным испанской кожей и позолотой столом в кабинете, стены которого увешаны полотнами Рубенса, но таких вещей днем с огнем не найдешь ни в одном полицейском управлении мира.