Александр Валентинович Ледащёв - Дождавшийся Манчак стр 7.

Шрифт
Фон

На этот раз отсутствие белого было столь сильным, что темпераментный негр не выдержал.

 Эй, мужик с чугунными мудями, ты тут?  С натужным, признаться, весельем, спросил он.

 А Ты тоже это чувствуешь, да, Самюэль? Забавно Видно, тут, наконец, человек сталкивается сам с собой.

 Ты о чем?

 О Манчаке. В конце концов те, кто говорил, что мы приходим в этот мир одинокими и уходим из него одинокими, или лгал, или лицемерил, или просто недоговорил, или сам не знал, что несет. Приходим мы, хоть ты обоссысь, с матерью, даже если в следующий миг она тебя пристроит в мусорный бак. Уходимк Богу. На разбор полетов, дальшекто во что верит. А вот живем мы в самом деле только сами по себе. А так круто звучалотолько в приходе и уходе ты одинок, ага. Сейчас. Нет, ниггер, мы как раз одиноки в этот промежутокот рождения и до смерти. А вот до и после в тесной компании, правда, мы этого не осознаем. Сомневаюсь, что сперматозоиды лезут в матку с думой на челе.

Негр рассмеялся.

 Мужик, у тебя на все свое мнение. И оно, мужик, реально ебнутое,  сказал он.

 И то хорошо. У тебя какое мнение о русских? Что ты о нас знаешь сам?

 Э Водка?

 Вот. А у насо вас, черных,  травка, стволы и золотые цепи. Где твоя цепь, ниггер, йоу? Откуда ты это знаешь? Откуда я это знаю? С какого вообще хера мы решили, что мы это знаем? Из кино, книг и прочего дерьма. Знаешь, что самое дорогое в мире, дядя Том? Умение думать. Поэтому, хоть арабы и самые щедрые властители на земле к своим согражданам, этого они делать не дадут. А нам с тобой наши властии подавно. Ты же не думаешь, что вашу черную обезьяну сшибли палками с пальмы для того, чтобы усадить в Белый дом? Это проституция, не более. Как и у нас. Ваш писатель, Марк Твен, сказал кратко и емко: «Если бы выборы в самом деле на что-то влияли, народ бы никогда к ним не допустили». Вот и все. Что ваша обезьяна, что наш бруталпросто две говорящие головы. Которые ставятся по мере нужды. На экран телека. Или ты думаешь, что они сами что-то могут? Такая мысль посетила Кеннеди. Обоих. На свою задницу.

 Мужик, любое правительство нас имеет, но черный мужик в Белом домеэто круто,  сказал Самюэль, подумав.

 Угу. Только вас ваше правительство имеет со смазкой, при этом обставляя дело так, что вам самим начинает мерещится, несмотря на член в заднице, что вы присутствуете при событиях, свершениях и прикладываете даже к ним руку. Вас за это хвалят и не разубеждают. У нас попроще будетебёт по-простецки, по-домашнему, а утешают тем, что это еще не по самое не хочу засадили.

 Мужик, похоже, тебе будет херово в любой стране.

 Тут ты прав, парень. Будет. Но где-то мне будет наплевать на это. Вот сейчас мне вообще наплевать.

 А почему ты выбрал именно Манчак?

 Обычно человек, когда ищет себя, или покой, или свободу, неважно, норовит свалить как можно дальше от того места, где этого был лишен. По сутис места преступления, мужик, с места преступления. Самого тупого и постыдногопротив себя самого. Вот ты бы разве дернул на Манчак, если бы решил уединиться? Черта лысого. Ты бы рванул или к нам на Алтай, есть такое место у нас, или в Индию, или еще куда. Нет?

 Ты прав, белый мудак,  сердито отвечал Самюэль, которому надоело не обижаться на человека, который всю дорогу оскорблял его, как хотел, а его это не оскорбляло.  Если я тронусь башкой, кину свою Сару, всю семью и прочее, и решу свалить, на Манчак я не поеду. Рядом. Но Сару я не кину.

 Так хороша?  Сухо спросил белый. В вопросе не было ничего оскорбительного или непочтительного.

 Мужик, так хороша, что второй такой нет вообще. Ну, сам понимаешь, когда эта женщина не орет, как сирена на пожаре,  честно добавил он.

 На заметку. Рот у женщины существует совсем не для того, чтобы пререкаться со своим мужчиной,  сказал белый.

 Похоже на фразу из фильма, мужик,  снова засмеялся Самюэль,  это откуда?

Вместо ответа белый похлопал себя по голове, дескать, отсюда.

 Но почему все же Манчак?

 Знаешь, Самюэль, порой надо просто делать то, что считаешь правильным. И потом не ебать себе мозги анализом. Так было надои все. Вот я здесь.

 Тебя так достала твоя страна? Или люди? Или что?

 Манчак лучше. А одиночества мне хватает и без вас.

 Нас?

 Вас. Всех. Белых, красных, черных, желтых, шлюх, королев, пидоров и мачо. Правителей и властителей, друзей и врагов, любящих и ненавидящих женщин, всех. В целом. И прочего, что еще сильнее заставляет меня чувствовать себя одиноким.

 Мужик, тебя слушать реально странно. Кажется, что ты совсем прав, но одновременночто это такой олений гон, какого мне сроду слышать не доводилось,  сказал негр.

 А ты представь, что это просто странная радиопередача. Хочешь, не хочешь, а слушать придетсяесли ты едешь автостопом, а шофер слушает Бритни Спирс.

 Это я тут «автостопом»?

 Покада. А я нет. Потому, что я знаю, кто я и куда мне надо. А у тебя куча целей, одна другой мельче. У тебя есть большая цель, дядя? Я не имею в виду мешок ганджубаса и цепь, толщиной в слоновий хобот.

 Есть,  ответил Самюэль,  но это не твое собачье дело.

 Прекрасно. Только потом не заплачь, когда выяснишь, что она не стоила и ломаного медяка. Так бывает. Со мной так и было. Я тоже Достигал. Добивался.

 А чего ты добился там, в России?  С интересом спросил Самюэль.

 О, много чего. Проблем с официальной церковью за ряд статеек в сети о триединстве души, о душе, разуме и ведогоне, хотя тебе похер, проблем с правительством, звучит, да? Проблем с законом. Чего еще может добиться ебнутый, вроде меня?

 И как же тебе дали свалить?

 Когда слишком много могучих пауков гоняются за одной мелкой мухой, все шансы у нее. Особенно, если цель у пауков одна. С нашим менталитетом это вообще простоу нас говорят: «Иван кивает на Петра». «Иван» и «Петр»  это имена, если что. Так что, пока думали, кто меня объявит в розыск по неявке сразу на три суда в один день, я и отвалил через ваше посольство. Впервые со времен СССР. Беженец, твою-то мать. Так меня привезли в Нью-Ак, как у вас говорят. По идее, я должен уже неделю как работать на новой работе во вред старой родине.

 А ты?

 А на что похоже то, что делаю я?

 Идешь по Манчаку с самым тупым ниггером Нового Орлеана.

 Я иду тут один. Ты пока что еще не тут. Ты еще доманаполовину. И мечтаешь туда вернуться. Но тут, извини, облом. С Манчака не возвращаются.

 А ты не боишься, «снежок», что пугая черного парня, ты получишь в спишу заряд картечи, а черный парень вернется домой?

 Не поможет, мужик. Стреляй, если хочешь. Только сначала всмотрись.

 Во что?

 В себя. Но это уже чуть позже. Покав Манчак. Огромную могилу, откуда выхода нет. И дна в нем нет. И берегов тоже нет. И слово «могила» тут совсем не то значит, что привычно под ним понимать.

Помолчали. В кустах на берегу мелькали все те же алые огоньки. Одичавшая луна лила свет так, что деревья отливали серебром, видимые в ее свете до последней веточки. Хижины, что попадались им еще несколько миль назад, давно уже перестали попадаться. Манчак не пускал сюда людейточнее, не позволял тут оставаться на своих условиях. Аллигаторы тут были не при чем.

 Болото, проклятое Королевой Вуду. Красиво сказано.

 Ты не веришь в вуду или в проклятие?

 А что я тут, по-твоему, делал бы тогда? У вас одно, у нас другое, я же полагаю, что Бог один. Просто явился к разным народом в том облике, в котором те могли его принять.

 Вы так и не смогли когда-то,  негромко сказал негр.

 Смогли. Но мылюди. Без убийства мы не можем. Причем самого жестокого. Бог знал это и потому дал людям это сделать. Для примера. Подсказки. Искупления. Науки,  белый вспыхнул на миг какой-то лютой, холодной яростью и Самюэль поневоле перестал дышать, вспомнив, на что способен этот парень,  Вся наша жизньэто один непрекращающийся урок, постоянное наставление, бесконечные подсказки, данные нам для того, чтобы мы сделали ее лучше! Но суть их мы, полагаю, поймем, лишь когда притащится мрачный дядя с деревянным метром. Мыдля вас, выдля нас, да ты хоть раз думал о том, что, соблюдайся все законы, неважно, хорошие или плохие, на земле был бы уже рай?! Я не о наших заповедях и не о вашей вере, я даже про те, простые, что на бумагегде, 6лядь?!

 Ты не любишь законы, парень,  негромко сказал негр,  нет, все их не любят, но у тебя вообще какая-то болезненная ненависть.

 Я вообще редкий образец. Чужой в любом временном и пространственном отрезке, круто звучит, правда?! А на делея просто человек, который ненавидит лицемерие. Тупость. Нежелание думать даже если от этого зависит твоей же, блядь, кармани я, блядь, сейчас говорю ни хуя ни о «ноу-хау», или открытии «Клуба юрких щекотунчиков».

Манчак просто был. Белый смолк, закурил. Кажется, он жалел, что так разговорился. Самюэль не стал его дергать. В конце концов, Манчак был и у него. Случился раз у ниггера Манчак,  как-то странно подумал о себе Самюэль. «Где ты был, Самюэль?»  спросят они. «Йо, братья, вы не поверите, блядь! Со мной случился Манчак!» Белого надо в клетке держать. Он опасен. Не потому, что стреляет, а потому, что говорит. Ощущение, что не он вез белого, а тот его, не проходило. Если дать этому ебанату рупор, он точно наделает беды. А какой? Это я думаю, или меня так заставили думать? Черт, ниггер, а ведь ебаный белый правдумать нас учить никогда не станут. Иначе кому станет нужен негр в Белом доме? Да и сам Белый дом? А у этих, в России, видать, просто все в крови утопят, правду искавши. Этот мудак, который стреляет быстрее, чем думает, кажется, здорово русский. Странная мысль. «Здорово русский». Это как? «Здорово негр». А это? Но ведь мне самому понятно? Понятно. А что не так? Да слов не хватает, блядь!

Белый резко встал, вскидывая ружье к плечу, когда они шли по узкой протоке ужасной воды Манчака меж островков.

 Успокойся, мужик, тут не в кого стрелять, можешь убрать свою базуку. Людей тут точно нет,  усмехнулся кормчий.

 Да? А аллигаторы? Это для начала. Да и потом, двое дебилов тут уже шароебится. Ты и я. Мало? Ты уверен, что на всю планету только два таких дебила? И ты уверен, что они тут не с каким-то, более низменными мечтами? Вот и я не уверен. А если ты об оборотнях Мужик, пуля из этого ружья сажает на зад слонаи это не реклама, ты видел. Ты бы хотел, будучи оборотнем, словить такую в башку? Если не убьет, допустим, не берет, на время забудешь, как тебя зовут. Свалить успеем. Да и вообще, отъебись от меня, ниггер. Мне спокойнее с этой штукой. Если станет мешать, я ее просто уберу. Понял?

 Значит, все-таки, боишься, «снежок», кого-то встретить?  Рассмеялся Самюэль.

 Да. Боюсь. Только наоборот. Я боюсь никого не встретить,  сухо ответил белый и Самюэль понял, что тот не врет.

Они медленно вошли в неприятно узкую протоку меж двух длинных островов.

 Забавно. Чем дальше в лес, тем больше дров. Ощущение, что воды становится меньше, а земли больше. Тут, часом, пустыня дальше не начнется?  Спросил белый.

 Ты много говоришь. Что ты видишь такого?  Неожиданно спросил Самюэль, поняв, что белый уже, кажется, забыл, о чем спрашивал, впившись глазами в кусты.

 А ты всмотрись. Толпы. Их просто толпы,  белый повел стволами, показывая на берег.

Белый был прав. Берега кишели людьми. Бывшими людьми. Или ставшими, наконец, людьми. Теми, кто умер тут много-много лет назад. То ли это были живые мертвецы, что было бы понятно, но жутко, то ли они вообще не были мертвецами, а это почему-то пугало куда больше. Тени? Призраки? Но они сами кидали тени и тут же сливались с ними, проваливались в них, чтобы, миг спустя, вынырнуть из самих себя в другом местетак мелкая волна набегает и падает в себя же, чтобы вернуться через миг.

Тянуло жутью. Смертью. Смертью лютой, нечеловеческой. Становилось ясно, что хозяева Манчака, или рабы Манчака, никак не равнодушны к ним обоим, куда там. Они просто ненавидели их. Ненавидели всем, что оставалось от их разума или души. Но в воду они не шли. Мысль пришла самаМанчака они хватили по ноздри, и теперь просто боятся его воды.

 Манчак переполнен ненавистью. Для боли в нем места уже не осталось. И ненависть эту принесли сюда люди,  сказал белый негромко.  Но, думаю, что ненависти к роду людскому тут хватало и до первого раба, утонувшего в его трясине. Это место ненавидит живых. Но, тем не менее, не отпускает от себя их подобия. Это и есть настоящее одиночество. Манчак создал себе свой мир. Ему это удалось. Видимо, потому, что Манчак никогда не был человеком. Нам это никогда не удается. Только единицам.

 Ты совсем ебнулся, «снежок», Манчакадово болото, как оно могло быть человеком?! Или ты о чем?!

 А ты не видишь, что Манчак очень нехило напоминает человеческую душу, ниггер?

 Да иди ты на хуй!  Заорал Самюэль полным голосом.

 Орешь. Злишься. И они злятся. Они уже не могут думать, а ты не хочешь. Есть меж вами разница? Сейчас? Есть, но чисто физическая.

Тени на берегу наливались плотью, они бежали по берегу, протягивая к лодке руки. Призраки?! Да нет, твою мать, скорее, осатаневшие от голода беглые рабы, которые хотели свежей крови и мяса. Глаз у теней не бывает, а эти смотрели во все глаза. Если бы Самюэля спросили, что в их взгляде самое жуткое, он бы ответил, не думая: «Надежда». Никогда еще он не видел и не чувствовал, чтобы чья-та надежда внушала такой ужас. Ружье в руках белого уже не казалось ненужным. Если острова скоро не кончатся, то эти ребята одолеют свой страх. И плоть их станет совсем уже настоящей, хотя и давно мертвой. Или протока станет совсем узкой. Самюэль достал из ящика дробовик и одной рукой передернул его цевье.

Толпа его сородичей, как ни крути, мелькнула в голове у Самюэля мысль. Они же были одной крови, нет? Пусть когда-то? Но он не сомневался, что, попади он в их странно-вытягивающиеся руки, эта мысль мертвецов не остановит.

Тут он понял, что добавляет ужаса. Топот. Шлепанье десятков босых ног по берегу. По самой кромке вода Манчака. Молчание, тихий гул движка и топот, становящийся все более слышимым. Протока сужается? Или они все больше входят в этот мир?!

 Протока расширяется, Самюэль. Мне кажется, лучше не стрелять. Манчак показал нам границуто есть, тебе показал. На будущее. Что она есть всегда. Как и равновесие. Если мы проявим злобу, с берега ответят тем же. У нас одиннадцать выстрелов на двоих, у них? Так всегда в жизни, мой ниггер, так всегда.

 Блядь!  Только и смог вымолвить Самюэль.

 Согласен,  тяжело вздохнул белый. Протока вырвалась из объятий островка и истошный, многоголосый вой, вой тоски и жадности, вой сожаления, не животный, но худшийчеловеческий, идущий из самой сути бытия этих тварей, когда-то бывших людьми, огласил Манчак. А можетлюдьми без всего, что делает их людьми? Но что это? Ответить на это мог бы разве что Папа Лякур, если бы был тут и пожелал ответить. Сам Самюэль даже не пытался.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке