Как и прочие дома в этом квартале, сыхэюань господина Пийципэна состоял из четырёх домов, объединённых узкими галереями, тянущимися под сплошной стеной. К центральному зданию, расположенному напротив ворот, были приделаны так называемые «комнаты-уши»флигельки по краям. Обычно, насколько знала Эльвина, хозяин жил в центральном доме в самой лучшей комнате, но господин Пийципэн и здесь изменил общему правилу: его спальня располагалась в «левом ухе», а остальную часть дома он отвёл под библиотеку. В библиотеке же и принимал гостей, когда те наносили ему визит. Эльвина почему-то ни капли не удивилась, услыхав об этом. В доме напротив, пристроенном к воротам, жили слуги; в западном здании располагалась кухня (по большей части готовящая для тех же самых слуг), ну а девушек поселили в восточном флигеле, состоящем из трёх смежных комнат: двух спален и общей гостиной.
Спальни были маленькими, но Эльвине понравились. Господин Пийципэн явно любил свет, и потому окно в комнате прорубили огромное, почти во всю стену. Обои сделали из обычной выбеленной бумаги, и над изголовьем кровати художник изобразил цветущие ветви сливы. Сама кровать состояла из толстого набитого волосом матраса, положенного прямо на пол и застеленного белой простынёй. На неё положили две алых подушки-валика и алое же одеяло. Слева у изголовья стояла небольшая деревянная тумба; справасветильник на изящной бронзовой ножке, изогнутой, точно виноградная лоза, и увенчанной лампой в форме виноградной грозди. Больше в спальню ничего не влезало.
Традиционная для гэньлуньских домов круглая арка вместо двери выводила в гостиную, обои в которой были выполнены в бело-красной гамме. В гостиной прежде всего бросался в глаза огромный каменьтёмно-коричневый, с алыми прожилками, у которого срезали верхушку и тщательно отполировали поверхность, чтобы получилась столешница. На трёх камнях поменьше можно было сидеть; для удобства тех, кто ими пользовался, сверху на каждом из них валялась тёмно-красная подушка. Непременный чайник и чашки при нём, расставленные на столешнице, слепили из грубой глины на два оттенка темней, чем сам камень, и это придало композиции особую прелесть. Над столом висел круглый светильник с жёлтым бумажным абажуром, а на одной из стен тот же самый художник изобразил ту же самую сливу, но в зимнюю пору, гнущуюся под порывами ветра, срывающего последние жёлто-красные листья, и мокнущую под проливным дождём. По обоим бокам от картины стояли высокие круглые столики, на которых красовались белоснежные вазы-близнецы. У стены напротив Эльвина увидала огромный каменный сундук, вырезанный из такого же камня, из какого были сделаны стол и табуреты. На его массивной крышке виднелся глубокий порезчто бы его ни нанесло, оно прошло сквозь камень, словно сквозь масло. Эльвина ткнула туда пальцем, испуганно спросила:
Как такое возможно?
Цзинь Ся пожала плечами:
Понятия не имею, но судя по краям, случилось это давно. Может, ещё до того, как сундук в дом попал. Если хочешь, я выясню.
Эльвина кивнула, успокоенная не столько словами, сколько уверенным голосом подруги. Если Цзинь Ся не беспокоится, значит, ей тоже нечего бояться.
Ужин молчаливая пожилая служанка принесла прямо во флигель. Отдав должное форели и разнообразным салатам, девушки вышли во дворик. На небе загорались первые неяркие звёзды. Шума прибоя здесь не было слышно, но Эльвине всё равно казалось, что она чувствует могучее и ровное дыхание моря. Вовсю стрекотали цикады, предвещая на завтра ясный и жаркий день.
Ты не волнуйся, говорила Цзинь Ся, обнимая подопечную за плечи, здесь ты в абсолютной безопасности. Этот дом постоянно охраняют хорошо обученные люди, и не только люди
Эльвина и сама ощущала, как по стенам, отделяющим сыхэюань от улицы, струится невидимый поток нэнъян.
Кроме того, неподалёку полицейский участок, патрули ходят постоянно. Случись чтоих на выручку тут же полсотни прибежит, а может, больше.
В саду у соседнего дома резко и хрипло закричала какая-то птица. Эльвина поплотней прижалась к подруге и тихонько спросила:
Цзинь, а что это было?
Она имела в виду вовсе не птицу и даже не полицейский участок. Цзинь Ся поняла, помолчала немного, с силой потёрла переносицу и ответила, тщательно подбирая слова:
Твоя сила. Она проснулась. У шенву со временем пробуждаются особые способности, у каждого шенвусвоя. Никто не знает, какими эти способности будут, пока они не проявятся. Мы не думали, что твоя сила так рано раскроется, ты ещё очень молода Но ты сильно напугалась, вот всё и случилось, как случилось. Не беспокойся об этом, никто на тебя не сердится, а если будешь усердно упражняться, то научишься не только контролировать силу, но и вызывать её по собственному желанию.
Я хочу контролировать, кивнула Эльвина. Мне совсем не понравилось то, что произошло. Мне жаль ту комнату, она не заслужила ничего такого.
Никто на тебя не сердится, повторила Цзинь Ся, но это было неправдой: Эльвина злилась сама на себя, и злилась сильно. Ей хотелось выучиться управлять своими силами как можно скорее.
Интересно, тренировки будут похожи на танец? А сам контроль силы?
В любом случае, начинать упражнения сегодня глупо, подвела итог Цзинь Ся. Уже темно, и мы обе устали. Завтра будет новый день, завтра и продолжим разговор.
Хорошо, уступила Эльвина, глядя, как звёзды проявляются на ночном небе, точно капли воды на стене Великого подземного канала во время прилива.
Девушки вернулись в дом. Спать Эльвине совершенно не хотелось, но спать ей не хотелось никогда, а Цзинь Ся всё-таки человек. Людям необходим отдых. Пожелав подруге спокойной ночи, Эльвина ушла к себе, легла на кровать и честно закрыла глаза. Если представлять фигуры танца, то время пролетит незаметно.
Вместо танца она внезапно провалилась куда-то под землю, в огромный зал, где сталагмитов не было вовсе, а на сталактиты были подвешены бумажные фонари. Странные люди стояли возле странного возвышения, на котором восседал тощий и костлявый старик, чьи волосы белизной могли соперничать с обоями в доме господина Пийципэна. Старик махал руками и что-то рассказывал. Во сне Эльвина не могла подойти поближе, ей оставалось лишь наблюдать эту сцену издалека. Внезапно старик поглядел прямо на неё, ткнул пальцем в её сторонуи с потолка хлынула вода, мутная и тяжёлая. Поток обрушился на Эльвину, подхватил её, точно голодный пёсжирную мясную косточку, и куда-то поволок, крутя, подбрасывая, то вышвыривая на поверхность, то утягивая в глубину. Сделать с этим ничего было нельзя, оставалось лишь зажмуриться и покориться судьбе.
Когда Эльвина снова открыла глаза, она лежала в своей спальне в доме господина Пийципэна, а из окна лилось рассветное сияние солнца.
* * *
Госпожа Нэнно закончила выводить иероглифы, отложила тончайшую кисть, на деревянной ручке которой золотыми буквами было выложено её имя, и усмехнулась. Позвонила в колокольчик и сказала зашедшей секретарше:
Маоми, дорогуша, помнишь нашего недавнего визитёра?
Визитёров у главы Второго департамента бывало не так уж много, поэтому секретарша уверенно кивнула.
Замечательно. Он ведь оставил адрес, на который ему можно отправить письмо?
Оставил, госпожа. Только секретарша замялась. Госпожа Нэнно подбадривающе улыбнулась:
Говори, котёнок.
Я выросла недалеко от улицы, которую он назвал, там у меня живёт родня. Дома с таким номером на ней нет и никогда не было.
Вот как улыбка на лице госпожи Нэнно стала на миг очень неприятной, и секретарша поспешила добавить:
Это правда, госпожа. Я на днях перепроверила. Там нумерация заканчивается на семнадцатом доме, а господин назвал номер двадцать четыре.
Я вовсе не говорю, что ты лжёшь, дорогуша. Совсем нет. Ты права. А номер, который он назвал, это восемь триграмм, священное число даосов. Что ж, значит, у нашего посетителя есть друзья на почте, только и всего. И это любопытно. Пожалуй, только старине Пийципэну это может быть любопытней, чем мне. Знаешь что, подстрой так, чтобы письмо, которое ты отправишь, увидал либо сам Пийципэн, либо его заместитель Кагами. Второе будет даже лучше: глупое зеркало о даосах знает мало, зато выучило номера домов на каждой улице. А когда он доложит Пийципэну, тот не станет долго раздумывать.