У вас и корчма есть?
А куда ж без нее? Вон, рядом с главной площадью, видишь длинный дом с двумя трубами? Это и есть наш «Птенец орла». Корчма, она же постоялый двор, вот только гости у нас нечасто бывают.
Знаешь, Хейни, я бы с удовольствием угостил тебя кружкой-другой, да вот только нынче я совсем без гроша. Но если Дайардин найдет для меня работу
А и ладно, за знакомство угощу тебя, хоть это и против моих правил, обреченно вздохнул Хейни и двинулся в направлении корчмы:Пойдем уже, чего здесь на ветру мерзнуть!
Внутри корчма выглядела не вот чтобы уютно. За ночь она остыла, и только что разведенный очаг еще не успел прогреть заиндевевшие стены. Поторговавшись с хозяйкой, Хейни заплатил пять медных торкелей за две кружки темного пива для себя и горшочек с чем-то мяснымдля Ивара. Внутри горшка оказались куски тушеной баранины, перемешанные с луком-пореем, морковью, брюквой и чем-то еще.
Так как ты у нас оказался? жадно отхлебнув пива и заметно подобрев, спросил Хейни.
Сел играть не с теми людьми, невесело ответил Ивар. Затем немного повздорили. Ну и высадили они меня на вашем острове. Видимо, испугались, что донесу на них имралтинским властям. А все деньги пришлось отдать им за дорогу еще в Порт-Клейсе.
Бывает, судя по выражению лица Хейни, рассказ Ивара не произвел на него особого впечатления. И куда теперь думаешь?
На Имралтин. Как туда доплыть, знаешь? Расскажешь про здешние земли и моря?
Это я могу, приободрился Хейни. Как говорится, «я с легкостью сделаю это, хоть это и кажется трудным». Слушай же. Круг наш земной окружен Океаном, моря которого разделяют землю на три части
Погоди-погоди, прервал его Ивар. Сдается мне, ты начал слишком уж издалека. Меня интересует, как далеко от вашего острова до Имралтина; что лежит к северу от Эллана, к западу и в других углах света.
До Имралтина от нас плыть одну ночь и один день при хорошем ветре. То есть получается Хейни напряженно принялся считать. Получается больше двухсот миль.
Ого! удивился Ивар. Путь неблизкий.
Значит, к западу от нас, за Длинноволосым моремИмралтин. На востокеПорт-Клейс и логрийские земли. Где-то далеко-далеко за нимиОзерный край, но о тамошних местах мы почти ничего не знаем. На юге, если пересечь Море нйоглей, будет Страна корриганов.
Что за корриганы? не понял Ивар.
Про них у нас тоже мало что знают. Одни говорят, что это прекрасные златовласые девы, увлекающие путников в пучину волн. Другие рассказывают про мерзких карликов со сморщенной кожей, козлиными копытами и кошачьими ногтями на руках. Как бы то ни было, в Стране корриганов имеется множество рек, ручьев и других водоемов, и исток каждого их них, глубоко во чреве земли, охраняют корриганы.
Хейни отхлебнул еще пива и продолжил:
А к северу от нас простирается Гиблое море. Если плыть по нему девять ночей, говорят, увидишь Острова на Севере Мира. Только оттуда пока еще никто не возвращался. Люди говорят, что на тех островах скрываются боги старых времен. Но о них тебе даже наш атре Дерог вряд ли что поведает. О чтоб тебе! неожиданно выругался Хейни. Стоило вспомнить белоглазого, так он и легок на помине.
Хейни склонился над столом и опустил лицо в кружку, словно пытаясь спрятаться в ней. Ивар обернулся. Сзади него, у входа в корчму, стоял высокий, нестарый еще мужчина с причудливо выбритой головой и необычного цвета глазами. Это не были бельмаэто были до того светлые радужные оболочки, что казались почти бесцветными. Немигающий взгляд этих ледяных глаз в обрамлении белесых ресниц и седых бровей оказывал действие почти магнетическое. Филид, посмотрев в сторону Хейни, укоризненно покачал головой и перевел взгляд на Ивара.
Хейни понял, что остаться незамеченным не удастся, поэтому залпом допил кружку, встал из-за стола и не вполне твердой походкой направился в сторону двери:
Доброго дня, атре Дерог, почтительно поклонился он филиду. А мы вот сидим тут, беседуем про разные земли
Так ты и есть тот самый чужестранец, что объявился у нас сегодня с рассветом? произнес Дерог, не отрывая взгляда от Ивара. Тон его нельзя было назвать слишком уж приветливым.
Я самый, кивнул Ивар. А ты, насколько я понимаю, филид Дерог?
Филиды, древвиды, ваты, барды, с легким раздражением в голосе произнес белоглазый. Оставим эти тонкие различия для людей более сведущих. Зови меня просто «атре». Так что тебе нужно в нашем поселке?
То же, что и всемкров и пища, телесная и духовная. Пока что староста направил меня к Дайардину спросить насчет работы, но мы с Хейни решили немного поболтать за кружкой пива.
И явно не последней на сегодня, Дерог снова осуждающе взглянул на Хейни.
Что-то засиделись мы с тобой как там тебяИвар? Пора и поработать от души. Хейни схватил со стола свой шерстяной капюшон и поспешно распрощался:Удачного дня, атре Дерог.
Гвайн, крикнул филид хозяйке после того, как дверь за Хейни затворилась. Что сегодня на завтрак?
Каул, как обычно, выглянула с кухни хозяйка корчмы. Один?
Ты уже завтракал? спросил Дерог у Ивара.
Да, благодарю.
Тогда одини кружку вина моему гостю.
После того, как они уселись за стол друг напротив друга, Дерог, не отрывая холодных глаз от собеседника, спросил:
Так о чем же вы тут беседовали с нашим невоздержанным Хейни?
Он весьма живо повествовал мне о морях и землях, окружающих Эллан.
Угу, кивнул Дерог. А о какой духовной пище ты говорил?
Я подумал, что у вас в селении, возможно, найдется несколько мудрых книг
Мудрых книг не бывает, резко оборвал Ивара филид. Мудростьв жизни, в богах, в самом человеке, а не в ваших размалеванных книжках. Онине более чем порождение тщеславия и гордыни своих аукторов. Простецы полагают, что черпают из книжек знания о жизни. Наивные глупцы! Книжки расскажут им о чем угодно, но только не об истинном. Вернее всего, они расскажут им о других книжных измышлениях, с коими купно плетут прельстивую сеть химерного мира. Повествуй они о настоящей жизни, их просто никто не стал бы читать. Ибо настоящая жизнь скучна и бесприкрасна. Поэтому простецы так любят досужие фантазии, химеричные плоды воспаленного воображения тщеславных голов. Под конец сердитой речи Дерога его выцветшие глаза заметно покраснели от напряжения и гнева.
Но разве ваш поэт Далиан, о котором мне рассказали Аскур и Витраразве он не писал книг?
Писал?! возмущенно воскликнул Дерог. Разумеется, нет! Хуже ваших книжектолько письменность, наивреднейшее из измышлений человеческих.
Но почему? искренне удивился Ивар. Разве письмо не есть средство для памяти?
Не для памяти, а для забывчивости! Письменное слово даст читающему лишь иллюзию знания. Оно подобно амбару, в котором ты хранишь прошлогоднее зерно. Зерно сие давно уже сгнило и растащено мышамино ты думаешь, что по-прежнему обладаешь им. Однако оно не сможет дать пищи твоему разуму. Возведя таких амбаров многие множества, ты, возможно, возомнишь себя мудрецом, но внутри тебя не будет ничего, кроме тлена и пустоты. Только то, что ты осознанно и непрестанно удерживаешь в памятитолько это имеет смысл.
Но если бы я сейчас записал эти твои слова, сохраняя их, таким образом, в назидание потомкамразве это не было бы хорошо?
Нет! отрезал Дерог. Это не было бы хорошо.
Но почему?
Письменное слово, в отличие от живого, не ведает, с кем говорит. А ведь этосамое главное. Ибо не столь важно то, что сказано, сколь то, как и когда оно было сказано. Разговаривая с ребенком, я бы выразил свои мысли одним способом, беседуя с мудрым старцемсовсем иным. Что проку в мудрых словах, если ты не смог их донести, не расплескав по дороге? Или того хужедонес, но в искаженном виде? Когда хотел сказать «день», а собеседник твой услышал «ночь»? Живое слово может заметить промашку и исправить себя, растолковать непонятное, опустить лишнее. Мертвому же слову, погребенному в домовинах из букв-закорючек, не дано защитить себя от невольных или злонамеренных искажений. Поэтому даже самые мудрые письмена, попав в не те руки, оборачиваются заумью, заурядностью, нелепицей или мерзостью.