Разумеется, все в крепости надеются разбить врага, в котором, видно, течет кровь не только росомахи, но и змеи; в худшем случае надеются дождаться подмоги. Иные настроения пресекаются весьма жестко.
Но как бы то ни было, эти дни сохранятся в истории; моя задача лишь поведать обо всем как можно подробно. Чего я не смогу, так это писать беспристрастно, как меня пытался наставлять когда-то учитель. Тот, кто будет читать эти строки, пусть помнит об этом, если захочет».
Яари Эйра, летописец Сосновой.
Не бойтесь идти через подвесной мостик, он выдержит, сказал Энори. Часто перед важным делом, решающей схваткой люди становятся резкими, замкнутымиа он, еще недавно ведший себя как хозяин земли и неба, стал мягче, внимательней. Таким Вэй-Ши видел его во время перехода в горах Эннэ. Что ж, там это никому не повредило.
Идите по одному, но сперва изобразите переход через второй, надежный. Не стоит всех посылать туда, но пусть идет половина.
Нас встретят лучники и перестреляют на склоне.
Ответьте своими стрелами, а соваться на мост вам не надо. Пусть видят вас, поверят, что перейти вы хотите именно тут, а потом оставьте немногих и отходите
Мы не можем терять людей, возразил командир.
Придется кое-кого потерять. Сосновая лишится большего
Откуда в тебе все это? спросил Вэй-Ши. Змеи меняют кожу, но остаются змеями. А ты Иногда я уверен, что ты предатель, и готов убить на месте. У каждого в отряде возникало такое желание. Но в другие часы все мы верим тебе, как не должно верить никому на этой земле.
Шатра над ними не поднималось уже очень давнотолько небо и ветви, усеянные то иглами, то листьями. Порой от дождя натягивали полог, но не сейчас. И вместо стола был большой старый пень, неожиданно ровный. На такие нередко кладут приношения мелкой лесной здешней нечисти, а сейчас положили карту, и Ка-Ян опасался немного, что нечисть сочтет рисунок за приношение.
Ка-Яна отослали былонечего ординарцу делать на военном совете; но он прокрался обратно, стараясь держаться за широкой спиной одного из десятников. Прекрасно понимал, что сейчас их всех слишком мало, чтобы проступок был признан серьезным.
К тому же все это уже обсуждалось не раз, и сейчас лишь повторялось тем, кто поведет людей.
Лица Энори он не видел сейчас, тот стоял боком, но видел руку над картами окрестных земель и крепости. Проводник их сам рисовал, новые заместо старых, отданных еще в начале пути, и потом еще раз, самые точные. Рукауже привычно взгляду, и все же нечеловечески гладкая, ухоженнаяв лесу-то, на переходе! походила на птицу; словно взмывала, очерчивала круги, опускалась на зубчатые стены. Ка-Ян видел их вдалеке со склона горы. Крепость не выглядела грозной, но ей и не надо былосами горы постарались сделать ее почти неприступной.
Вот здесь и здесь, рука летала над картой, но голос звучал будто издалека, и проводник, похоже, мыслями был не здесь, Стена выглядит прочной, но кладка держится на честном слове. Там раньше был ход, но бревна в нем обвалились, и снаружи его кое-как заложили камнями. А вот этим путем сможет подняться лазутчик, если будет достаточно цепким. Все в крепости отвлекутся на штурм, егоили ихникто не увидит. И не опознает, если он будет переодет в форму Сосновойне зря вы ее везли.
Штурм надо начать перед самым рассветом, сказал Вэй-Ши, Лучники у них хороши, хоть и мало их. В темноте не прицелятся толком, а с зарей мы будем уже во дворе.
Пусть убьют командиров.
Их в первую очередь, кивнул Вэй-Ши. Но оставлять никого нельзя.
Я буду во дворе, и покажу цель.
Оставайся лучше снаружи; доспехи и знаки отличия мы и сами увидим.
Я буду внутри.
Ты столь кровожаден? Тебе неприятно было разорение деревень, сказал один из десятников.
Не стоит меня беречь. Если я готов что-то увидеть значит, мне это нужно.
Еще день назад ответил бы, насмехаясь. А сейчаспочти грустно. Пойми его
Помните про ту женщину, сказал Энори. Чтобы и пальцем никто не тронул.
Она, верно, давно уже сбежала из крепости, ответил Ка-Ян, хотя его никто не спрашивал.
Если я хоть что-то понимаю в людях, она осталась.
Ради тебя?! восхитился ординарец.
Энори посмотрел на него странно посмотрел. Никогда у него не замечал такого взгляда. И сказал по-простому:
Дурак ты, Ка-Ян.
И вздохнул отчего-то.
**
В это время брат Унно умиротворенно брел обратно к монастырю. Взятый обет был исполненосталось лишь обезвредить нежить, и можно оставить за спиной привычные стены. В этом своем походе, можно сказать, потренировался в вольной жизни.
Если бы не сестра, может, никогда бы и не решился покинуть Эн-Хо. «Монастырские» дети нечасто уходили в свет: привыкали к служению и мало что знали о жизни снаружи.
Хотя он-то всегда был неугомонным. Смиренным, конечно, только очень уж любопытным.
Вот и сейчас рассуждал, блаженно щурясь под солнышкомеще не слишком жаркое, меж кедровых ветвей оно пятнами падало на дорогу.
Вот кто ты есть, душа, сидящая в этом поясе? Говорят, что мужчина. И вроде бы достаточно молодой. Злобный старикашка да простят недостойного предки за такие словаэто понятно, когда уже сил нет и на свете всего ничего осталось. Но молодой, сильный, и сам добровольно становится нежитью? Проклятье берет на себя?
Похрустывали иголки под деревянной обувьюстарые иголки, прошлогодние. А новые на ветвях вспыхивали зелеными огоньками что еще за чудеса?
Брат Унно сообразил, что, заговорившись с поясом, незаметно вошел в то состояние, когда вроде и бодрствуешь, и делаешь все, как надо, а мысли при этом не здесь. Еще не выход из тела, но шаг в пограничный мир: чуть-чуть, и начнешь видеть духов и всякую лесную нечисть. Опасно; можно и впрямь случайно вызвать обитателя пояса. Это на твердой земле он не противник монаху, а там как знать.
Но розетки из светло-зеленых иголоквсе на нижних ветвяхи в самом деле мерцали, звали на еле заметную тропку.
Брат Унно подумали зашагал туда. Если уж полтора месяца просидел то ли под снегом, то ли в жилье лесной хозяйки, сейчас ему вряд ли причинят вред. Куда-то зовут? Ну, посмотрим
**
В последние недели Айю перестал одеваться в малиновое, ни светлого оттенка его, ни темного более не носилпривычный за годы цвет слишком часто стал всплывать перед глазами сам по себе. Лекарь говорилэто кровь стала гуще, из-за возраста, постоянной усталости и лишнего веса.
Теперь главный помощник правящего Дома носил темно-синее, и старался избегать золотого шитьязолото слепило глаза. Он даже в своих покоях сменил обстановку на более простую. Родня беспокоилась: на Айю держалось благосостояние семьи; хоть остальные и побочные ветви, но онглавный мужчина среди множества женщин и нескольких мальчиков.
В последние недели воздух над столицей провинции отдавал гарью даже после дождей, и причиной тому была не войнапро нее тут думали гораздо меньше, чем следует. Все жалобы приходились на недостаток и дороговизну многих товаров, роскоши для богатых, продовольствия для бедных.
Но захватчиков тут никто не боялся.
Айю вызвал юношу по имени Юи; только тем слугам, которые были с Кэраи в Мелен, он мог полностью доверять. Смотрел на него, любуясь и сожалея. Молодым-то он был и сам, а таким порывистымникогда. Всегда опасался чего-то, старался всегда поступать, неся благо
Поедешь за господином, сказал Айю, теребя перстень на пальце. Давно уже сжился с ним, и снять бы не мог, наверное. А когда волновался, вот так выдавал себя. Но этому мальчику можно знать Ты быстрый и шустрый, умеешь действовать быстро. Веди себя тише мыши, ты должен предупредить господина, а не ввязаться в неприятности сам, понял?
Тот кивал, привлекательное открытое лицо его немного портили рябинки, как на перепелином яйце. Айю пересилил себя, поняв, что сперва теребил кольцо, теперь разглядывает гонца, но не решается перейти к делу.
Страшно говорить о возможном заговоре, даже если всецело уверен в том, кому говоришь.
Я знаю, зачем господин отправился на север к брату; твоя задача не уговорить его вернутьсязнаю я вас, молодых, господа ли, слуги! а лишь передать весть. Он сам решит, что делать дальше, заключил Айю.