Мы этого не знаем, не согласился Карелла. У нас нет улик.
Вот поэтому-то мы и должны задавать вопросы.
Несомненно. А иногда и отвечать на них, он замолчал, затем вдруг лицо его помрачнело. Я вчера ответил на вопрос девушки на карнизе, Коттон. Маленькой, испуганной, ошарашенной. Она искала ответ на свой самый большой вопрос, и я дал ей его. Я сказал ей: прыгай.
Ну, ради бога...
Это я велел ей прыгнуть, Коттон.
Она бы все равно это сделал, что бы ты ей ни сказал. Девушка, которая выходит на карниз двенадцатого этажа...
Ты был здесь в прошлом апреле, Коттон? Ты помнишь парня по прозвищу Глухой. Все эти комбинации и перетурбации, помнишь? Закон вероятности. Вспоминаешь?
Ну и что из того?
Я думаю о том, что могло бы случиться, если бы сказал я ей что-то другое. Предположим, вместо того, чтобы сказать: валяй, прыгай, я бы посмотрел на нее и сказал: «Ты самая прекрасная девушка в мире и я люблю тебя. Пожалуйста, вернись в комнату!»И ты думаешь, она бы прыгнула?
Если она этого хотела, ничего не имело значения...
А я все думаю о том, что было бы, если бы не я, а кто-нибудь другой, ты, например. Пит, Берт или Мейер, любой из вас, был у этого окна? Может быть, твой голос ей понравился бы больше моего? Может быть, Питер смог бы уговорить ее уйти с карниза. Может быть...
Стив! Стив, какого черта ты в этом копаешься?
Право, не знаю. Просто мне не доставило никакого удовольствия допрашивать Майкла Тейера.
Мне тоже.
Все это очень смахивает на самоубийство, Коттон.
Знаю.
Конечно, полностью ни в чем нельзя быть уверенным. Поэтому и приходится быть грубым, обманывать и притворяться.
Валяй, копайся дальше, Хейз произнес это резко и чуть было не добавил: «Почему бы тебе не возвратиться на участок и не написать заявление об отставке?» Но, взглянув через стол на Кареллу и увидев его встревоженный взгляд, вспомнил, что случилось все это только вчера, когда он сердито велел девушке прыгнуть. Он вовремя сдержал готовые слететь с языка слова об отставке. Вместо этого с усилием заставил себя улыбнуться и произнести:
Я знаю, что мы сделаем. Ограбим банк, уедем в Южную Америку и будем жить, как миллионеры. Идет? Тогда нам не придется переживать о том, как задавать вопросы и отвечать на них. Ну как?
Спрошу Тедди, отозвался Карелла и вымученно улыбнулся.
Обдумай это, предложил Хейз. А я тем временем свяжусь с бригадой.
Он вышел из-за стола и направился в дальний конец столовой к телефонной будке. Вернувшись, он сказал:
Хорошие новости.
Какие? поинтересовался Карелла.
Объявился Фред. Хеслер.
Глава 4
Фред Хеслер испытывал невероятный восторг. Это был полный человечек, в клетчатом пиджаке и ярко-синей спортивной рубашке. Глаза, тоже синие и яркие, возбужденно блестели, когда он дрыгал ногами от удовольствия, оглядывая комнату.
Я впервые в жизни в полицейском участке, объяснил он. Бог ты мой! Какой колорит! Какая атмосфера!
Колорит и атмосферу в этот момент составлял человек с ножевой раной на левой руке, из которой хлестала кровь и которую детектив Мейер терпеливо пытался остановить, в то время как другой детектив, Берт Клинг, вызывал по телефону «Скорую». Помимо этого колорит и атмосферу определял шестидесятилетний старик, который, вцепившись в проволочную сеть клетки небольшого изолированного помещения, находящегося в комнате, орал:
Убью мерзавца! Дайте мне добраться до него! и плевался в каждого, кто ближе подходил к его маленькой тюрьме. Колоритна была также и толстая женщина в домашнем цветастом платье, которая жаловалась инспектору Хэлу Уиллису на шум, потому что за стеной ее квартиры на первом этаже постоянно играют в бейсбол. Атмосфера включала также неумолкающий перезвон нескольких телефонных аппаратов, стук пишущих машинок и особый застарелый запах полицейского участка, тот утонченный аромат, состоящий на семь десятых из человеческого пота, на одну десятуюиз запаха кипящего кофе, еще на одну десятуюиз мочи от старика за решеткой и на одну десятуюиз дешевых духов толстухи в домашнем пестром платье.
Карелла и Хейз вошли в эту атмосферу и колорит по обитым железом ступеням лестницы, ведущей из коридора первого этажа старого здания, миновав комнату для допросов, туалет и канцелярию. Распахнув дверь в железной перегородке, они тут же заметили Энди Паркера, разговаривающего с толстячком, сидевшим на стуле с высокой спинкой, и, решив, что это и есть Фред Хеслер, направились прямо к нему.
Здесь такая вонь, сразу же заметил Карелла. Неужели нельзя открыть окно?
Окна открыты, откликнулся Мейер. Руки его были в крови.
Он обернулся к Клингу и спросил:
Они едут?
Да, ответил Клинг. Почему патрульный не занялся этим? У него прямо на участке должна была быть санитарная машина. Черт возьми, он думает, что у нас здесь «Скорая медицинская помощь»!
Не говори мне о патрульных, не выдержал Мейер. Я никогда в жизни их не пойму.
Привести сюда этого парня с располосованной рукой, пояснил Клинг Карелле. Нужно доложить об этом капитану. У нас и без этой кровищи на полу забот хватает.
А что случилось? заинтересовался Карелла.
Этот старый хрыч в клетке пырнул его ножом, объяснил Мейер.
За что?
В карты играли. Старик говорит, что он блефовал.
Выпустите меня отсюда! внезапно заорал старик в клетке. Я убью этого ублюдка!
Вы должны запретить им гонять мяч клюшками под моими окнами, настаивала толстуха.
Вы абсолютно правы, успокаивал ее Уиллис. Я прямо сейчас пошлю к вам участкового. Он заставит их уйти на спортивную площадку.
Но у нас нет спортивной площадки, уточнила она.
Ну, тогда он пошлет их в парк. Не волнуйтесь, мы что-нибудь сделаем.
Но вы и в прошлый раз обещали то же самое, а они до сих пор играют в бейсбол под моими окнами и сквернословят.
Куда же к дьяволу провалилась «Скорая помощь»? взорвался Мейер.
Сказали, что сейчас прибудет, откликнулся Клинг.
Ну, пожалуйста, Коттон, включи вентилятор! взмолился Карелла.
Воняет, как в китайском борделе, подтвердил Паркер. Старик обмочился, когда Дженеро схватил его за шиворот. Ему хоть и шестьдесят, но руку парню он здорово отделал.
Хотелось бы знать, кто будет его допрашивать, полюбопытствовал Хейз. В клетке воняет, как в зоопарке.
Дженеро приволок его сюда, вмешался Паркер, ему и допрашивать. И сам от души рассмеялся над своим диким предложением.
Неожиданно он сказал:
Познакомьтесь. ЭтоФред Хеслер. А это детективы Карелла и Хейз. Они занимаются делом о самоубийстве.
Здравствуйте, Хеслер немедленно вскочил и схватил Кареллу за руку.
Это изумительно. Совершенно и-зу-ми-тель-но!
Куда как изумительно, не выдержал Паркер. Я отчаливаю из этого сумасшедшего дома. Если начальство спроситя в кондитерской на Калвер-стрит.
И что ты там будешь делать?
Есть взбитые сливки.
Может быть, все-таки дождешься «Скорой», попросил Клинг. У нас здесь дел по горло.
В этой комнате и так больше полицейских, чем в академии, возразил Паркер и вышел. Толстуха вышла следом, бормоча себе под нос что-то вроде: «Грязная полиция в этом вшивом городе». Явился патрульный, чтобы отвести старика на первый этаж в камеру предварительного заключения. Старик набросился на него, едва они отперли дверь клетки, и патрульный мгновенно успокоил его, сбив с ног дубинкой, и потащил осевшее, безвольное тело из дежурки. Минут пять спустя появилась «Скорая». Человек с исполосованной рукой сказал санитарам, что он сам может спуститься по лестнице в машину, но они заставили его лечь на носилки и унесли. Мейер вымыл руки под умывальником в углу комнаты и устало сел за свой стол. Клинг налил себе чашку кофе. Карелла снял кобуру, положил в верхний ящик своего письменного стола и сел рядом с Фредом Хеслером. Хейз расположился на краешке стола.
И так у вас тут всегда? поинтересовался Хеслер. Глаза его блестели.
Не совсем, усмехнулся Карелла.
Да ну. Вот здорово!
Вместо ответа Карелла промычал что-то и спросил: