Но суровый: голос низкий и красивый, но каждый слог произносит четко, весомо и резко. Анри Матисс, режущий ножницами бумагу.
Доброе утро. Проходите. Садитесь, пожалуйста. Он, естественно, подал левую руку. (Этот человек не говорил избитых фраз типа «Чем я могу вам помочь?») Мне говорил о вас генерал. Вы ему звонили, как он мне сказал. Выофицер полиции из Амстердама, как я понимаю? Вы не примете за недружественное проявление, если я попрошу вас показать документ, удостоверяющий вашу личность?
Ван дер Вальк порылся в карманах и извлек свои документы.
Полковник Вуазен снова надел очки и проявил заметную ловкость, действуя одной рукой. Он собрал бумаги вместе, придвинул их к себе, поднял и учтиво протянул владельцу. Без всяких затруднений он снял колпачок с ручки и сделал короткую запись мелким почерком в лежащем перед ним блокноте.
Месье комиссар, генерал обязан был принять скорое решение, располагая очень скудной информацией. Это его работа. Моя обязанностьподробно изучить представленное мне дело. Не будете ли вы добры детально изложить ваш вопрос?
Пять дней назад одна молодая женщина по имени Эстер Маркс была застрелена в своей квартире в Голландии. Яофицер, отвечающий за расследование этого убийства. Она была замужем за сержантом голландской армии, их брак был заключен во Франции. Он служил здесь в войсках НАТО, а она была военной медсестрой. Сбор рутинной информации у различных здешних властей высветил только один факт, и он, естественно, очень извращенный. В то время, как что-то, без сомнения, известно об этой женщинеможет быть, что-то постыдное или даже дурное, а возможно, и криминальное, очевидно и явное нежелание говорить об этом. Это первое.
Меня посетил представитель ДСТ, а возможно, СДЕСЕне всегда можно понять разницу. Убийство этой женщины было совершено чисто, с помощью автоматического оружия. Можно предположить, что это убийство было политическим. Визит сюда убедил меня, что это не так. Это второе.
Оба соображения были тут же коротко и аккуратно записаны.
Один из тех, с кем я беседовал, поняв, что меня не удовлетворит та скудная информация, которую мне выдают, Дал мне дружескую неофициальную подсказку намек на то, на что я мог бы рассчитывать. Есть некая туманная связь этой женщины с Дьенбьенфу. Случилось так, что моя женафранцуженка. У нее есть родственники на юге Франции, некоторым из них довелось воевать в Индокитае и в Алжире. Ее мысли и реакция возбудили мое любопытство. Это третье. Четвертоевскоре после замужества у этой женщины родился ребенок, в свидетельстве о рождении которого значится: «Отец неизвестен».
Я приехал в Марсель, чтобы поговорить с некоторыми из родственников моей жены. Послушавшись разумного совета, я встретился с одним человеком, который сказал мне без утайки, что Эстер Маркс действительно служила в Индокитае в 1954 году и состояла в связи с неким молодым офицером. Мне показалось естественным обратиться к властям за информацией об этом офицере. Тем не менее я почувствовал, что что-то замалчивается, когда затрагивается вопрос о войне в Алжире. Комментировать это не входит в мои обязанности.
Вуазен холодно кивнул.
Среди всех советов, которые я получил, один был особенно ценным, продолжал Ван дер Вальк ровным официальным тоном. Обращаться, когда надо что-то узнать, на самый верх. Общеизвестно, что главнокомандующим 7-й группы был офицер, отличившийся во время защиты Дьенбьенфу. Офицер с абсолютно безупречной репутацией. Поразмыслив, я позвонил ему. Результатом стало то, что я представлен вам, мой полковник, и теперь вы знаете столько же, сколько я сам.
Теперь мне понятнее, почему вы сделали этот неожиданный телефонный звонок. Довольно смелый поступок.
С точки зрения тех, кто знает генерала? Согласен, мне потребовалась вся дерзость, на какую я только был способен.
Вуазен не улыбался. С другой стороны, разгневанным он тоже не выглядел.
Эта дерзостьколь скоро вы сами употребили это словобыла, без сомнения, большим нарушением протокола. Нельзя было понять, позабавило ли это его. С точки зрения тех, кто знает генерала, пауза, это был, возможно, расчетливый шаг.
Я не знаю его, ответил комиссар с сожалением. Скорее я думал о том, что ко всему изложенному в письменном виде относятся с осторожностью да вы сами прекрасно понимаете это, мой полковник.
Да, безусловно. Вам есть что добавить?
Возможно, то, что в моем положении важно не допускать промедления. Мне предстоит вести расследование уголовного преступления. Эта женщина поскольку я не могу больше уберечь ее, мой долг ее защитить.
Полковник Вуазен какое-то время переваривал эту фразу, изучая ее под разными углами зрения.
Да, сказал он наконец. Ваш долг, безусловно, задать некоторые вопросы. Моим долгом будет ответить на некоторые из них. На остальные Что ж, вы вправе прозондировать. Если я не ошибаюсь, вы хотели бы побольше узнать о лейтенанте Лафорэ Я не спрашиваю вас о том, каким образом вам стало известно это имя. Скорее всего, вы не захотите мне сказать этого. Но ответьте, что дает вам основания предполагать, что мужчина, служивший в 1954 году в войсках за рубежом, имеет какое-то отношение к смерти какой-то женщины в Голландии?
Тот военный в Голландии, последовал тяжелый ответ. Хороший человек, честный человек. Он предложил этой женщине выйти за него замуж, что было в некотором роде донкихотством, и онсказать «бросил вызов» было бы слишком сильносделал это вопреки официальному неодобрению своего начальства. Это был первый сигнал о том, что что-то должно было быть известно о ней. Он человек трудолюбивый, конформист, исполнительный, не отличающийся особым интеллектом. Но однажды он совершил отчаянно смелый поступок, в Корее, и был награжден за это. Я думаю, что это была другая вспышка открытого неповиновения, некое лихое «Черт побери!». Возможно, я ошибаюсь. Но женщина была беременна. Зная об этом, он предложил ей выйти за него замуж. Зная об этом, она приняла его предложение. Вывод ясен: она не могла или не захотела выйти замуж за отца ребенка. Она пошла даже на то, чтобы очернить себя, заявив, что не знает, кто отец.
А разве такое не может быть правдой? тихо спросил Вуазен. Разве у нее не могло быть нескольких любовников? Не начали ли вы с лейтенанта Лафорэ потому лишь, что это было первое имя, которое донесли до вас слухи?
Не очень язвительно. Самое большоеполуязвительно. Но Ван дер Вальк был задет.
Боюсь, что вы сочтете мой последний довод неубедительным, мрачно сказал он.
Это я сам решу, произнес полковник таким тоном, которым, вне всякого сомнения, разговаривал с солдатами, совершившими ограбление, изнасилование или дезертирство, а потом утверждавшими, что у них, видимо, было помрачение ума.
Этот ребенок случилось так, что тот голландский военный, о котором мы говорили, не имеет возможности смотреть за девочкой, хотя и готов это сделать. Его семья, похоже, возражает Как бы то ни было, я решил взять на себя ответственность и приютить ребенка. Моя жена присматривает за ней. Я, кажется, сказал, что моя женафранцуженка. Девочку приучили думать, что онафранцуженка и что этот человекне ее отец. Похоже, так решила Эстер. У девочки на беретевоенная кокарда 313-й бригады. Я не придал этому особого значения, подумал, что у военной медсестры могло быть несколько таких сувениров.
Лейтенант Лафорэ, последовал сухой ответ, не служил в Иностранном легионе.
Возможно, и нет, согласился Ван дер Вальк. Это красный берет. Моя жена шутки ради надела его на девочку, надвинула ей на лоб и сказала пошутила не подумав: «Вот теперь тыпарашютист-десантник». Самое интересное, что девочка вдруг расплакалась и заявила: «Моя мама так мне всегда говорила».
Наступило долгое молчание. Наконец Вуазен прервал его:
А вы интересный человек, комиссар. Вы голландец?
Чистокровный.
Вы описали этого военного этого голландского военного как спокойного, флегматичного человека, какими мы обычно и считаем голландцев, насколько знаем их. Вы обратили внимание на две вспышки донкихотства, как вы выразились, которые пролили свет на характер этого человека. Вам не приходило в голову, что двумя вспышками аналогичного поведения вы пролили свет и на себя в моих глазах?