- Заходи, - сказал я ей, подводя её, пошатывающуюся и вялую, к кабинке душа. Ночнушка на ней уже начала тлеть по-настоящему, и в ней появлялись медленно расширяющиеся дыры, как будто на бумаге, прожжённой докрасна нагретой железкойЗаходи, не бойся, можешь прислониться к стенке, это, кажется, стекло, с ним ничего не будет... Вот... Позволь, я открою кран... Что? Сама? - я покосился на рукоятки крана в душе. Они были фарфоровымиЛадно, давай. Дверь не закрываю. И в туалет? - Я подумал немного, и кивнул ейМне выйти?
Она, выпучив на меня свои жуткие лягушачьи глаза, затрясла головой. Воду она пока не включалахотя, как мне казалось, ещё немного, и она попросту вспыхнет в этой идиотской кабинке, как пропитанное бензином соломенное пугало, в которое бросили спичку. Внезапно мне подумалось, что я где-то уже её видел, и, несмотря на её изуродованную сильнейшим жаром внешность, мы всё-таки с ней знакомы, и при этомотнюдь не шапочно, как это могло быть при случайной встрече при тех или иных обстоятельствах. Возможно, что это была какая-то знакомая моих знакомых, или что-то в этом духе.
- Открывай кран, - сказал я ей, и стал пятится на выход. Кажется, сейчас здесь должно было образоваться столько пара, что, если здесь был кто-то живой, кроме меня, этой девчонки, и того сопящего парня из смежной с моей комнаты, то он должен был наверняка решить для себя, что здесь начался пожар, и выскочить наружу, дабы побыстрее унести отсюда ногиОткрывай, я уже вышел.
Я и в самом деле почти что вышел, наполовину вылез из открытого дверного проёма, ведущего в туалетную комнатуи в этот же самый момент внутри душевой кабинки раздалось сильное шипение и треск - и дело тут явно было не только лишь в холодной воде, с силой вылетевшей из душевого разбрызгивателя, после того как моя новая знакомая на полную мощь вывернула вентиль крана. Шипение это было похоже на шипение масла на раскалённой сковороде, когда оно доведено до такого состояния, что оно начинает пузыриться, и подскакивать вверх, то и дело грозя попасть в глаз наблюдателю. Я оглянулся назад, на душевую кабинку, и увидел, что её некогда матово-прозрачная, рифлёная поверхность стала молочно белой, полностью, от потолка... Ну, быть может, немного не доходя до пола. Хотя до пола бы она достала бы тоже, если бы водяной пар в таком, нагретом состоянии, был бы тяжелее воздуха, но он был легче, и гейзером пёр через верх кабинки, уже застив собой почти весь задний правый угол у потолка. В туалетах потолки у нас покрыты не обоями, а побелкой, и я тут же подумал о том, что если эта девушка простоит здесь, под душем, достаточно долгое время, то от этой самой побелки тут попросту ничего не останется, вернее, останется, но, разумеется, всё это будет уже на полу и на стенах, в виде потёков.
- Эй, - окликнули меня сзади, и я от неожиданности чуть было не отскочил обратно, в туалет, хотя если подумать, голос не был ни резким, ни громким, скорее, наоборот, сонным и вялым, хотя и немного встревоженным - Что тут происходит? Это твоя комната? Твой туалет?
Я повернулся назад, навстречу обладателю голоса, и увидел перед собой низкорослого толстяка в белой футболке, серых мягких штанах, в которых обычно ходят лишь в помещении, и тапочках на босу ногу. Светло-русые, немного более яркого оттенка, чем у меня, волосы, были страшно всклокочены, так сильно, что казалось, они вот-вот сами зашевелятся, пытаясь принять более-менее естественное для них положение.
- Это твоя комната? - повторил толстяк своё вопрос с едва уловимым восточно-европейским акцентом. Я неуверенно пожал плечами, и толстяк, не то близоруко щурясь, не то кривясь от головной или ещё какой-то боли, покачал головойИди. У тебя сейчас начнётся пожар.
- Что? - я оттолкнул толстяка в сторонуПожар? Что-то горит?
Я увидел «свою» комнату через всё ещё открытую входную дверьтам, рядом с кроватью, на которой я очнулся, темнело длинное чёрное пятно виде скрючившегося в запятую человека, а за ним, ближе к выходу, чернела цепочка следоввсего четыре или пять штук. Третий от меня тлелв нём виднелись угли, и от него исходил дым, а остальное просто дымилось. В комнате вообще было довольно много дымасловно у кого-то пригорел бекон, оставленный на плите.
- О, чёрт подери, - буркнул я, чувствуя, как это зрелище словно приводит меня обратно, в чувство реальности... Хотя реальность эта была до сих пор не слишком-то нормальной, чтобы говорить о том, что я полностью начал ей доверять. Я рванул в свою комнату, опять открыл левый ящик письменного стола, схватил на сей раз уже чайник, и выбежал обратно, в коридор. В него, между тем, уже вовсю начал валить пар из туалета. Толстяк продолжал стоять между этих двух входов, и, задрав голову, растерянно наблюдал за клубами пара, ползущими по потолку из туалета в коридор.
- Да отойди же ты, о, Господи! - рявкнул я на него, отталкивая его в сторону, а потом рванулся в сторону умывальника. Ясность и ощущение реальности в моей голове, как оказалось, пришли ко мне не надолго, а только до той поры, как я увидел, что белое облако пара уже заволокло туалетную до половины, и понял вдруг, что дальше оно вовсе не будет уменьшаться, а, наоборот, только лишь расти.
К умывальнику я уже не подошёл, а подбежал, без всякой паники, прекрасно сознавая, что не запаниковал бы, если бы даже захотел этого, столь же спокойно, открыл вентиль с краном холодной воды, снял крышку с чайника, и столь же неторопливо наполнил его водой. Когда я направился к выходу, я слышал, как за моей спиной стонут, и ворочаются, как какое-то живое сердце этого кошмарного комнатного тумана... Она хочет выбраться, спросил я сам себя на всякий случай, и тут же сам себе ответилесли бы хотела бы, то сказала бы, а, может быть, и выбралась бы сама.
С полным холодной воды чайником я вышел из туалета, прошествовал мимо толстяка, всё ещё стоящего в растерянно-смятенной позе возле его дверей, и вошёл в свою комнату. Сначала плеснул воды на дымящийся след ноги моей гостьи, сейчас в это самое время принимающей свой причудливый душ, затем туда, где её тело припечаталось к полу, и выжгло собой ковёр...
- Эй, - послышался голос сзади. Я поднялся, всё ещё выливая воду из чайника на тлеющий ковёр, и увидел толстяка, неуверенно входящего в мою комнату. Он растерянно тёр ладонью свои и без взлохмаченные волосы, не ерошил, а именно тёр, и что-то в этом его жесте было неприятно-механическое, как в нездоровых повторяющихся действиях какого-нибудь психопатаЭй, что происходит? Это Санхилл? Я нахожусь в Санхилл?
Я сначала кивнул ему, а потом всё-таки неуверенно пожал плечами. Для меня происходящее вокруг, может быть, и напоминало Санхилл, но только отчасти... Впрочем, если это было нечто вроде потустороннего мира, в который я должен был попасть после смерти, то свои характерные черты он начал проявлять только сейчас... Хотя, если посудить, я не имел никакого понятия, какие характерные черты должны были быть у потустороннего мира.
То, что привело меня к моей «гибели», тоже было довольно странным, подумал я вдруг, а где-то вдалеке, может быть, дальше по коридору, раздался глухой грохотвозможно, в этом месте был ещё кто-то, и он так же только что очнулся, и решил проверить, где это он.
- Эй, - обратился ко мне толстяк опять, продолжая потирать свою ладонь о свои всклокоченные волосы, словно пытался, таким образом, очистить её от чего-тоЭй, у тебя есть что-нибудь от головы? Страшно болит голова... Какая-нибудь таблетка, вроде анальгина или парацетамола... Господи, она у меня просто на части разваливается...
Я вообще с трудом представлял себе сейчас, что у меня сейчас есть, а чего нетуя даже не был уверен в том, что эта комната была моей. Я посмотрел вокруг себя (чайник в моей руке опустел, и ковёр под моими ногами теперь уже хлюпал, как болотная жижа), посмотрел на платяной шкаф, кровать, окно с дверью ведущей на балкон, дверь в соседнюю комнату, которая теперь была открыта, (стало быть, подумал я, этот толстый и взъерошенный тип является моим соседом) потом скользнул взглядом по стене с плакатом, и, наконец, увидел письменный стол с раскрытыми (и частично отсутствующими) ящиками. У левого отделения, в котором ящиков не было вообще, продолжала валяться куча пакетов с непонятным белым содержимым, издали похожим на именно на таблетки, или на какие-то гранулы, но пластик самих пакетов был слишком матовым, чтобы понять это конкретно с моего места.
- Слушай, - сказал я своему новоявленному соседуЯ не знаю, что у меня тут есть, а чего нет... Я сам только что очнулся, так что...
Где-то в глуби коридора истошно заорали, так, что на ум, в первую очередь, приходил не чей-то страх, а дикая, невыносимая боль, вроде той, что, наверное, испытывали те, кому вбивали иглы под ногти в средневековых иезуитских комнатах пыток. Толстяк изумлённо и испуганно оглянулся на крик, на секунду отняв руку от головы, и тут я заметил, что между его пальцами и волосами промелькнуло что-то сверкающее, и голубоватое, словно электрический разряд. Похожее бывает, если вы резко снимаете через голову что-то из синтетической материи, и в темноте, но в этом случае всё было видно и при освещении, и при этом сама искра была отчётливой, как между шариков электрофорной машины на уроке физики.
- Что? - спросил толстяк у меня, поворачиваясь ко мне с подозрением во взгляде... А руку опустив внизСо мной что-то не так?
Я покачал головой, неуверенный в том, что ему нужно сейчас говорить о чём-то, и потом услышал ещё один вопль, на сей раз справа, и с другой стороны коридора, вероятно, там, где находилась первая пара комнат... Если, конечно, это столь похожее на наше мужское общежитие место было похоже на него досконально...
- У меня тут только это, - произнёс я, задумчиво уставившись на беловато-серую кучу рядом со своим письменным столомМожет, есть ещё что-то, но я не имею никакого понятия, что это, и где это, потому что эта комнатане моя, и вещи в ней, скорее всего, тоже не мои. В моей комнате в общежитии всё было по другому...
- Чёрт, и у меня по другому, - признался толстяк, вяло покачиваясь из стороны в сторону, не то от страха, не то от немощи, не то просто по привычке, и между делом озираясь по сторонам, уже больше со страхом, нежели с недоумениемИ вообще, я должен быть сейчас дома, на каникулах, потому что заболел, и мама сказала мне, что я должен остаться на больничном... И... И сказала, что вызовет врача... А я здесь...
- И ты сильно болел? - поинтересовался я неожиданно для себя.
- Нет, просто какая-то ерунда вроде гриппа или простуды... Болела голова, но не так сильно, как сейчас... О, Господи... - взгляд его преисполнился неподдельного страдания - Так, значит, у тебя нет ничего от головной боли, а?
- Постой, - сказал я ему, и шагнул к куче пластиковых свёртков у моего письменного стола. Поднял один из них, увидел, что там на самом деле находится что-то вроде таблеток, а потом прочёл на прямоугольной бумажной этикете, спрятанной под его пластик:
«ПРЕПАРАТ К-5»
«СРОЧНЫЙ ПРИЁМ В СЛУЧАЕ СИЛЬНОГО ФИЗИЧЕСКОГО НЕДОМОГАНИЯ И АНОМАЛИЙ»
- Эй, - крикнул я толстякуГляди сюдаможет быть, тебе это всё-таки как-то поможет? У тебя ведь тоже... Недомогания?
Я кинул ему упаковкутолстяк, словно бы пошатнувшись, поймал ей, и поднёс её к глазам.
- Нужно прочитать инструкцию по применению, - произнёс он озадаченно, а затем трясущимися руками разорвал пакет. Тот тут же выпал из его рук, вместе с ним на пол посыпалась сухо, как песок, шуршащая лавина таблеток, которые, как оказалось, имели слабый голубоватый оттенок, и уплощённую круглую форму. Толстяку удалось поймать несколько, а потом он их отбросил, и стал ползать по полу, в поисках выпавшей из его рук вместе с таблетками этикетки. Наконец, нашёл её, потом с каким-то непонятным пиететом осмотрел со всех сторонНичего... Ничего не написано, - он посмотрел на меня так, будто я совершил на его глазах какой-то страшный подлогС обеих сторон одна и та же надпись! Что здесь происходит, наконец? Что за... Чёртова комедия?
- Если бы я знал, я бы сказал, - ответил я ему, пожимая плечами, и сам чувствуя себя не очень хорошо, вернее, так хорошо, что это просто не могло быть нормально.
- А кто может знать? - я с изумлением увидел, что уже и между иголками его светлых волос начали проскакивать электрические искры, похожие на каких-то невиданных светящихся голубовато-фиолетовых мошекТы... Тоже только что очнулся?
- Да, - повторил я, разглядывая его волосы, напоминающие мне сейчас лес вышек на электроподстанции городского типаТолько что.
- А откуда у тебя это?он кивнул мне на таблетки, рассыпанные по полуЧто это?
- Не знаю, что это, - сказал яИ это не у меня, а у того, кто жил здесь до меня. Я жил на четвёртом этаже, а этопятый.
- Пятый? - переспросил толстякНо я живу на третьем... То есть...
- Наверное...
- И ведь точноэто не мой этаж... И мебель в этой комнате поставлена не так, как была у меня, а как в твоей комнате, вдоль стенок... А таблетки...
Я только пожал плечами, и развёл руки в стороны, как бы предлагая ему, чтобы он делал все свои выводы самостоятельно. Меня больше интересовало, что происходило сейчас с моей невольной подопечнойвглядываясь за спину моему новому соседу, я видел, что дверной проём, ведущий из туалета в коридор, полностью занят валящим наружу паром, а часть его уже начала лезть и в наружный дверной проём моей комнаты.
В коридоре же послышался топот ног, бегущих в нашу сторону, опять чьи-то крики, удары, звуки падения тел и предметов, какое-то шипение в добавку к тому, что слышалось из моего туалета... Ад или не Ад, повторил я свой внутренний вопрос, но ответить на него не успелтолстяк опять перебил меняМинуточку! - и, пошатываясь, побрёл в сторону своей комнаты.
В тумане слышались какие-то шлепки, кажется, голых ног по кафелю. Ну, неужели она справилась, спросил я у себя как-то без интереса.
- Эй, - закричали мне из соседней комнатыУ меня тоже есть эта хрень! Эй, а у тебя была капельница?
- Была, - пробормотал я, пытаясь продолжать думать. Думать и вспоминать. Мы пытались тогда убежать отсюда не просто так, не ради спортивного интереса, а потому, что что-то начало происходить вокруг, но не только вокруг нас, но и с нами самими. Я и Жанна перестали чувствовать боль, и излечились от всех своих болезнейхотя иногда они к нам возвращались... А эта девушкаРайсверкона вообще сначала умерла, а потом воскресла, и ещё что-то делала с окружающими её парнями... А Айко Филлипс, например, мог закрыть дверь на расстоянии, превышающем длину его вытянутой руки... Но самое страшное было с Джерри Пирсоном, который блевал кислотой на собственный ковёр, точно какой-то монстр из третьесортного фильма ужасов... И даже Лизи Айнулленемне показалось, что с ней тоже происходит нечто не вполне понятное... И все называли это болезнью, и говорили, что её надо лечить, отправляться в Сент-Джонскую городскую клинику, и лечить, потому что там знают, как это делается... Что они изобрели лекарство, или метод лечения...