Низко поклонилась Десислава, хозяйкою своей Холодную госпожу назвала, к руке белой подошла, поцеловала.
Навеки я твоя, госпожа, до конца мира сего!
Ну, гляди, Десислава, уговора держись, а моё слово крепкое.
Так и стала русалкой морской Десислава, на погибель тем, кто казнил её смертью лютою.
* * *
Что шумит-гремит в кабаке под горою? Почему скрипки стонут, а бубны звенят? Отчего девки бесстыжие к мужикам пьяным ластятся, плечами голыми трясут, смеются зазывно, глазами похотливыми блестят?
То Бячислав удалой пьёт-гуляет, богатство на семь ветров отпускает. Легко досталась деньга емулегко и уйдёт. Дела у Бячислава тёмные, нажива богатая, душа молодецкая развернуться хочет, удаль показать. А прилипалы наземные и рады стараться: за чужой счёт вино пьют, хлеб едят, Бячиславу осанну поют. Всем Бячислав хорош да пригож, пока деньга у него есть.
Долго Бячислав смурной ходил, на шутки хмельные волком вызверивался, а отчего да почемуникто того не ведал. Ну да время лечит. Вот и гуляет нынче Бячислав, гонит тоску-кручину, смеётся да песни поёт.
И не видит никто, как притихло море-океан, как поднялась посередь него волна великая, шапкой белой увенчанная, да и пошла по морю к тому кабаку. А на верхушке той волны, в шапке пены белой, сидит тварь страшная, зубами клацает. То ли девка, а то ли чудище морское: рыбьей чешуёю покрыта, глаза алые, кровавые, а волосы зеленущие по ветру летят.
Подошла волна великая к кабаку, на крышу соломенную обрушилась, окна вышибла, столы-стулья перевернула, да и схлынула. По грудь воды людям осталось. Ворочаются забулдыги в воде солёной, проклятьями сыплют, водоросли да крабиков мелких выплёвывают. Девки визжат, с крысами вместе на столы перевёрнутые забираются.
Бячислав стоит, головой вертит, плечами пожимает, ничего не понимает. Тут и встала перед ним чудо-девка с глазами рыбьими. Глядит на него, не мигая, зубы в усмешке нехорошей скалит, а то не зубыиглы острые в три ряда.
Ну, говорит, Бячислав удалой, помнишь меня?
Моргнул Бячислав, плечом повёл, ответил честно:
Не помню я тебя, чудо морское, и помнить не хочу. Сгинь, изыди, тварь проклятая!
Девка вновь скалится:
Проклятая, говоришь? Верно, да только кто проклял меня, а, Бячислав? Кто меня в пучину морскую швырнул с дитятком нерождённым?
Тут-то и узнал Бячислав удалой чудо-девку морскую. Взмолился к ней:
Прости меня, Десислава, прости вину мою великую, отпусти голову покаянную!
Нет, говорит девка, тебе прощения. Я тебя тоже просила-молила помиловать меня да сына моего, что ты ответил?
Тогда Бячислав о другом взмолился:
Дай мне хоть малый час, богов о милости попросить, с жизнью достойно расстаться!
Не будет тебе часа, девка на то головой качает.
Дай хоть минуту малую!
И минуты малой тебе не будет.
У тебя, Десислава, было время со светом белым попрощаться!
Задумалась Десислава, головой кивнула:
Хорошо, прощайся с белым светом.
Бячислав благодарит, молитвы читает, а сам за ножом засапожным тянется. Десислава то углядела, рыбкой вперёд бросилась, нож когтями перехватила да и сломала его, а второй рукой рубаху на Бячиславе рванула. Вцепилась когтями в грудь белую, рёбра раздвинула, сердце вырвала да зубами в него вцепилась. Жрёт сердце, с зубов кровь капает, воду мутит. Тут и конец Бячиславу пришёл, очи его закатились да к богам он отошёл.
Десислава сердце доела, с пальцев ошмётки кровавые сбросила. Потом хлопнула в ладошипо воде рябь пошла, кабак задрожал, народишко кто куда бросился. А как насмелились вновь зайтиушла вода, и девку морскую с собой забрала. Один Бячислав на полу лежит, как снег белый, мертвей некуда.
Так отомстила Десислава одному из убийц своих, Бячиславу окаянному, что на вёслах в ту ночь сидел. Других же, кто в кабаке был, не тронуласлово своё, Холодной госпоже данное, сдержала.
* * *
По морю-окияну, по водам синим, бездонным, бежит-торопится корабль быстрый, ветер паруса белые надувает. Корабельщики в бороды ухмыляются, наживу предвкушают. То не просто корабль купеческийгруз в трюме потайном схоронен беспошлинный, бестаможный. Да и корабельщики не просты купцыв семи водах мочены, на семи ветрах сушены, ножами помахивают, зубами посверкивают. Берегись, кто супротив них встать посмеет!
Капитан в трубу подзорную даль оглядываетспокойно всё, нет стражи королевской, нет пиратов-разбойников. Только волны одна за другой бегут да чайки над водой носятся.
Но чу! что это за гул под кормой? Почему ветер утих, почему корабль встал, словно на якорь? Что за чудеса, что за наваждение?
Бегают корабельщики, за ножи хватаются, да толку что? Стоит корабль на месте, не шелохнётся.
Тогда капитан клич бросил.
Эй, говорит, молодцы, а ну кто под корму поднырнёт, поглядит, что ни то?
Молчат молодцы, ровно в рот воды набрали. Серчает капитан, хмурится, да что поделатьнет смельчаков, поникли головы забубённые!
Воскликнул тогда капитан громким голосом:
Эй, ты, враг лихой, покажись-появись, скажи, чего тебе надобно! А то, может, и договоримся о чём!
И раздалось в море-окияне шипенье, ровно котёл с похлёбкой забурлил. Вылезли щупальца кракеновы, синие, обхватили корабль, сжали так, что ажно доски затрещали. А на кажном щупальцетыща присосок, и мелкие с тарель размером, а которые поболете с блюдо будут. Закричали матросы, забегали, саблями замахали, а только что те сабельки против чудища морского? Капитан первый же и велел шум-гам прекратить, чудище не злить.
И поднялся из глубин морских краб-лиходей, господарь ста смертей, с клешнями могучими, смертоносными. А на панцире у него Десислава сидит, ухмыляется.
А и здравствуй тебе, честной капитан. Уж прости, что помешала тебе по морю гулять, добра наживать, а только есть у тебя моё. Отдашьдальше путь свой продолжишь, не отдашьвсе вы тут и сгинете.
Капитан побелел, ровно пена морская, губу прикусил, поклонился низко и так отмолвил:
Здравствуй и ты, дева морская. Не упомню я, чтоб у Холодной госпожи и слуг её верных одалживался, но слаб умишко человеческий, мог и запамятовать. Скажи мне, чего ты хочешь, а уж я расстараюсь.
Есть у тебя, девка говорит, на борту два лихих разбойничка, братца родных. Не в добрый час их мать родила, много бед они натворили, да и мою жизнь непутёвую загубили. Отдай мне их, мои они! Смерть должны лютую от меня принять.
Тут корабельщики загудели, закричали. Знамо дело, кому охота товарища отдавать на растерзание девке морской, чудищу окаянному? А только махнула Десислава рукой легонечко, сжал кракен-великан корабль в объятьях своих могучих, затрещали досочки жалобнои притихли корабельщики. За чужие-то грехи помирать кому охота?
Что ж, говорит капитан, а сам снега белее, забирай своё, дева морская, а над прочими смилуйся, не губи души попусту!
Усмехнулась тогда Десислава, кивнула. И протянул краб-лиходей, господарь ста смертей, клешни свои здоровущие, а из каждой клешни ещё двенадцать и одна растёт, и выхватил из толпы корабелов двух братьев родных, Васька да Миська. Удалые братья были, в кажной драке первые, на кажной пирушке запевалы. А только согрешили ради богатства, и смерть лютая за ними пришла.
Схватил краб-лиходей, господарь ста смертей, кажного брата за голову да за ноги и растягивать начал. Те вопят от боли, а краб-лиходей знай себе тянет. И разорвал он Васька да Миська пополам, и кровь алая на палубу брызнула, да таким ручьём, что всех залила. Первым Васька разорвало, и ноги его краб-лиходей на нос корабля забросил, а голову с туловомна корму. Васёк тогда жив ещё был, только ноги оторваны, так краб-лиходей ему ещё тулово располовинил, чтоб точно уж не выжил. А Мисько смотрел на гибель брата родного и поседел весь, пока жив ещё был. Потом же краб-лиходей и его разорвал на две половины, а половины те в море утопил. Из моря выплыла рыба-акула да сожрала плоть тёплую, живую ещё.
Расхохоталась тогда Десислава, в ладоши захлопала.
Спасибо, говорит, честной капитан, что поступил ты по справедливости, морю отдал то, что причитается, препоны чинить не стал. За то тебе от Холодной госпожи будет подарочек: ветер попутный сроком на семь лет. Ни один корабль королевский за тобой не угонится, море тебя от всех бед хранить будет. А только смотри, не жадничай. Помни: семь лет тебе отпущено за жертву твою кровавую, и ни часу боле, ни минуточки!