Ты глупышка. Больше не спрашивай так, это запретно. У него нет ни братьев, ни сестёр, он выше людского родства. Он
Мысленному взору Мосеха предстал сиятельный лик Владыки Неба, ужасающий в своём нечеловеческом величии. Его тяжкая поступь, его голос, подобный рокоту грома Зачем это знать непосвящённым? Иное знание хуже казни. Пусть молятся и поклоняются, им проще видеть статуи в храмах или царя-блюстителя в высоком паланкине, когда сорок вельмож несут его на празднестве, окружённого гвардейцами, жрецами и танцующими музыкантами. Царь есть бог, а бог есть царьвот закон Чёрной Земли! Поколения и поколения черноголовых верны ему и счастливы, а истина истинавсегда тайна.
У нас много запретов, помни это. Я научу тебячто можно, что нельзя. Царь-Бог свят, его воля непререкаема. Заповедные долины, царская земля, царские звери и святилищаограждены смертью. Мы, его людитоже, поэтому у нас свои законы. Кое-что я покажу тебе ты увидишь моего брата, когда будешь готова.
Он тоже жрец?
Ондух во плоти, странно ответил Мосех, лаская её талию, и Лули, вздохнув, обвила рукой его мощный торс. Если ты полюбишься ему, твои объятия должны быть для него открыты.
О, нет!.. Она пугливо встрепенулась. Ты же не отдашь меня
Мы с нимодно. Всё, что мы хотимзакон. И твоё счастье, если это суждено.
Хмурясь и покусывая губыкак это можно? принадлежать двоим? даже братьям Даяна мало-помалу склонилась к дремоте, и вскоре её дыхание стало ровным, тихим, а тело обмякло в сонной слабости.
Высвободившись из вялых объятий девушки, Мосех выждал некоторое время, затем бесшумно встал и прошёл к стене, закрытой полосатой занавесью. Отслонив ткань и заколов её бронзовой фибулой, нажал каменную пластину, незаметную чужому глазу. Часть стены сдвинулась, открывая узкий тёмный ход.
Эй!.. позвал Мосех одними губами.
Из темноты послышались шаги по ступеняммягкие, с едва заметным скрипом, словно от прикосновения когтей к камню. Затем приглушенное осторожное дыхание.
Входи, входи. Сюда, манил жрец, отступая к ложу. Вслепую взяв чашу, он накрыл ею лампуогонёк погас, тьма заполнила альков. Во тьме возникла новая живая теньнеобычных очертаний, согбенная, но гибкая и быстрая, приблизилась к ложу.
Смотри. Мосех откинул тонкое льняное покрывало, открывая глазам гостя красу спящей Лули. От повеявшей на тело прохлады девушка поёжилась и сжалась. Нравится?
Свежая, ответил сиплый голос, мало похожий не человеческий. Нежная. Фигура нависла над Жемчужиной, принюхиваясь.
Хочешь её?
Н-н-н-н Она Зелья в ней.
Они выйдут.
Что-то несчастливое. В сомнении фигура поводила низкой вытянутой головой. Горе внутри.
Исцелю.
Н-н-н-н Долго. Эту не хочу.
А поесть?
Склонившись, тень приникла к Лули. Язык скользнул по коже, заставив девушку вздрогнуть во сне.
Не знаю. Пусть время пройдёт.
Хорошо. Иди спать.
На прощание Мосех погладил гостя по головетот издал короткое довольное урчаниеи поцеловал его. Тень скрылась, проход в стене сомкнулся.
Для лазутчицы город на поверхностивсё равно, что скалы на Ураге.
Запомнить дорогуплёвое дело. Но двигаться по улицам опасно, ты слишком заметна. Хотя город спит, там-сям бродят миряне. Царские воины, ночные сторожа, гуляки, «девы-сновидения», воры в тряпочных маскахнадо избегать встреч с ними.
Значит, иди по дворам, по задам, через заборы.
И цокай языком, одёргивая пату. Свинью вечно тянет на съестное. Её чуткий носище за полпоприща угадывает все помойки, падаль и кладовки с провизией.
Но когда вышли на берег речки-вонючки, стиснутой кривыми оградами и покосившимися стенами домов, пата дала себе волю и напилась по уши, заодно прихватывая пастью всякие отбросы, которыми даже гушиты побрезговали.
А бродячих собаких тут стаи! она поставила на место мигом. Два выстрела языком, две злющих псины захлебнулись своей кровью, третью Анчуткапастью хвать! швырнула об стену, а кинувшейся сзади сломала шею ударом хвоста. Всё! кто хозяин в ночном городе?
Над речушкой пронёсся низкий грозный рык, невероятным пассажем перешедший в истошный вой, от которого собаки приседали, скуля, и пятились с поджатыми хвостами. В домах заворочались люди: «О, Бахла, избавь от злого сна!» Трусливый лай грязных шавок провожал чудище, а дворовые псы ярились, рвались с привязи.
Путь вдоль речушки свободен. Хайта легла животом на спину паты, обняла чудо-свинку руками и ногами, пришпорила пяткамивперёд!
Дети пугались спросонья:
Мама, мама, что там? страшно!
Тише! уймитесь вы, неслухи! Это сны грешников ходят по улицам
В городе, где даже ржавые гвозди в цене, трудно найти что-нибудь удобное для боя. Здесь вещи под ногами не валяются. Значит, подбирай, что лежит. Расслоив пальцами обливку на боках, Хайта устроила карманы и набила туда камней.
Жаль, нет своей сбруи! в её кошели много чего помещается А вот лошадиный мосол, псами добела обглоданный, чем не дубина? Можно кое-как прилепить его на спину
У фаранского посольствазайдя сзадиона задумалась, рассчитывая тактику.
Стена высока, но между плитами кладки есть зазоры, чтобы за них цепляться. А стража на стене?
Двое караульных медленно похаживают, третий в будке под тростниковым навесом. Всё-таки фаранцы не в осаде
Тихо лезем, шепнула она Анчутке.
Как найти в доме главное сокровище?
Господарь, глава лазутчиков стана Канита, учил своих кани джику рузималявок, сидевших перед ним рядком на корточках:
«Признак сокровищанаружная охрана и наружные запоры. Проникать к сокровищу надо после смены караула. У имущего господаря всегда вдоволь бойцов и воинов, что несут стражу круглые сутки, но даже стойких ночь склоняет в сон».
Крадущаяся в тени Хайта осматривалась и прислушивалась.
За крепостной стеной посольства теснились ступенчатые жёлто-кирпичные здания в два и три этажа с плоскими крышами, на которых спали люди. Двор был узкий, извилистый, как улочка в трущобах Панакаон ветвился проходами и расширялся в мощёную площадку у колодца, перед каменным домом.
Здесь пахло густым пивом, хлебом и конюшней.
«Ага, жильё прислуги и казармы воинов не охраняются. Тот амбарпохоже, арсенал; вид у него убогий, но стены крепкие, окошки маленькие, и воин у двери зевает Там искать нечего. А вот в дом надо забраться».
Тихие коридоры пустынны, шаги босых ног в обливке и шорох лап Анчутки едва слышны.
«При погоне меня будут видетьэти лампы с маслом Сшибать их без толкумасло загорится на полу».
В свете фитилей, источавших горячий жирный запах, Хайта скользнула взглядом по стенной росписи.
На фресках стройные люди, смуглые и черноволосыемужчины в складчатых коротких юбках, женщины в платьях, затянутых под грудью, и прозрачных накидках, несли корзины, блюда и кувшины, воздевали руки и склонялись до земли перед длинноногой остроклювой птицей в короне-цилиндре и стоящим на задних лапах ящером с крюком в передней лапе.
Другие людивысокие, могучие, светловолосые, в роскошных белых с синим одеждах, повелевали, указывая жезлом или занося меч.
Воины в полосатых сине-белых шлемах и оплечьях шли строем, держа наготове ружья со штыками. Упряжные животные вроде гигантских свиней волокли пушки на колёсах
И ни одной знакомой буквы. Вместо них шли ряды значков-рисунков.
А вотчто тут изображено?.. Над павшими на колени и ниц нагими, лохматыми людьмииные вскинули заломленные руки, будто защищаясьвисит нечто, извергающее снизу пламя или то птичий хвост как огонь? Чёрные раскинутые крылья, округлое тело, голова с двумя клювами и золотым глазом похоже на Птицу-Грозу, которую громовники ваяют над входом в свои храмы. РядомПтица стоит на расставленных лапах, клювы и крылья опущены, а слева от неёсловно бы человек в плаще до пят, весь тёмный, лишь глаза горят и золотая сетка ярко выступает на лице. Вокруг него ореол, правая рука простёрта, свет из ладони озаряет сверху человечковедва ему по пояс! которые не то молятся, не то приветствуют гиганта.