Ни в какую не в Москвумы поедем В Тихую бухту, на море.
И даже Глеб не решился ему возразить.
А если он уплывет и не вернется, наш Завря?только и сказала Лиля.
Ничего, вернется, мы дождемся.
А собака с щенками?
Что-нибудь придумаем. Нужно скорее ехать.
Но легко сказать: ехать быстрее. Словно они взрослые люди и у них есть деньги, словно не они маму и папу, а мама и папа слушаются их. Хорошо хоть бабушка Нина взяла их сторону.
Послушай, сынок,сказала она их папе. Трудноне трудно, а надо ехать.
Куда, интересно?удивился папа.К Нептуну в гости? Путевок, мама, у нас нет. А если бы и были, никто бы нас на порог не пустил с вашим Заврей.
Разобьем палатку,непреклонно сказала Нина.
А есть что будем? Вместе с тобой нас семь человек.
И еще наш приемыш, у которого нет ни свидетельства о рождении, ни даже собачьего паспорта. Ты представляешь, во сколько такое путешествие нам обойдется? Не говоря уж о том, что нас ни в поезд, ни в самолет не впустят с таким чудищем, как Завря. Тогда уж нанимай зоопарк, чтобы вместе с ним отправиться к морю. Может, с крокодилами и Заврю провезешь незаметно.
Ах, ах, какой ты остроумный!сказала насмешливо Нина.Если не хочешь, можете оставаться вдвоем, а я с детьми и Заврей отправляюсь в путешествие.
То есть как это, это что такое это?От волнения мама даже затараторила невнятно. Что это ты, Нина, как это, Нина? Да я умру от волнения за детей! Нет уж, вы там все потеряетесь, и Вовочка без меня не поедет, правда, Вова?
Вова расплылся:
Конечно, не поеду! Потому что мы поедем все вместе!
Сейчас Вова не думал ни о Завре, ни о науке, а только о
том, что ему очень хочется, чтобы мама поехала на побережье, чтобы она целый месяц не ходила на работу, а отдыхала и единственной ее работой было бы пересчитывание детей: «Раз, два, триВовочка, четыреИвасик», а может быть, еще и «пятьЗавря». Впрочем, она Ивасика и то не всегда называла, но уж Вову обязательно, потому что хорошо знала, что он ждет, чтобы она его назвала отдельно. И пусть бы от воздуха и беззаботности мама то и дело засыпала на пляже.
Мы поедем все вместе, вот увидите,повторил Вова убежденно.
Опять двадцать пять!хлопнул себя по коленкам папа.Где, спрашивается, деньги, где разрешение на провоз и содержание Заври?
Скажем, что это собака,решила Лиля.
Ну да, конечно, а то, что у нее, простите, шерсти нет и третий глаз торчит на макушкеэто ее личное дело, так?
Подождите, пусть Вова скажет,вмешался Ивасик.
У нас ведь нет этойэкспуляции?наморщился
Вова. В отличие от Глеба он был не в ладу с мудреными иностранными словами.
Что ты городишь, Вова? Что за экспуляция? Популяция, что ли?
Нет, этапулуатация.
Эксплуатация?
Ну да, конечно. У нас же задаром никто не работает? А сколько раз выступал Завря? На него только все и бежали! Пусть заплатят!
Неудобно как-то!поежился Глеб.
Это мы еще должны платить, что нас взяли выступать !горячо поддержала Глеба Лиля.
Ну, как хотите! Пусть Завря здесь болеет и погибает. Ему, может, море необходимо^ если его камень там был!
Нужно просто попросить, а не требовать,вставил Ивасик.
Своих зверей они кормят, возят, а нашего Заврю кормим мы, продолжал невозмутимо Вова. Пусть заплатят на питание.
Замолчи!крикнул обиженный Ивасик.
Подождите, дети,сказал папа.Вы хоть знаете, как получают деньги, зарплату? Обязательно должен быть какой- то документ. Зарплату платят по ведомости, а ведомость составляют по штатному расписанию и принимают на работу людей взрослых, с паспортами и трудовыми книжками.
А теперь могут с двенадцати лет работать,вспомнила Лиля.
Но тебе-то исполнится двенадцать только через пять дней.
А Завре, может, вообще уже пятнадцать лет, предположил Вова.По-ихнему.
Вова, да перестань же болтать чепухучто у тебя, свидетельство о рождении Заври есть? Кто он вообще такой, Завря? Может, это робот или шпион. Где его документы, скажите мне! Господи, да представьте себе одну его роспись в платежной ведомости.
Мама, наш папа бюрократ, да?громким шепотом
спросил Вова. Совершенно чисто и верно сказал он это слово.
Все надулись от сдерживаемого смеха. Но Нина сдерживаться не сталаона рассмеялась так громко, что стекла в окнах зазвенькали.
Мать! Какой пример ты подаешь внукам!воскликнул обиженный папа. Смейтесь-смейтесь, сказал он остальным.Не стесняйтесь! Времена уважения к отцам прошли. И когда отец не может обеспечить звонкой монетой развлечения своих детей, они развлекаются, звонко смеясь над ним!
Прости, папочка!взмолился Ивасик. Мы, правда, глупо смеемся. И думаем только о себе. Но и ты, папа, тоже.
Чтотоже?насторожился папа.
Ты прости, папочка, но ты тоже думаешь только о себе. Ну еще о нас. А нужноо Завре.
Благодарю за инструкцию, папа поклонился, развел руками и ушел в ванную.
А делегация младших Гвилизовых отправилась к Сергееву.
И все оказалось точно так, как говорил папа: Завре трудно было заплатить, потому что он не был человеком и неизвестно, был ли подходящего возраста. Но, конечно, Сергеев придумал, что сделать. Во-первых, через пять дней Лиле исполнялось двенадцать лет, и дирекция цирка заключила с ней самый настоящий трудовой договор на несколько выступлений. А во-вторых, все артисты цирка решили сделать одно, сверхпоследнее выступление в городе в пользу Заври, бездомных собак и юннатских кружков. А Завря понял только, что хотят помочь собакам, которым некуда деться и нечего есть, и вместе с художником цирка, Глебом, Лилей, Ивасиком, Вовой и ребятами из юннатского кружка принялся рисовать для последнего выступления группы Сергеева плакаты и лозунги: «СОБАКАДРУГ ЧЕЛОВЕКА», «НИ ОДНОЙ БЕЗПРИЮТНОИ СОБАКИ», «СПАСИТЕ НАШИХ МЛАДШИХ БРАТЬЕВ». Каждый рисовал свой лозунг. Лучше всех, оказалось, рисует Вова. А Заврины рисунки, это все признали, походили на какие-то ребусы. Но они были очень красочные и веселые, и всем понравились.
И вот наступило последнее выступление группы Сергеева.
Опять дрессированные животные поражали всех. Опять всех смешил Завря. Сколько бы с ним ни репетировали, он всегда придумывал во время выступления что-нибудь новенькое. На этот раз он сделал вид, что нападает на дрессированных собак, бросал в них деревяшками, а они бросали обратно, направлял на них струю воды, а они выхватывали у него шланг и обливали его, а он от них убегал и прятался в зале.
А последним номером значилась танцующая лошадь. Очень- очень красивые были лошадь и наездница. И лошадь, и наездница сверкали. Над головой лошади были высокие разноцветные перья, и над головой наездницы тоже сверкало высокое перо. Подолом ее лилового, с золотом платья, как попоной, покрыт был круп лошади. Лошадь танцевала танго, старательно переступая ногами вбок. Она кружилась в вальсе и даже, с трудом, но красиво, шла на задних ногах. Ей много аплодировали, так что наездница выехала на лошади еще раз, и лошадь сделала невероятный поклон. И опять зрители аплодировали, но уже слышались крики: «Заврю! Заврю!» Крики становились всё сильнее, зрительный зал уже слитно скандировал:
За-врю! За-врю!
И тогда на арену галопом на четвереньких выскочил Завря, тоже в попоне и с перьями, правда, не на макушке, где был его третий глаз, а где-то над носом. На его покатой спине восседала в длинном платье, в блестках и перьях Лиля. Ручки у Заври было гораздо короче ног, и от этого галоп его был ныряющий, прыжки огромные, и, если бы не ловкость Лили, она бы давно слетела с его спины. Завря танцевал по-лоша- диному танго и вальс, кланялся, а потом поднимался «с трудом» на «задние ноги», и Лиле, чтобы удержаться на нем, приходилось быть настоящей акробаткой.
В зале хохотали так, что на улице у цирка даже трамваи останавливались. В заключение Завря оседлал Лилю, и та, путаясь в своем длинном подоле, увезла его с арены.
ОГОРОЖЕННОЕ МОРЕ
И вот они ехали к морю на поезде и занимали половину всех купе в спальном вагоне. Между прочим, и вещей у них было столько, что они едва разместились в четырех купе: огромные рюкзаки с тушенкой и сгущенкой, спальные мешки, палатки, керогаз, керосин, железная посуда, не говоря уже о купальниках, одежде и обломках Завриного камня.