Есть подростки. Есть Чаша. И есть желание выжить.
Содержание:
Увертюра 1
Чаша 1
Светлана Дильдина
Созвездие Чаши
Небо - зубная паста, неаккуратно размазанная по синему столу. Плоское, неживое. Фанерное. И - белесая дымка. Всегда. С ума можно сойти… так ведь ко всему привыкаешь. Гадость какая - ко всему…
Там, наверху - мягкий искусственный ворс, камни, металл. Больше всего жаль, что нет зелени - травы разной, цветов. Настоящих.
К колену прильнул стебелек ковыля, ломкий, доверчивый; лучше не трогать - опасно…
Улыбка, короткая. А ведь так и станешь шарахаться от каждой травинки… когда кончится это все. Учиться придется долго. Зато здесь… большинство обучается быстро. Кто не может быстро - не живет.
Вскидывает голову, щурясь, смотрит на едва различимое в мареве солнце - а свет от него все равно яркий…
Под ногами проваливается земля.
Увертюра
Больше всего на свете Сверчок любит ветер. Особенно - сидеть на крыше, подогнув ноги, ловить его губами, бросать вниз всякий мусор и слушать. Банки и бутылки - звенят разно и мелодично, бумага шуршит, и летит часто не вниз, а вверх. А косточки падают бесшумно, зато красиво рассыпаются, веером-дождиком. Только если попадешь в кого-нибудь с крыши - лучше скрывайся с глаз. А слушать можно и даже нужно - расфуфыренные дамочки ругаться не умеют совсем; правда, тут нарядные козочки редки, если и попадется подобная фифа, так смех один. Визгу больше, чем слов. Лучше всего ругаются подвыпившие рабочие. А на совсем пьяных занятно кидать бутылки, особенно если попадешь по черепу. Только не тяжелые, чтоб не убить.
У Сверчка узкое лицо с острым подбородком и почти белые волосы. Заношенная куртка - летом в ней жарко, зимой вообще можно сдохнуть, настолько холодно - с красным футбольным мячом на груди. Куртка - самое ценное, что есть у Сверчка. Ну и обувь - без нее по городу не побродишь. О те же битые бутылки ноги порежешь.
Улицы вообще-то убирают, но по тем улицам, где гуляет Сверчок, машина-уборщик проходит нечасто.
- Привет, алкоголик! - говорит Сверчок сторожу, который позволяет ему ночевать на складах.
- Твою… тудыть-растудыть..! - говорит сторож. Вот он ругаться умеет. Одно удовольствие свернуться на верхней пустой полке, сунуть под голову куртку и при свете засиженной мухами лампочки слушать, как ругается сторож.
Накрапывает дождь, и Сверчок идет к себе на склад. Из подворотни выныривает тип в темном дождевике, оглядывается - и в момент оказывается подле Сверчка, пихает ему в руки что-то завернутое в тряпку, тяжелое. Подросток теряется - стоит и смотрит вслед быстро-быстро удирающему типу. Потом переводит взгляд на завернутое в тряпку нечто - а оно все в грязи и машинном масле, и Сверчок брезгливо кладет это нечто на тротуар, вытирает ладони о штаны. О куртку - ни за что, нельзя так с любимой вещью, с частью тебя самого.
Машина тормозит подле Сверчка, обжигая радужку светом фар. Неприятно громкая, машина рвет сумерки. А из нее выбираются люди - проворные, только Сверчок умеет бегать на диво скоро. Но и те, из машины, умеют, оказывается. Они хватают Сверчка, выворачивают ему руки и тычут мордой в асфальт. Прямо носом. В мокрые, пахнущие пылью дождевые пятна. Обыскивают карманы. А нос мягкий, из него сразу начинает идти кровь.
- У меня же нет ничего, мать вашу туда!! - кричит Сверчок. Его запихивают в машину и везут, везут, везут в бесконечность.
Потом выволакивают, будто груз - это обидно. Сверчок снова пытается выругаться, но получает оплеуху, отчего унявшаяся было кровь снова начинает проситься наружу.
Вообще-то ему почти все равно. Он пару раз попадался тем, кто хватает бродяг на улицах и привозит в приемник. Ну и подумаешь. Взять с него нечего, пихать куда-нибудь на работы тоже бессмысленно - какой из Сверчка работник? Как выражается сторож, соплей перешибешь. Хотя он неправ. Драться Сверчок умеет, только выглядит больно уж тощим. И как тут не выглядеть, при таком рационе, полбулки в день?
Воришек, конечно, изолируют, это понятно. Но поди докажи, что Сверчок хоть что-то украл. А к родителям отправлять - морока еще та. В худшем случае по шее надают и отпустят.
Сверчок насвистывает тихую песенку, стараясь не вдыхать глубоко - нос все же болит, а воздух жжется, и запах у воздуха соленый.
В приемнике сухо и тепло. Стулья жесткие, обшарпанные. Нос болит, лицо залито кровью - она никак не желает остановиться, стоит вскинуть голову, и льется по-новой. Ммать… сколько же в человеке крови? Хочется спать. Сверчок вытирает лицо ладонью - рукавом проще, но жалко куртку.
- Бродяга? - почти сочувственно спрашивает человек напротив, в коричнево-бурой форме - от Сверчка его отделяет деревянная перегородка по пояс.
- Пошел ты, - говорит Сверчок вяло. Неохота быть вежливым - а что они, сразу - носом в асфальт? Ему наконец протягивают мокрое полотенце, и Сверчок сидит, прижав махровую ткань к лицу. На полотенце остаются алые и серые разводы.
А человек жужжит и гудит, сытый, довольный и снисходительный.
- Имя. Возраст. Родители. Место проживания.
Врать тоже неохота. Он отвечает на все вопросы скучно, с нарастающим раздражением. Потом слушает, как коричневый говорит по селектору:
- Да, да… Четырнадцать. Родители есть, пьют. Безработные… Сбежал из дома давно. Никто не хватился. Да, два года на улице. Нет, ни в чем таком не замешан - просто бродяга. - Оборачивается, оглядывает Сверчка, и снова в трубку: - Ничего, навскидку так - подойдет. Хиловат, но чуть подкормить, и нормально. Что? Слушаюсь.
Потом оборачивается и расцветает в улыбке:
- Ну, парень, больше тебе не придется бродяжить.
- Мне милостей ваших не нужно, - на сей раз подчеркнуто вежливо говорит Сверчок. Когда надо, он умеет быть эдаким пай-мальчиком. Не зря в детстве соседки ахали - ай, чудо ребенок!
Он сдувает со стены муху. Муха тощая и полудохлая.
- Даже насекомое прокормить не можете, а туда же, чужую судьбу устраивать, - говорит Сверчок еще более вежливо. Человек в коричневой куртке смеется, похоже, ему и вправду весело. Они со Сверчком хохочут на пару. Потом Сверчок встает:
- Ладно, теперь я пошел.
Бурый мотает головой и все еще улыбается:
- Нет, мальчик. Теперь уже не пойдешь. - И добавляет со вздохом: - Сам посуди, неужто мы отпустим бродягу на улицы?
- Ну подыщите мне дом! - говорит Сверчок. Бурый обрадовано кивает:
- Место тебе уже нашлось…
За ним захлопывается светлая железная дверь, а потом еще одна. Провожатый, добродушный верзила с помятым лицом, тоже в коричневой форме, как тень следует за Сверчком. Даже в д у ше рядом стоит. Потом наблюдает, как Сверчок переодевается в пахнущие дезинфекцией казенные шмотки. А потом приводит в камеру-одиночку. Э, какая там камера! Комната. Даже обои на стенах, обшарпанные слегка, но вполне симпатичные, в зеленые ромбики. А нос уже не болит, и хочется спать.
- Спи.
Сверчку чудится, что его куда-то везут по морю, и палуба качается вверх-вниз, и прямо по борту выныривает и отдает честь дельфин.
- Долго еще? - спрашивает сквозь сон, приоткрывает глаз и видит те же зеленые ромбы.
- Успеешь все сны пересмотреть, - голос звучит добродушно. Сверчок наконец расслабляется и вытягивается во весь рост - впервые за много месяцев он сыт, лежит в тепле на мягкой постели.
Ему снится красный бык, который гоняет по небу футбольный мяч-солнце. Солнце тоже алое, как мяч на куртке. "А куртку жаль", - думает он, и проваливается в сон окончательно.
Чаша
В "ястребе" мальчишка летал впервые. Дух захватило, когда привезли на маленький аэродром… правда, где-то в области желудка неприятно заныло: бродяг на "ястребах" не катают.
- Ну, и куда летим? - нарочито развязно спросил у похожей на симпатичную селедку дамочку в летной форме - пилот, что ли? Чудеса. Докатились - "ястребов" водят женщины…
Та не отозвалась. А Сверчка двое в коричневой форме вежливо препроводили в салон и пристегнули ремнями. Сверчок понажимал немного на кнопку ремня, убедился, что та заблокирована.
Ну и пёс с вами, подумал. Разбиваться будем, так и сдохну пристегнутым. Все равно парашюта нет. Потер затылок - перед отправкой на аэродром Сверчка подержали под какой-то лампой и сделали укол в основание черепа. Неприятно довольно-таки, но терпимо. Зато салон - сказка. Ничего лишнего, а смотрится дорого - не понять, то ли красное дерево, то ли пластик…
"Ястреб" почти не гудел - так, успокаивающее бормотание. Набрал высоту.
- Вот это дела… - Восхищенно сказал Сверчок, таращась на лежащее внизу белое поле, рыхлое, изборожденное синими полосами. - Облака, блин. - И оглянулся. Рядом никого не было, и он ощутил сожаление - не поделиться. Откинулся на мягкую спинку, немного поерзал, пытаясь каждой клеточкой ощутить, насколько удобно. За последний месяц привык к хорошей жизни. Много чего давали - бесплатно, ну, так на халяву сыр только в мышеловке бывает, известно. Еще понять бы, где она, эта самая мышеловка.