Скажите уж все, как есть, вздохнула Минору, обычно молчавшая при командире. Вон как она беспокоится, а все равно ведь узнает, что будет.
Таниера еще поколебался какое-то время, потом сдался:
Тебе пожалуй и впрямь лучше знать, дорогая. Только возьми себя в руки. Все не так плохо. Их не слишком много, но это отряд, не бродяги; у нас больше людей, но меньше сил.
Не так плохо? усмехнулась Сайэнн деревянными губами.
Я послал голубей в Лаи Кен и Срединную, надеюсь на помощь, но скорее всего рухэй подойдут раньше. Лаи Кен далеко, а в Срединной мало людей До тех пор придется их сдерживать нам. Здесь тебе оставаться опасно.
Скорее всего? Разве что налетчики надолго лягут спать в ближайшей канаве!
Мир треснул и обрушился. Кажется, она что-то кричала, куда-то падала. Таниера ее удержал, и был лицом вроде снега в конце последнего месяца зимысеро-белый. Известие о врагах возле крепости он принял куда спокойней, чем поведение Сайэнн сейчас.
Он что-то говорил, непривычно для себя много, что-то уговаривал выпить. Усадил на обитую мягким скамью. И снова что-то сказал.
Придя в себя, Сайэнн поняла, что убеждает ее как можно скорее уехать.
Наотрез отказалась. С некоторым озлоблением поняла, что он тронут до глубины душикак же, не хочет его покидать
Но если ондурак, то она кто?
Пока рухэй будут заняты крепостью, проходы на юг останутся свободны, даже если перекроют восточные тропы, убеждал он. Пока еще не одолели ущелье
Я остаюсь, сказала она, пряча руки в рукавах и сжимая до боли пальцы.
Мне некогда с тобой спорить, вздохнул командир. Наклонился, поцеловал ее в лоб, Через полчаса уедешь отсюда со своими служанками, Минору присмотрит, и еще я дам человека. И вот, положил на столик тугой кошелек, Возвращайся к родным.
Минору, оставив хозяйку, поспешила следом за ним.
Сайэнн сползла со скамьи на пол; все равно слишком высоко, второй этаж, и фундамент высокий. Лечь бы на землю, прижаться к ней плотно-плотно. Самой стать землей.
А ведь онне командир, другойне соврал ей ни словом. Она сама придумала, на чьей он сторонеготова была принять любую, кроме той, что оказалась на самом деле.
Во рту был горьковатый привкус хвои, и сухостьсловно наелась сосновых опилок.
А перед глазамиЭнори, каким он был еще недавно в ее комнате. Устроился на подушках, уютно ему тут, словно не тайно пришел к чужой женщине. Красивый. Живой. Вот так он глянул чуть искоса, тяжелая прядь упала на лоб, но не ее потянулся убратьа прядку с лица Сайэнн. Ласковый жест, и такой почти родной, словно давным-давно они одно целое.
И снова поднялась рука перед внутренним взором, и снова
Где эта клятая Минору, когда она нужна? Хоть бы прислала кого-нибудь вместо себя. А ведь она обо всем догадалась
Обещала не бросать, и вот она, верность.
Минору так и не пришла. Сайэнн поднялась, одернула платье, направилась в свои покои.
Один только вопрос
В коридоре, скрестив на груди руки, возвышался первый заместитель командира. Темный; одежда, головная повязка, лицо; только шитый золотом знак на повязке ярко блестел.
Я вас слушаю?
Твой приятель из этих мерзавцев, или тебе попросту заплатили?
Не понимаю, холодея, сказала Сайэнн.
Всегда был к ней почтителен, хоть и сухно так он вел себя со всеми. Да, недолюбливал молодую веселую женщину, боялся, что ее прихоти командир поставит превыше всего. Но при себе держал недобрые мысли, если они и были. А сейчас довольно грубо развернул, втолкнул ее обратно в комнату, будто провинившуюся служанку, сказал с неприкрытой враждебностью:
У меня нет уверенности, иначе бы я доложил. Но я думаю, это ты помогла.
С ума вы сошли, по-моему, ответила Сайэнн, подчеркнуто не замечая неуважения, жуткого от человека, всегда поступающего как предписано.
Кто-то к тебе приходил ночами мои люди следили, но не сумели его поймать. И ты читала бумаги командира. Если попробуешь уехать, сбежать
Если я попробую, то уеду, ответила Сайэнн спокойно и неожиданно для себя почти весело. Но я уже отказалась, хотя господин Таниера намерен отослать меня силой. Так что вы сейчас мой союзникспрячьте меня где-нибудь, и доложите, что я покинула крепость.
Мужчина не сводил с нее недоверчивого взгляда.
Так это не ваших рук дело?
Не кажется ли, что я была бы последней дурой, до упора оставаясь в Сосновой? Только смотрите, теперь не откажитесь мне помогать! Иначе так и будете мучиться сомнением, виновна ли я. Даже в Нижнем Доме, Сайэнн коротко рассмеялась.
Все они скоро окажутся там. И онаточно без права выхода очень и очень долго.
Собственные покои казались чужими, незнакомыми. Занавескавышитые уточки, символ семьи. Пальцем погладила атласные спинки. Селезень хорош, а его подружка слишком уж блеклая. Грустная. И на сундуке уточки вплетены в резной орнаментнадо же, не замечала. Зачем так много их? Семья у нее тут, что ли, была?
Бродила, разглядывала. Думала.
Можно во всем признаться, только зачем? Пусть уж Таниера до последнего считает ее чистой и верной. Этот человек ее любил, и не его вина, что невзаимно. И как она подойдет, скажет? Кому другому бы могла в глаза посмотретьуже смотрела четверть часа назад, но не командиру Сосновой, не мужчине, которого она предала и лишила всего.
Я обещала о вас позаботиться, голос сзади был тусклым и пыльным, он не мог принадлежать Минору. Вернемся в деревню, в город
Поедешь одна. Ты ведь все поняла. Он увидит, как ты уезжаешь, меньше будет вопросов.
И не просите
Да я и не прошу, я приказываю.
А командир-то мне говоритбереги, мол, ее; я и не думал, что она остаться захочет, а у нее сердце-то золотое
Нет у меня сердца совсем. И поэтому ты уедешь, а я останусь.
Думаете, онтотзаберет вас отсюда?
А ты дура, похоже, сказала Сайэнн, какое-то время не мигая глядя на служанку; ту испугали до странности большие и прозрачные глаза. Но за мою ошибку не тебе отвечать. Уедешь, будешь меня помнить. Может, расскажешь кому, что я сделалакак пожелаешь. А будешь настаивать, что меня бросить не можешья все расскажу командиру. Порадуй всю крепость тем, как меня убьют за измену. Нет? То-то.
Крепость покинуло какое-то количество женщин; могли уйти больше, но опасались засады по дороге. Мужчин не отпускали.
Уехали носилки, в которых была одна Минору; носильщики тайну хранили, иначе им бы тоже не уйти. «Госпожа расстроена и не может ехать верхом», сказала служанка.
Сайэнн не захотела проститься. Еще не хватало разреветься, тогда вся решимость полетит к демонам. Она была не веселой и кроткой, как думализлой и самоуверенной, пусть такой Минору и вспоминает ее.
Голуби улетели; многие в Сосновой надеются продержаться до подхода людей из Срединной. А там может подоспеть отряд Лаи Кен.
Но птицы напрасно потрудятся. Чужаки наверняка знают, откуда будут ждать помощи, и постараются управиться раньше. А о том, сколько защитников в крепости, каковы ее слабые места, они знают точноСайэнн сама помогла.
Смеркалось, но шум во дворе не стихал, как обычно к закату. Сайэнн не уходила с галереи, спрятавшись за столбом. С такой силой ухватилась за перила, что пальцы свело; смотрела вслед голубям, когда уже и небо забыло о них.
**
Замер лес ночной,
Серебрится круг луны,
Там, на небе, воет волк,
Морду обратив к земле,
А с земли другой ему в ответ
Не здесь бы, на храмовой земле, среди молитвенных гонгов и песнопений, такому звучать. И не веснойв стужу, среди заиндевевших стволов, хрустких сосновых игл.
Сама не знала, что подталкивает ее выбирать не милые, ласковые, а немного страшные, немного печальные песни. Но мальчик слушал, опустив подбородок на руки, смотрел сперва на певицу, а потом куда-то внутрь себя, и лицо его то темнело, то прояснялось.
Имя его«осенний лист», прозвищеТэни, «дымка». Ни в том, ни в другом нет надежды и радости.
С каждым днем все лучше понимала этого мальчика, у которого на первый взгляд было все, кроме здоровья, а на деле с ним местами вряд ли поменялся бы крестьянский мальчишка из любящей семьи. Энори заменил ему весь мир, намеренно ли, случайно.