Наталья Суханова Синяя тень
Чаи
Иде? Иде Басенька? бестолково, небось, тычется в окно бабка Лукерья.
Да вон же, вон же она, Вольга! Никак и длинный с ею? Ну, энтот, шофер. Тьфу, да не слышишь ты, как же! Солдат! Солдат, говорю!
И только Ольга в дверь бежит-виляет растрепанными юбками баба Паша, а за нею шаркает, переваливаясь и держась одной рукой за поясницу, баба Луша: как там, не замерзла ли, весела ли их красавица? Ни Волота, ни Таньку, входящих следом за Ольгой, они не замечают она, их Басенька, их Вольга, она одна, их радость и гордость, занимает их каждая к ней притронуться хочет, каждая что-то ей рассказать, позаботиться снег ли с валенок обмести, платок ли отряхнуть.
Бабушек мать отца и мать мамы свела в их доме война. Мама целыми днями пропадала на колхозных работах, а бабульки препирались, кто из них главнее. Бабка Лукерья считала себя главнее, потому что сын ее голова дому. Бабка Паша презрительно фыркала:
И-и, вспопашилась: голова! Иде он, голова твой? Сносил бы собственную голову, а то, может, уже и на свете нетути!
О-о! Скажешь такое, что и на голову не наденешь! Третьего дни письмо было. Не язык помело у тебе!
Иде он, твой сын-от? вела свое Паша и даже присвистывала и рукой махала. А на моей Манюшке весь дом держится. Она в домах полная хозяйка, захотит и тебя выгонит, на что ей дарьмовые рты?
Лукерья волновалась:
Иде сын? Воюет вот он иде!
Лошадям хвосты крутит, вставляла бабка Паша, намекая, что не в настоящих бойцах он, а в обозе, при лошадях.
И-эх, дура ты дура, ерепенилась Лукерья. В чей дом Манька-то твоя пришла? Скажи спасибо моему батюшке построил сей дом.
Известно, мироед, шамкала Прасковья. Бабка Лукерья и вообще-то недослышала, а в волнении и вовсе глуховатая становилась, так что много чего ядовитого успевала Прасковья вставить в ее речи.
Батюшкин дом, а я его дочерь.
Дочка в кочке, бормотала бабка Паша. И громче: Моя Манюшка твоего батьку в могиле не спросит прогонит, и все дела!
Убью! вдруг взвизгивала бабка Лукерья.
Но была она тяжелая. Пока слазила с печки, бабка Паша уже успевала соскочить и только виль-виль-виль по хате, а сама сик-сик-сик зигзагами. Юбчонка мятая, то подвернется сзади, то чем-нибудь залита спереди. Волосешки дыбом.
В ту военную зиму Ольга на почте в соседней деревне работала. Пришлось школу бросить мать одна такую семью не вытягивала. Да Ольга о школе не очень-то и жалела. Уже года два в нее влюблялись, записки писали, свидания назначали, и это была сладчайшая из игр.
А тут в войну разместили в их деревне воинскую часть: сколько помнит Ольга, никогда в их деревне так весело не было. Тут-то и объявился в ее жизни Пашка Волот. Она тогда не знала, после уже один адвокат ей объяснил: волотами великанами, могучанами называли людей древнего племени, которые, может, были, а может, нет. Но Паша Волот был и хорош: высок, красив, весел. По нему многие сохли. А ей вот оно, счастье, в руки, как с детства все ей в руки шло. Как же, красавица, на всю округу известная. У нее и фамилия такая была Баскова.
«Басенька», звала ее бабка Лукерья по их фамилии.
Вольга вона, неизменно поправляла ее бабка Паша, не любя и саму фамилию сватьи.
У нас все баские взрачные, басовитые. Я тоже пригожа была.
Да уж куды раскрасавица в дверь не проташшишь. Вольга в нашу породу не мясиста, поворотлива.
Лукерья либо не слышит, либо повспоминать ей хочется.
Я ж тоже, говорит она, хорошуха была: что нарядиться, что сплясать. Помнишь, как, бывало, в деревне на лошадях катались? Теперь того уже нетути.
За мужиками-то ты сама не своя.
Чего ты, сваха?
Так, говорю, так, сваха! высоким хриплым голосишком поддакивает бабушка Паша, а Ольга с сестрою давятся от смеху.
Бывалоча, на свадьбу, продолжает разнеженным голосом бабка Лукерья, самогонки нагонят, пирогов напекут! А теперя не пойми, чего и творится: ни попа, никакого закону, ни себе, ни людям.
Тебе бы все мужики да самогонка, вставляет бабка Паша, а сама сидит с краю, болтает, как девчонка, ногами.
Чего говоришь, сваха?
Верно, говорю,
окоченевшие. Устрашилась ли их подружка немыслимого расточительства и попросила дочь запереть ее, сама ли дочь, услыша, пресекла безумную эту затею, просто ли то была случайность: дочь, уходя, решила закрыть мать, а бабушка побоялась признаться, что ждет гостей, только Лукерью и Прасковью встретил большой замок. Тут же, у двери, напала Прасковья на Лукерью, что это из-за ее нарядов опоздали они на чай. А Лукерья утверждала, что во всем виновата Манька, Пашина дочь. Потом они шикнули друг на друга и прислушались в доме было тихо-тихо. Стали они стучать в дверь, звать приятельницу свою никто не откликался. Но не могли они так просто отказаться от праздника, которого ждали с утра. Праздники, что были у них когда-то, давно прошли, как бы и не существовали никогда. Впереди что ж было у них впереди-то? Сегодня им были обещаны гостины, чай. Их не мог утешить даже кусок сахара в кармане. Они еще надеялись, что соседка вышла куда на минутку и вот-вот вернется. Так часа два просидели они на холоде у двери.