В любом случае, я не должен был оказаться здесь, в это идиотском общежитии, в комнате с привычной для меня мебелью, и видом из окнатак, словно вчера не было ни блюющего кислотой на пол Джерри, ни загадочных мольб превратившейся в какое-то мрачное привидение Лизи Айнуллене, ни нашего бегства с острова, ни его трагического, но вполне, как мне сейчас думалось, закономерного финала.
Нужно посмотреть, что находится вне пределов этой комнаты, подумал я, и опять приблизившись к кровати, встал рядом, и оглянулся вокруг. Обе двери были на месте, и в стандартных для них местаходна из них должна была вести в коридор, другаяв комнату, смежную с моей. Рядом с последней я, не без лёгкого удивления, увидел мой собственный плакат с фотографией участников группы Depeche Mode, запечатлённых во время фотосессии к записи альбома «Game of the Angel». Гор, Гаан и Флетчер стояли на какой-то песчано-прибрежной местности, в немного напряжённых позах и с несколько невесёлыми выражениями лиц, словно бы всё это время они ожидали лишь моего пробуждения, и теперь им было нужно, чтобы я куда-то пошёл вслед за ними. Продолжая удивляться всё больше и большеконечно, не настрою сфотографированных пару лет тому назад музыкантов, а тому, что кто-тоуж не знаю ктодогадался повесить этот выглядевший несколько неуместным на фоне остального происходящего плакат на стену в незнакомой мне комнате, я шагнул к двери в смежную комнату, а затем подёргал за её ручку. Дверь оказалась закрытой . Я, склонившись к ней ухом, попытался прислушаться к тому, что за ней происходит, и услышал чьё-то мирное сонное сопение...
И в тот же момент, едва я успел подумать о том, что если то место, в котором я нахожусь, является Раем, Адом или Чистилищем, то я сам, без всякого сомнения, являюсь Наполеоном Бонопартом, дверьдругая, та, что вела в теоретический коридор, распахнулась настежь и врезалась в стену так, что храп за стеной мгновенно прекратился, а сама она отскочила от стены с такой силой, что чуть не вышибла того, кто сюда явился, обратно, прочь из комнаты. Он (или она) едва успел увернуться от неё, а потом неуклюжим шагом попытался пройти дальше, к центру комнаты, но споткнулся на полпути, и упал носом вперёд, на пол. Он (верней, она, и теперь это было ясно) был наряжен в женскую ночную рубашку, был без обуви, и обе его (её) конечности были настолько красными, что напоминали панцирь отварного омара. От фигуры на полу шёл слабый белесый дым.
- Помоги-ииит... - засипела странная фигура на полуВаао... ФФФФ... Воды... Пожауффшшш... Умиииифф...
Кем бы ты не был, подумал я в окончательном смятении, ты явно не располагаешь ключами от райских врат, да и вести мою грешную душу на лавовые поля Ада ты, наверное, не собираешься... Потом, поколебавшись ещё с секунду, я подошёл к человеку на полу поближе.
- Эй, - я склонился над его телом, и тут же с удивлением увидел, что ткань его (её) ночной рубашки на спине покрыта какими-то непонятными светло-коричневыми пятнами, явно не бывшими здесь изначально, акроме того, как мне показалось в тот миг, эти пятна медленно увеличивались, прямо на глазах, словно подпалины на брошенной на россыпь углей светлой ткани... Может, это и были подпалины, прозвучало внутри меня сумасшедшее озарениеТы... Вы кто? Что с Вами?
Я осторожно положил свою ладонь на плечо своему странному гостю, и тут же почувствовал жар, причём не тот, который бывает даже у серьёзно заболевших людей, а такой, какой исходит от раскалённой кухонной плиты, вроде тех, на которых в ресторанах прилюдно жарят стейки. Я тут же отдёрнул руку, но совсем не потому что мне было больно, а потому что из-под моих пальцев тут же повалил густой и едкий дым, а человек, распростёршийся на полу моей новой комнаты, застонал, явно от боли, и одновременно словно бы желая меня о чём-то предупредить. Там, где раньше находилась моя рука, тут же обнаружился коричнево-чёрный отпечаток ладони, дымящийся, как будто бы след от прикосновения Сатаны.
Человек на полу поднял взгляд на меня. Это была девушка, но понять, кто это, хотя бы сказать, знакома она мне, или же нет, я не могпотому что лицо это было красным, таким же красным, как, например, огнетушитель, или только что сорванный с ветки томат; глаза были выпучены так, словно бы ещё немного, и они попросту вывалятся из своих орбит; рот был приоткрыт, из него валил пар, как будто на жестоком зимнем морозе; а от неприятно потрескивающих волос, вернее, от их корней, шёл не пар, а самый настоящий дым, имеющий мерзкий запах горелой шерсти.
- ВААААААДЫЫЫЫЫЫЫЫЫ, - выдохнула несчастная вместе с очередным клубком горячего пара изо рта ДАЙ ФАААДЫФФФФ...
Я не имел никакого понятия, как человеку в её состояниикажется, у этой несчастной должна была вот-вот закипеть кровь в её жилахможет помочь глоток воды, который, возможно, тут же испарится, едва она сумеет проглотить его, но, постольку-поскольку никакого иного, более эффективного пути к её спасению я пока ещё не видел, я решил, что мне стоило бы выполнить хотя бы эту её просьбу. По прежнему ощущая себя человеком, который приоткрыл дверь между реальностью, и чем-то невообразимым, и в страшном изумлении застыл на пороге между ними, я попросил незнакомку подождать секунду, а потом встал во весь рост, и вот уже в третий раз оглянулся по сторонам. Мне нужен был какой-то сосуд, в который я мог бы набрать воды из под крана в теоретически находящемся напротив этой комнаты туалете, но разумеется, такого я нигде не видел. Обычно вся посуда в моей комнате находилась, опять же, на письменном столе, ну, или, на худой конец, на журнальном столике, но сейчас что тот, что другой были абсолютно пусты, даже протёрты от пыли, так что я даже не был уверен в том, что здесь, в этой комнате могло быть что-то моё, кроме этого дурацкого плаката с Флетчером, Гором и Гааном на пустынном песчаном пляже.
В отчаянье я подошёл к письменному столу, и стал наугад открывать в нём ящики. В верхнем были какие-то тетради и книги, некоторые из которых показались мне знакомыми, а некоторыестандартными, такими, какие могли бы оказаться у любого из учеников в Санхилл, но чашек не было. Из отделения справа посыпалось и вовсе что-то непонятноекакие-то герметично упакованные пакеты с неясным белесым содержимым, которыми кто-то, мне неведомый, решил набить всё пространство за левой дверцей, предварительно вытащив из-за неё все выдвижные ящики. Я решил пока проигнорировать эти штуковины, и открыл правое отделение. Там тоже были вытащены ящики, но не все, а, те, что были снизу, и на их месте, у самого края, находился электрический чайник, и ещё что-то, похожее на металлическую оцинкованную супницу. Схватив «супницу», я опять крикнул всё ещё лежащей на полу девушке, чтобы она подождала, и выбежал через всё ещё открытую дверь в коридор...
И я увидел, что это, между прочем, был действительно коридор, а не что-то такое, что сказало бы мне о том, что я действительно умер, и уже нахожусь за гранью бытия. Обычный коридор в мужском общежитии, уже порядком намозоливший мне глаз за всё время моего здесь обучения. Ничего необычного, разве что видневшийся вдали пост коменданта был пустым...
Я открыл дверь, находившуюся как раз напротив той, что вела в комнату, в которой я очнулся, и вошёл в туалет, который за ней располагался. Тоже всё нормально, оценил я, оглянувшись вокруг на скорый глаз, тот же кафель, та же душевая кабина, и ванна для ополаскивания ног, раковина с двумя кранами для горячей и холодной воды, зеркало, держатель для мыльницы и зубной пасты с щёткой над ней. Подойдя к раковине, я открыл кран с холодной водой и подставил под струю найденную мной железную миску. С металлическим бульканьем она наполнилась, и я, предварительно закрыв кран, понёс её в «свою» комнату.
Как она ей поможет, спросил я себя вновь, аккуратно приоткрывая входную дверь ногой, ведь если она возьмёт эту чёртову миску в руки, то вода в ней закипит в считанные секунды... И что с ней такое, в конце-концов? Люди попросту не живут с такими температурами, потому что при пятидесяти градусах кровь начинает сворачиваться, а при температуре тела этой девушки она должна кипеть, и кипя, литься через нос, рот, глаза и уши. В любом случае, она не может двигаться, и пытаться говорить что-то, когда её собственные волосы, и ночная рубашка, того и гляди, воспламенятся от того, что у неё такая температура... Она должна бы попросту свариться заживоно вместо этого каким-то образом сумела добраться до меня... Откуда? И почему именно ко мне?
Я вошёл в комнату, и настороженно посмотрел на неё, всё ещё лежащую на полу, но теперь не на животе, а уже скорчившись в позе эмбриона. По видимости, собственного жара она не ощущала. Ночная рубашка на ней дымилась, но ещё не тлела, зато, кажется, начал тлеть ковёр под ней самой. Я с ужасом от возможности того, что здесь вот-вот начнётся пожар, подскочил к ней, и чуть было не вылил воду на неё... Но удержался от этого, а сел рядом с ней на колени, и поставил миску с водой где-то рядом с её головой
- Попробуй приподнять голову, - предложил я ей, не вполне, впрочем, сейчас, уверенный в том, что она может понимать мои словаИ открой рот. Я сам...
Она и впрямь приподняла голову (на ковре от неё остался словно бы чёрный трафаретный оттиск, как будто бы на плоскости гигантской камеии он слегка дымился), и, действительно открыла рот, но, едва я попытался поднести к ней край миски, она испуганно отдёрнула голову, словно я желал предложить ей не воду, а раствор стрихнина, или синильной кислоты.
- Нет, - прошептала она сиплоВылей... Вылей на меня... Пока я не загорелась.
Я привстал, не понимая, говорит ли она, следуя руководству разума, или же согласно сиюминутному желанию избавиться от невыносимого, жгущего кожу чувства... Но, посмотрев на её уже почти коричневую от жара ночную рубашку, и дым, вырывающийся из-под её красных голых ног, подумал о том, что возможно, ей сейчас руководит и то, и другое.
- Вылей, - повторила она мне еле слышно, а потом опять уронила голову на ковёр, и он опять задымился под ней.
У меня мало воды в миске, подумал я в смятении, а если я буду носить её туда-сюда из туалетной комнаты, то я едва ли успею «потушить» её до того момента, как тут что-нибудь загорится, или эта несчастная попросту умрёт сама по себе. Мне нужна была чья-то помощь, или хотя бы нужно было сделать так, чтобы вода лилась на неё в больших объёмах, чем объём этой дурацкой «супницы». Положить её в какую-нибудь ванну, или поставить под душ...
Тут меня осенило. Я вылил воду из «супницы» прямо на её дымящуюся, как только что вытащенный из костра огарок полена, голову, частично окропив при этом её плечи и спину. Послышался неприятные треск и шипение, как будто кто-то плюнул на раскалённую сковородку, и вместо дыма повалил пар - разумеется, ещё более густой, чем его предшественники тут же заполонил собой всё пространство комнаты. Я почувствовал себя человеком, на секунду заглянувшим в финскую парную после того, как в ней уже закончили (или только начали) мыться. Девушка на полу застонала, но продолжала оставаться такой же красной, словно обваренной, даже в тех местах, на которые попала тут же испарившаяся вода.
Этого не может быть, подумал я, и этоне реальность. Нет людей, которые могут иметь температуру тела, равную температуре кипения водыи всё ещё оставаться живыми, и не харкать при этом кровавой пеной, которая, между прочем, должна лезть из всех естественных отверстий в их голове. Здесь, поблизости от этой комнаты, этого коридора наверняка есть что-то вроде неугасимого адского огня, который вторгается в тела грешников незаметно, в привычной для них обстановке, и тогда...
Прекрати, резко оборвал я сам себя, и опять склонился над девушкой, и сказал уже ей, и вслух.
- Я хочу проводить тебя под холодный душ. Ты позволишь?
Она посмотрела на меня своими страшными выпученными глазами с красно-жёлтыми лихорадочными белками, и что-то произнеслаодними губами.
- Я попробую, - сказал я ей, немного разобрав её неслышные слова, наклонился ещё ниже, и взял её под руку. Ни боли, не жара, как таковых, я не чувствовалТолько немного помоги мне, хорошо?
Она неуверенно кивнула мне. Я потянул её за руку вверх, она, кое-как опираясь на другую, приподнялась сама тоже. Когда она была приведена в какое-то более или менее сидячее положение, я отпустил её руку, подошёл к ней со спины, и, подхватив её под руки, с трудом, но всё же поставил её на ноги.
- Идём, - произнёс я, аккуратно положив руку на её плечоЕсли что, опирайся на моё плечо.
Она беззвучно покачала головой. Её исплавленые, закрутившиеся в спирали, а частично ещё и сожжённые волосы опять начали тлеть. Я подумал о том, что если так продолжится и дальше, но она всё-таки сумеет выжить, то она будет всю свою оставшуюся жизнь носить парики, и бояться снимать их даже наедине с собой, но в присутствие зеркала.
Я осторожно повёл её из комнаты в туалет.
***
Ощущение была такое, будто я провожаю гигантскую, в человеческий рост, сосиску, только что снятую с гриля торговца хот-догами. Я всё ещё был голый по пояс, и нисколько не сомневался в том, что в результате этой прогулки получу массу обширных ожогов, которые будут, по крайней мере, первой, а, может быть, кое-где и второй степени. И хотя я понимал это столь же ясно, сколь ясно сознавал не просто невыносимый, а невозможный для человеческого тела жар, идущий от кожи моей «новой знакомой», меня это на данный момент беспокоило меньше всего на свете.
Я всё ещё не мог понять, что происходит вокруг меня, потому что с одной стороны это выглядело, как вполне привычная, нормальная для меня реальность, но с другой... С другой стороны эта самая «вполне привычная и нормальная» реальность крошилась вокруг меня, как старая, отсыревшая побелка, откалываясь целыми пластами, то тут, то там, заставляя меня думать даже не о загробном мире, а о чём-то, вообще находящимся за гранью восприятия нормального, имеющего возможность существовать человека.
Хотя, в принципе, я прекрасно понимал, что эта оценка происходящего может оказаться весьма далёкой от окружающей меня объективной реальности. Во-первых, мне могло так казаться просто потому, что я должен был сейчас быть мёртвым. И не просто мёртвым, а расплющенным в лепёшку, в нечто такое, что иногда можно видеть в сводках новостей по кабельным каналам, когда речь идёт о какой-нибудь страшной автомобильной аварии, в которой водители и пассажиры превращаются в мясной фарш в сплющенной консервной банке, а неосторожные пешеходы - в невразумительный набор из кусков сырой человечины, разбросанный по мокрому от крови асфальту. В данный момент моё тело должно было быть не здесь, живым и здоровым, а лежать на столе у паталогоанатома, где его, в свою очередь, должны были пытаться как-то опознатьпытаться, потому что я «погиб» в чужой стране, и каких-то конкретных ориентировок у местных властей на меня, наверное, не было - возможно, по зубам (что навряд ли, потому что от такого удара все мои зубы должны были раскрошиться в пыль, или на два метра уйти под камни), или по отпечаткам пальцев на руках, которые, если повезло, остались целыми - хотя бы от кончиков пальцев, и до запястья... Но, тем не менее, на данный момент я не чувствовал себя не мёртвым, ни травмированным, ни больным, и уж тем более, не нуждающимся в каком-либо опознании, наоборот, даже ещё более здоровым, чем это было до того жуткого происшествия с катером... И ещёпотому что я оказался ни где-то, а именно здесь, словно неведомый некромант, решивший воскресить меня, по каким-то понятным одному ему причинам решил переместить меня именно сюда, в это дурацкое общежитие, вместо того, чтобы проводить меня в больницу, или хотя бы просто-напросто отпустить восвояси... И не в мою комнату на четвёртом этаже, а в эту, на пятом. И зачем-то переставил всю мебель. И куда-то подевал компьютер, телефон, телевизор, и всю остальную бытовую технику, оставив мне только электрочайник, и тот, как кажется, никогда не мне не принадлежавший. Зато зачем-то повесил рядом с дверью в соседнюю комнату мой плакат с Depeche Modeсловно бы это имело Бог весть какое серьёзное значение... И зачем-то присоединил меня к капельнице... К капельнице с чем? С глюкозой? С каким-то наркотиком, который лишает организм чувствительности? Второе было более вероятно, потому что, хотя я и выглядел вполне себе живым и здоровым, я ощущал себя так, как будто все мои ткани накачали новокаином, или, по крайней мере, чем-то очень на него похожим... А ещё эта девчонка которая вот-вот должна была свариться заживо... По неведомо каким причинам... Что с ней происходило? Почему с ней это произошловедь она явно не выглядела подготовленной к тому, что с ней происходило, иначе бы она была выбрита налысо, и была бы одета не в тонкую ночную рубашку из хлопковой ткани, а во что-нибудь более огнеупорное, что не стало бы обугливаться и дымиться от воздействия с её кожей...