По обе стороны от выступа располагались широкие площадки, раньше на них стояли древние пушки и реактивная установка, но сейчас их там не было: увезли на реставрацию. Напротив круглого торца рабочие ставили помост для завтрашнего представления.
С левой стороны стена в лесахстарое здание опять ремонтируют. Сколько Эней себя помнил, там вечно что-то чинили. Древний бетон крошился, его цементировали заново современными пластифицирующими составами, меняли проржавевшие рамы огромных окон или облицовку из крымского ракушечника.
Эней купил мороженое, и они с Гренадой не спеша зашагали по мосту на Монастырский остров. Монастырь там стоял еще до коммунистов, а потомкороткое время после коммунистов, до Войны и Поворота. Сейчас над деревьями возвышались голова и плечи доктора Сесара Сантаны. Городская легенда гласила, что раньше вместо Сантаны стоял Шевченко.
А тут раньше был памятник Тарасу Шевченко. Гренада словно отозвалась на его мысли. Его хотели перенести в парк Глобы, но, когда снимали с постамента, он сорвался с крана и разбился. Про это еще стишок есть
Дiти мoi, дiти мoi, скажiть менiза що? Чим та срака мексиканська вам вiд мене краща?проговорил Эней. Я слышал эту историю Бывал здесь раньше.
Знаешь, сказала Гренада, ты совсем не такой, как о тебе рассказывали.
Это случается.
Гренада не знала, о чем еще заговорить, и надолго умолкла. Они вошли в парк, Эней взял билеты на колесо обозрения. Уже безо всяких рабочих целейпросто хотелось посмотреть на свой сумеречный город в огнях.
Он сбежал из дома в тринадцать лет и с тех пор в Екатеринославе не бывал ни разу. В памяти осталась река, огромная и добрая, целый лабиринт затонов и островов, по которым отец катал его и сестру на водном мотоцикле; канатная дорога, длинный песчаный пляж, ловля окуней на «самодур», раскисший снег, липнущий к лыжам в балке, здесь были теплые зимы И вот сейчас он смотрел на городи не чувствовал его своим. Это был один из многих городов Восточной Европы, где ему предстояла акциятоже одна из многих.
Может, оно и к лучшему
А тебя не косит убивать человека? прервала его раздумья Гренада.
Да мне уже приходилось. Косит, конечно. Но они знали, что делали, когда нанимались в охрану к варкам.
Я не про охрану. Ты понимаешь, про что я.
Эней понимал. Он был, пожалуй, единственным, кто принял предложение Ростбифа с ходу и не раздумывая.
Газда через три дня станет варком, если мы ему не помешаем. Он согласился есть людей. Ему не угрожали, не запугивали смертьюон ради этого делал карьеру. Людоедовубивать.
Что, если всех перестрелять, никто не захочет идти в варки?
Призадумаются.
Эней сомневался. Он очень сомневался и о многом догадывался, но не все мог Гренаде рассказать, поэтому чувствовал себя неловко.
Ну, может быть Гренада сказала это только для того, чтобы поддержать разговор.
Ей было и страшновато, и безумно интересно. Это было делоне то что дацзыбао подкидывать или информашки писать. А с другой стороныпослезавтра ее, может, уже не будет на свете Как ни странно, эта мысль не бросала ее в дрожьнаоборот, приподнимала.
Знаешь, а мы подозрительно выглядим.
В смысле? не понял Эней.
Ну, вроде как парочкаа не целуемся.
Эней помолчал немного (колесо прошло точку апогея и начало спуск), потом пожал плечами.
Хорошо. Давай поцелуемся.
Они перегнулись через поворачивающий кабинку «руль» и соприкоснулись губами. Эней почувствовал искусственно-малиновый вкус помады, требовательный напор языка и больше ничего. Раскрыл губы, попробовал ответить.
Ничего.
И слава Юпитеру, как сказал бы Ростбиф.
Он осторожно отстранился. Гренада достала салфетку, вытерла ему лицо там, где испачкала помадой.
А знаешь, про тебя говорили, что ты полный банзай. А ты нормальный парень.
Эней подал ей руку, помог сойти с колеса.
Поехали домой. Завтра рано вставать.
* * *
Светлана оглянулась на пороге кухни и обвела взглядом жилище, которое предстояло бросить навсегда.
Это была ее квартира. Бабкино наследство. Светлана поселилась тут, еще когда баба Лиза была жива и ходила сама. Сбежала от матери.
Мать пилила, требовала зубрить, сидеть, уткнувшись носом в комп, чтобы потом поступить в институт, найти карьерную работу, попахать там и выслужить чипованую пластиночку на цепочкеиммунитет. Светлане было на пластинку наплевать. Мать работала в большом универмаге товароведом. Бабка, пока на пенсию не вышла, была медсестрой в больнице. Всю жизнь там отпахала. Когда Светкины бесконечные «полтинники» и легкомыслие доставали мать, та начинала кричать, что непутевая дочка всю жизнь будет вламывать, как бабка, и даже деревянную блямбу в ухо не заработает, разве что найдет идиота и нарожает ему поросят. Дочка это пропускала мимо ушей. Бабкины рассказы про работу ей нравились. Там было что-то настоящее.
Бабка, впрочем, тоже говорилаучись, а то все интересное мимо пройдет. Но это звучало совсем иначе. Слушаться бабку было не так обидно.
Бабка умерла. Светлана совсем переехала в ее квартиру, хотя в социальном регистре осталась по материному адресу. Можно было читать, что хочешь, есть, что хочешь, спать, с кем хочешь. Быстро стало скучно. Она пошла работать в городской архивденьги платили маленькие, но времени было много, и за год она сдала экзамен в мед. Пока только на уход.
А потом у них весь архив на уши встал: Виталик Соломатин, программист, спортсмен, стал жертвой охотыи уцелел. Да что там, глаза охотнику выбил. Светка потом ходила на него смотреть, будто увидела наново. Человек. Есть, можно, бывает В следующее полнолуние его нашли мертвымпустым и переломанным. Закон разрешал защищаться, закон не запрещал мстить.
Единственным, кто в этот раз не бегал по коридорам и не шушукалсякроме нее, был Джо из соседнего отдела. А потом он начал нарезать вокруг нее круги и заводить разговоры. Светка сначала думала: для приятеля какого присмотрел, потом решила: шпик, оказалось наоборот. Так она очутилась в подполье.
Распространять новостиполезное дело, только ничего от этого не меняется. В боевую она попросилась, получив первый медицинский диплом Диплом оказался меньшей пустышкой. Ухаживать за больными научилась, воеватьнет. Екатеринослав был болотом, в котором ничего не происходило, ничего не менялось, даже в подполье. А потом на них свалился из Центра Ростбиф со своим единственным подчиненным.
Сейчас этот подчиненный стелил себе на кухонном диванчике старое одеяло вместо матраса. Ростбиф и Гадюка легли в зале: одинна диване, другойна полу в спальнике. Завтра нужно было еще раздобыть машину, изготовить и заложить взрывпакеты и окончательно отработать операцию. По уму, сказал Ростбиф, такой расклад нужно готовить не меньше двух недель. Так и думали поначалу. Но потом по прогнозу погоды вышло, что через неделю зарядят дожди чуть ли не на месяц, и казнь высокой госпожи Милены Гонтар перенесли на послезавтра, а когда еще представится такой случай, чтобы вся сволота собралась в одной корзинке?
Про эту варковскую дамочку уже несколько дней на все лады чирикали службы новостей. Она сама была откуда-то из Хорватии, инициировала своего любовника и сбежала с ним вместе. Скрывались два года, носились по всей Европеа попались тут. Местные службы распускали павлиний хвостэту нелегалку прихватила варкушка из региональной «Омеги». Причем в людном месте, причем без потерь. Судили Гонтар в местной Цитадели и приговорили «к отчислению с немедленным прекращением жизнедеятельности», а попросту говоряна солнышке жариться. Под это дело Ростбиф и приехал в Екатеринослав: совместить казнь с показательным расстрелом Газды, прокурора области, которого по такому случаю производили в варки, его и раньше повышать собирались, а тут решили, что оно торжественней выйдет. А любовник этой осужденной, наверное, и впрямь смылсявсе мужики скоты.
Кроме некоторых.
Света зашла в кухню в халатике, вроде бы выпить последний стакан чаю перед сном, а на самом деле посмотреть на Энея поближе.